управлении. Однако это совсем не значит, что каждый полицейский знал об
этом, да и не все его люди в городском управлении, вероятно, знали.
Возможно, Блейн знал, а Хемингуэй, как ты его назвал, - нет. Блейн - подлец,
второй же просто крутой полицейский, ни плох, ни хорош, ни куплен, ни
честен, немного туповат, как я, чтобы считать, что работа в полиции - самый
разумный способ заработать на жизнь. А этот психиатр тоже никак не
вписывается. Он купил себе защищенную зону на лучшем рынке, в Бэй Сити, и он
ее использовал по необходимости. Вы никогда не узнаете, что у такого парня
на уме и на совести и чего он боится. Он мог бы очень испугаться и в
ослеплении попытаться обезвредить посетителя, тем более что он привык дурить
богатых дам, а обмануть их проще, чем бумажную куклу. А насчет твоего
пребывания у Зондерборга, мне кажется, что Блейн опасался, что доктор
узнает, кто ты, и, возможно, они рассказали Зондерборгу именно ту историю,
из которой следовало, что подобрали тебя с помутненным рассудком. Зондерборг
не знал, что с тобой делать: то ли отпустить, то ли постоянно держать под
наркотиками. Мне кажется, все было так. Блейн, вероятно, знал и про Мэллоя.
Я бы не упустил эту нить.
такси. - Я не знаю, о чем думали те парни, не знаю, тупы они или подкуплены,
- сказал Ред, - но беда полицейских в том, что они думают, будто полицейская
форма дает им что-то, чего у них до этого не было. Может быть, когда-то
действительно давала, но не сейчас. Над ними стоит слишком много
сообразительных умов. Представь, мы приходим к Брюнетту. Он не управляет
городом. Но его не должны трогать. Он вложил большие деньги в выборы мэра,
чтобы его не беспокоили с его водными такси и так далее. Если бы ему
понадобились какие-то частности, власти ему их предоставили бы. Например,
один из его дружков, адвокат, совершил наезд в пьяном состоянии, так Брюнетт
добился того, чтобы того наказали как за езду в нетрезвом виде. Были
изменены материалы следствия, а это ведь тоже преступление. Ну да Бог с ним.
Это так, для общего представления. Его занятие - азартные игры, но все
подпольные дела сейчас тесно связаны. Он может торговать марихуаной, сдирать
проценты с людей, которых устроил на работу. Он может знать Зондерборга, а
может и не знать. Но ювелирный налет? Восемь тысяч за редкое колье? Нет, он
выпадает. Представь, что натворили парни за восемь тысяч. Смешно подумать,
что Брюнетт имел что-то общее с ними.
тело не нашли бы. Ведь мало ли что зашито в одежду парня? Зачем рисковать? Я
делаю немало дел для тебя за двадцать пять долларов, а?
бизнесменов нового типа. Мы думаем о них по-старинке, как когда-то думали об
медвежатниках или об исколотых подонках-наркоманах. Крикливые полицейские
комиссары вопят по радио, что все главари подпольного бизнеса трусливые
крысы, что они могут запросто убивать детей и женщин, а потом ползать в
ногах и умолять о пощаде при виде полицейской формы. Этим комиссарам
следовало бы знать жизнь получше, а не пытаться навязывать людям чепуху.
Есть трусливые гангстеры и есть трусливые полицейские - но и тех и других
чертовски мало. А что касается людей оттуда, с верхушки общества, например,
как и сам Брюнетт, то они не пробираются туда через убийства. Они достигают
всего упорством и головой. И у них нет стадной храбрости, как у полицейских.
Прежде всего, они - бизнесмены. Что бы ни делали - все ради денег. В этом
они одинаковы во всем мире. Иногда, представь, у парня дела плохи. О'кей.
Убрать. Но они очень задумываются, прежде чем сделать это. Какого черта я
читаю тебе лекцию? - Человек, как Брюнетт, не стал бы прятать Мэллоя, -
сказал я, - после того, как тот убил двух человек.
хочешь вернуться?
смертельно ненавижу.
Глава 37
поверхности воды. Возможно, его включили для показухи, пользы от него такой
ночью ни на цент. Если же кто-нибудь захотел бы захватить один из этих
игорных кораблей, то ему пришлось бы делать дело большими силами и часа в
четыре утра, когда компания заядлых любителей поиграть значительно
уменьшалась, и продолжать испытывать судьбу оставалось лишь несколько самых
заядлых игроков. Однако экипаж, валившийся с ног от усталости, даже в четыре
утра создал бы смертельные сложности для желающих сделать деньги таким
образом. Однажды уже пытались.
направлению к берегу. Ред вел свою моторку у самой границы, очерчиваемой
лучом света. Если бы на корабле подняли луч прожектора хотя бы на пару
футов, просто ради развлечения... Но там не сделали этого. Луч лениво прошел
мимо, мы быстро пересекли линию и боком приблизились к скользкому корпусу
корабля, Двустворчатые железные двери неясно вырисовывались в темноте высоко
над нами, и, казалось, что до них невозможно добраться. Наша лодка царапнула
древний борт "Монтесито". Волна шлепалась о корпус лодки, немного ее
покачивая. Большая тень Реда выросла возле меня, и свернутая в кольцо
веревка скользнула вверх, зацелилась за что-то, хлопнув при этом, а конец
упал в ВОДУ.
штырю на капоте двигателя. Туман был достаточно густым, чтобы все казалось
нереальным, Влажный воздух был так же холоден, как пепел любви. Ред
наклонился, и его дыхание защекотало мне ухо:
установил обороты двигателя и приказал так держать лодку.
ступеньки казались очень скользкими. Наверху лестница заканчивалась у
административного строения.
измазал руки мазутом. Затем он дотянулся до первой перекладины лестницы,
подтянулся на руках и уперся резиновой подошвой ботинок в скользкую
ступеньку. Луч прожектора шарил теперь далеко от нас. Свет отражался от воды
и, казалось, заставлял ярко светиться мое лицо, но это только казалось. Над
головой раздался скрип очень тяжелых петель. Выбился бледный, желтоватый
пучок света и, как призрак, растворился в тумане. Показались очертания одной
половины грузового люка. Он не был закрыт изнутри на засов. Интересно,
почему? Раздался шепот. Слов не разобрать, но смысл понятен. Я оставил
штурвал и на шершавом борту нащупал скользкую лестницу. О, это было самое
тяжелое путешествие в моей жизни. Я очутился в хранилище, заваленном
упакованными ящиками, бочками, бухтами каната и ржавыми цепями. Я тяжело,
хрипло и часто дышал. Крысы попискивали в темных углах. Желтый свет попадал
сюда через узкую щель в дальней стене.
всегда под парами, потому что на этой посудине нет дизелей. Там, внизу,
будет, наверное, всего один парень, дежурный. Оттуда я покажу тебе
вентиляционное отверстие без решетки. Вентиляционная труба выходит на
служебную палубу. На нее всем посетителям запрещено подниматься. Дальше все
зависит от тебя.
придется плюхнуться в воду со служебной палубы, - сказал я и достал
бумажник. - Я думаю, это стоит еще небольшую сумму. Тебе хватит, чтобы
позаботиться о моем теле, как о своем.
деньги, пока я не разревелся и не намочил твою рубашку.
боишься, - он взял мою руку. Его рука была сильная, твердая, теплая и
немного липкая, - Я не знаю, чего ты боишься, - прошептал он.
оказались в длинном тусклом коридоре с корабельным запахом. Коридор вывел
нас на стальную платформу-решетку, измазанную как мазутом. Дальше пришлось
спускаться по металлической лестнице, на которой было трудно удержаться.
Мерное шипение топок наполнило воздух и заглушало все другие звуки. Мы
повернули и пошли на шипенье сквозь груды железа.
рубашке. Он сидел в плетеном кресле под висящей без абажура лампой и читает
газету при помощи черного указательного пальца и очков в стальной оправе,
принадлежавших когда-то его дедушке.
бросил руку за пазуху. Ред въехал ему по челюсти, бережно положил его на пол
и начал разрывать пурпурную рубашку на полоски.
предположил Ред.
безопасное место его очки. Мы подошли к вентиляционному отверстию, на
котором не было решетки. Я заглянул в него и ничего, кроме черноты, не
Березин Федор
Панов Вадим
Русанов Владислав
Посняков Андрей
Андреев Николай
Сертаков Виталий