Чтение 40–й страницы книги ~Аукцион~

посмотрел на часы, сказал:

- Ну, а про все дальнейшее, Джильберт, мы узнаем позже от
наших ребят, они сидят внизу... Или хотите пойти послушать
сами?

- Мне было бы крайне интересно.

- Валяйте, почему нет. Я не люблю смотреть на тех, кому
готовлю зло; сердце начинает щемить.)

Золле был бледен, до синевы бледен; он поднялся навстречу
Ростопчину и Степанову, руки не протянул, кивнул, ломко
уронив голову на узкую грудь.

- Добрый вечер, господа.

Степанова поразила перемена, происшедшая с профессором:
он еще больше похудел, щеки запали, длинные,
пронзительно-черные глаза казались потухшими.

- Поедем куда-нибудь ужинать? - спросил князь. - Я
приглашаю. Здесь довольно дорого. В районе Сохо
великолепные итальянские кабачки, очень вкусно и почти без
денег...

- Нет. Благодарю, - покачал головой Золле.

Степанов удивился:

- Почему? Я бы с радостью заправился. После полета у
меня всегда дикий аппетит...

- Я бы предпочел, - сказал Золле, - первую часть нашей
беседы провести здесь, господа, а потом - в зависимости от
результатов - будет видно, что мы станем делать дальше,

- Что с тобой, Зигфрид? - Степанов недоумевающе смотрел
на профессора. - Объясни, бога ради, я ничего не понимаю.

- Объясню, господин Степанов, - ответил Золле. - Для
этого и приехал сюда... Они сели за столик, подошел
официант, поинтересовался, что будут пить гости.

Ростопчин заказал кофе, назвал свой номер попросил
передать счет портье, внезапно побледнел, сунул под язык
пилюлю и как-то жалко улыбнулся.

- Господин Степанов, - начал Золле.

- Мы были на "ты", Зигфрид, - заметил, Степанов, - Я
чем-то тебя обидел?

Золле словно бы споткнулся; замер; произнес по слогам:

- Вы вели себя все время нечестно по отношению ко мне!

- Только не надо ссориться, - сказал Ростопчин. - Я
очень прошу вас, господа! Нам грешно ссориться. Что
стряслось?

Золле между тем, не взглянув даже на Ростопчина,
продолжал:

- Я получал неопровержимые данные о том, что вы постоянно
платили деньги господам Шверку, Цоппе и Ранненброку за те
скудные материалы, которые они получили в процессе их
поисков...

- Я?! - Степанов даже руками всплеснул; вспомнил Розена
- тот так же махал ладошками, ну, скотина, ну, прохиндей, -
но потом сразу же забыл коротышку; что это говорит Золле,
бред какой-то. - Я никогда ничего не платил никому, Зиг...
господин Золле! Все то, что делали Штайн, Тэрри и
остальные, как я полагал, делали это из чувства
справедливости, из желания помочь возвращению в музеи
награбленного.

Золле по слогам, звеняще продолжал, словно бы не слыша
Степанова:

- Вы прекрасно знаете, что я истратил все мои сбережения
на поиски! Все! До единого пфеннига! Поиск - не хобби для
меня, а жизнь! Вот, - он достал из толстого потрепанного
портфеля большую папку, - Тут записаны все мои траты. Судя
по тем суммам, которые вы переводили моим
малоквалифицированным коллегам, здесь сущая безделица, всего
восемь тысяч марок. Если вы платили им, то тем более
обязаны уплатить мне!

- Только не ссорьтесь, господа, - снова попросил
Ростопчин. - Нельзя же, право! Ты должен уплатить
Профессору Золле, если платил другим, Митя...

- Но я же не платил! - как-то жалобно, негодуя на себя
за эту жалкость, крикнул Степанов. - Откуда у меня деньги?!

- Русские иногда выкупали вещи на аукционах. Это было в
Париже и Монте-Карло, - продолжал Золле. - У меня есть
факты! Вы не смеете отрицать факты, господин Степанов.

- Ну, хорошо, хорошо, - сказал Ростопчин. - Я оплачу вам
расходы, профессор, нам нужны ваши документы о картине
Врубеля, ради этого мы и собрались здесь...

- Я мог прислать вам эти документы по почте, - тем же
звенящим голосом ответил Золле, побледнев еще больше. -
Меня привело сюда чувство негодования! За какие- то
дерьмовые бумажки господин Степанов платил другим людям,
плохим людям, с дурным прошлым, а я пустил по ветру все, что
было, как последний осел! А я не осел! - голос его
сорвался, и он заплакал. Плакал молча, только слезы
катились по щекам, быстрые старческие слезы.

- Зигфрид, Зигфрид, ну что ты?! - сказал Степанов,
положил руку ему на колено. - Нас с тобою кто-то хочет
поссорить! Это все неправда! Я был убежден, что мы
работаем от сердца, а не для денег...

- У господина Ранненброка есть расписка, данная вами, -
ответил Золле, плача по-прежнему. - И эта ваша
отвратительная ложь делает невозможным наше сотрудничество.

- Дайте телефон господина Ранненброка, - сказал Степанов,
- мы позвоним ему сейчас же.

- У меня нет оснований не верить расписке. Там была ваша
подпись!

- Это фальшивка!

- Значит, три человека, мои соотечественники, лгут, и
только вы говорите правду?!

- Повторяю, - отчеканил Степанов, - я никому, никогда и
нигде не платил денег! Я неофициальное лицо, я... Словом,
я настаиваю, чтобы мы сейчас же позвонили этому самому
Ранненсбургу!

- Ранненброку! - так же отчеканил Золле. - И мне стыдно
за вашу ложь!

- Я не стану продолжать разговор в таком тоне!

- Господа, ну нельзя же так! - лицо Ростопчина сделалось
морщинистым, стало видно, что он очень постарел. - Надо же
обо всем говорить спокойно...

Золле сбросил руку Степанова со своего колена и обернулся
к Ростопчину.

- Это вы можете говорить спокойно! И он, - кивнул на
Степанова. - А я не могу! Не могу, ясно вам!

И, резко поднявшись, выбежал из "Клариджа".

(Через две минуты после того, как позвонили из холла и
сказали, что ждут внизу на бутылку белого вина
"либефраумильх" семидесятого года - пароль, означавший, что
операция с Золле прошла успешно. Фол набрал цифры 7529712;
когда в отеле ответили, он попросил телефониста семнадцатый
номер, мистера Грибла; представился Ваксом из Нью-Йорка,
фирма по реставрации старины и скупке произведений изящных
искусств, сказал, что все улажено, серьезного конкурента во
время завтрашнего мероприятия не будет; интересующую картину
Врубеля можно взять по вполне пристойной цене, дело сделано.

Мистер Грибл только что прилетел из Америки;
действительно любитель русской старины; арендовал чартерный
рейс; последние два года он собирал коллекцию русской
живописи и икон; недавно вышел из дела с девятью миллионами
на личном счету; земли в Техасе сдавал в аренду - лишняя
подстраховка на случай "черной пятницы", инфляции типа
двадцать девятого года; земля - она и есть земля, самое
надежное вложение капитала.

- Мистер Вакс, я признателен за информацию. Гонорар, как
и уговаривались, будет переведен вам после завтрашних
торгов, спокойной ночи.

фол поднялся, закурил, прошелся по номеру; черт с ним, с
этим гонораром; все что угодно, только бы развалить троицу,
поставить крест на альянсе: Ростопчин - Степанов - Золле;
даже если немец вдруг и пошлет почтовым "экспрессом" свои
документы о том, что Врубель был похищен, Ростопчин их не
получит, вопрос проработан; Степанов тем более, да и потом
Золле не знает, где остановился красный; можно спускаться
вниз, рейнское вино со странным названием "молоко любимой
женщины" воистину прекрасно, почему бы не начать с него?!

фол позвонил Джильберту, сказал, чтобы за немцем
присмотрели, не более того; события ни в коем случае не
форсировать; он нам нужен живым и в полнейшем сознании;
сейчас джентльмен на последнем градусе истерии, возможен
срыв; я должен знать, каким теплоходом он отплывет или когда