Чтение 40–й страницы книги ~Мы все под подозрением~

На следующий день с утра в мастерской царило удивительное
спокойствие. Прокурор накануне вечером позвонил мне, и мы провели
упоительные минуты, на этот раз в "Бристоле". Сейчас я страшно хотела
спать и потому не обращала никакого внимания на атмосферу вокруг меня.
Если бы я была в нормальном состоянии, то сразу бы поняла, что это
спокойствие ничего хорошего не сулит.

Иоанна вызвала меня в кабинет Витека, которому потребовалась
программа обслуживания жилого высотного здания. Одновременно в кабинет
заглянул капитан. Отвечая на его приветствие, я прошла через
конференц-зал, после чего вернулась с программой снова через приемную, где
сидела Иоанна.

Меня удивило, что мое появление произвело на нее какое-то странное
впечатление. Она явно испугалась и смотрела на меня, моргая глазами, как
будто была чем-то неожиданно ошеломлена. Мне не хотелось спрашивать, чем я
ее так удивила, поэтому я отдала Витеку программу и вернулась в отдел.

Удивительное спокойствие продолжалось до полудня. События, которые
потом произошли, ликвидировали его совершенно.

Все началось с того, что в нашем отделе неожиданно появились капитан,
прокурор и поручик, и все трое ринулись к картине Лешека, по-прежнему
стоящей у стены. Мы не могли понять, почему это произведение искусства,
уже осмотренное ими несколькими днями раньше, вновь возбудило у них такой
интерес. Мы внимательно наблюдали за ними, а они с невероятным вниманием
рассматривали лицо изображенной там мегеры, чуть не ползая по нему носами.
Наконец они выпрямились и посмотрели друг на друга.

- Действительно, - сказал удивленно капитан, обращаясь к прокурору. -
Я вас поздравляю...

Мы смотрели на них все с большим интересом, предвкушая какую-то
сенсацию.

- Можно узнать, чем вы это рисовали? - любезно повернулся прокурор к
Лешеку.

- Гуашью, - искренне ответил Лешек. - А что, это запрещено? -
обеспокоенно спросил он.

- Вы все рисовали гуашью? Это тоже?..

Лешек посмотрел на картину, затем встал с кресла и пригляделся
поближе к тому месту, в которое стукал пальцем представитель власти.
Наконец он оторвался от созерцания и с неописуемым удивлением посмотрел
сначала в пространство, а затем на нас.

- Что это? - глупо спросил он.

- Именно об этом мы вас и спрашиваем.

- Это не гуашь, - сказал Лешек по-прежнему тоном глубокого удивления.

- А что?

Вопрос прозвучал резко, и Лешек явно испугался.

- Клянусь Богом, не знаю! Я рисовал гуашью!

- Может быту кто-то из присутствующих скажет нам, что это такое и кто
это нарисовал?

Нам недоставало только подобного вопроса, чтобы сорваться со своих
мест и кинуться к картине, потому что мы и так сидели как на иголках.

С первого взгляда я поняла, о чем идет речь, и припомнила вещество,
которым была дополнена картина Лешека. Губы чудовища были подведены
толстым слоем ярко-красной губной помады. Веслав отодвинулся от картины и
начал хохотать.

- Но это же губная помада, - сказал Витольд, удивленный не меньше,
чем Лешек.

- Вот именно. А кто это рисовал?

- Я, - признался Веслав, стараясь сохранять серьезность.

Он немедленно оказался в центре всеобщего внимания. Лешек смотрел на
него с заметным неудовольствием.

Действительно, сразу после ухода одержимого хандрой автора Веслав
закончил его произведение, дополнив макияж дамы, изображенной на
древесностружечной плите, при полном одобрении Януша и моем. Нас удивляло,
что Лешек до сих пор этого не заметил, потому что ярко-красный цвет ужасно
выбивался из прочей тональности.

Не понимая необычного интереса следственных властей к проблемам
колористики, мы с интересом ждали, что будет дальше.

- Чем вы это рисовали? - удивительно мягко спросил капитан у Веслава.

- Помадой и рисовал.

- Но вы, но-видимому, не употребляете губную помаду, - любезно сказал
прокурор. - Где вы ее взяли?

- У Ирены...

Если бы Веслав внезапно выстрелил из пушки, это не произвело бы
большего эффекта. Трое мужчин, как громом пораженные, повернулись ко мне и
застыли в молчании, глядя на меня с неописуемым удивлением. Я совершенно
не могла этого понять, потому что, в конце концов, факт заимствования у
женщины губной помады, даже ярко-красного цвета, не являлся ничем из ряда
вон выходящим.

- Это правда? - тихо спросил прокурор.

На мгновение в его глазах появилось что-то похожее на упрек.

- Разумеется, - ответила я, несколько удивленная. - Я одолжила ее
Веславу специально дня этой цели. Это в самом деле хорошая французская
помада, но цвет у нее слишком глупый, поэтому мне не было ее жаль. Я очень
редко ею пользовалась.

- Вы можете нам ее показать?

- Пожалуйста, будьте любезны...

Они забрали помаду и ушли, оставив нас в ошеломленном состоянии. Мы
смотрели друг на друга и ничего не понимали.

- В чем дело? - спросил Януш. - Признавайтесь, что вы тут накрутили с
этой помадой?

- Глупые идеи всегда за себя мстят, - удовлетворенно заявил Лешек.

Витольд задумчиво покачал головой, возвращаясь на свое рабочее место.

- Ох, что-то мне это не нравится, - проворчал он. - У меня такое
впечатление, что они на что-то напали...

Минутой позже меня вызвали в конференц-зал. Трое мужчин сидели вокруг
стола и с явным осуждением глядели на меня.

- Может быть, вы нам скажете, что это такое? - спросил кто-то из них,
указывая на предмет, лежащий на столе.

Этот предмет был самым обычным большим мужским носовым платком в
бело-голубую клетку. Платок преступника!..

- Если глаза меня не обманывают, то это носовой платок, - осторожно
сказала я.

- Чей?

- Не знаю. Я его вижу в первый раз, но предполагаю, что это тот самый
носовой платок, который вы искали.

После моего жизнерадостного замечания на какой-то момент наступило
совершенно нежизнерадостное молчание. Потом последовал еще вопрос:

- Когда вы в последний раз пользовались своей губной помадой?

- Не помню, но, по-видимому, это было довольно давно. Возможно,
ранней весной, так как тогда я носила рыжую блузку, потому что среди моей
одежды эта помада подходит только к ней.

- А случайно, не три дня тому назад?

- Нет, это исключено. Ту блузку я ношу, только когда холодно. И я не
до такой степени сумасшедшая, чтобы в другое время так глупо краситься.

- Вы останетесь здесь. Прошу вас сесть там...

Еще более заинтересованная и немного обеспокоенная, я послушно
уселась на указанное место. Прокурор явно избегал моего взгляда. В
конференц-зал вызвали Алицию, что мне очень понравилось, потому как,
наконец-то, я могла быть свидетелем чужих ответов на допросе. Алиция
вошла, посмотрела на меня без всякого удивления и уселась в ожидании
вопросов. Носовой платок убрали еще до ее прихода.

Прокурор начал беседу на тему о косметических средствах. Он показал
Алиции помаду и спросил, кому она принадлежит. Алиция осмотрела помаду,
помазала ею по руке и задумалась.

- Откуда я знаю? Идиотский цвет... Анка красится таким образом, но у
нее, помада, по-моему, светлей. Моника исключается. Может быть, Ирена? - и
неуверенно посмотрела на меня.

- Когда пани Ирена красилась ею в последний раз?

- Предпоследний, - поправила его Алиция. - Последний раз бывает перед
самой смертью. Не помню, я не обращаю внимания на такую ерунду.

- Может быть, неделю назад?

- Может... - согласилась Алиция, а у меня холодная дрожь пробежала по
спине.

- А может быть, месяц тому назад?

- Возможно, - так же согласно кивнула Алиция.

- А может быть, год? - в голосе прокурора появилась какая-то
подозрительная любезность

- Тоже возможно. Не знаю, для меня нет никакой разницы. У меня нет
чувства времени.

- Алиция, сосредоточься, ради Бога! - простонала я из своего угла,
охваченная еще большим беспокойством.

- Прошу не вмешиваться! - резко крикнул капитан.

- Ах, это нужно тебе?..

- Попробуйте точно вспомнить. Это очень важно, - в то же время сказал
прокурор, совершенно игнорируя мое существование.

Алиция уставилась на стену и начала рыться в памяти.

- Уже знаю, - вскрикнула она неожиданно. - У меня это
ассоциируется... Она использовала ее в большой массе.

Капитан посмотрел на нее ужасным взглядом, но прокурор не потерял
терпения.

- А что это значит "в большой массе"? Была вся вымазана этой помадой?