окно: улица пуста, задворье хибары не просматривается чужим глазом.
голову, прижал бережно, как необыкновенной красоты и ценности вазу, с
нежностью провел по Гришиным волосам острым, заросшим щетиной подбородком,
так как руки Стручка всецело занимала поклажа.
на дворе место поудобнее; на мягкой земле - ясное дело - колоть не с руки.
У облупленной сортирной будки на стыке с чужим участком валялся осколок
бетонной плиты, неизвестно для какой надобности притащенный Стручком.
служить эшафотом Грише.
отступил шаг назад, залюбовался композицией; вкупе с бурно росшим
чертополохом и чудом уцелевшими тремя золотыми шарами, как раз
обрамляющими Гришину голову, выходило глаз не оторвешь, будто продуманный
скульптором ансамбль: золото головы и серость плиты дополняли друг друга и
трем золотым пятнам шаров казалось предопределено влиться в общий замысел
посмертного оформления.
предстоящее прощание, похороны, поминки, пригрезился памятник на вершине
холма. Голова на плите и боле ничего? Не нравился Мордасову такой
поминальный вариант; бюст куда ни шло, но голова, да еще бронзовая
напоминала такую же на Новодевичьем - круглую, как мяч, из-за коей, как
болтали, будто на десяток с лишним или сколько там лет, кладбище прикрыли.
бац-хрясь и обломок галстука по башке, шибанул аж дух перехватило. Ну,
думаю, мальчонка, даром не оставлю. Что ж за времена... каждого-всякого
огуливать по башке?.. - Мордасов слушал околесицу, молчал, мысленно желая,
чтоб на пустынном соседнем дворе так никто и не появился; на шум
разбиваемой головы могут и выскочить. Стручок, будто приговор зачитывал. -
Ну, думаю, Гриша, пионер наш площадный, ну я тебе... Нельзя спускать
оскорбления! Раз слабину выкажешь - взнуздают до смертного часа. Опять же
престиж. Мы никому не позволим умешиваться... и тэпэ. Выждал вечер,
прикидывал-то: голову с плеч сниму, как чугунок щей со стола, ан нет,
трещина обманная была, глубокостью, только понаружи бежала, и сидела
голова крепко... и так и сяк, на станцию за зубилом снырял, грузовик ятить
его душу, не мог понаддать круче, двигатель, что ли слабый или задел
касательно... Может и лучше? А то б меня не галстуком, а всей башкой
озадачило! Почитай жизни писец.
одно утешало, заборы частые, привалены по низу хворостом и листами толя -
с улицы бронзовую голову и не разглядеть.
пока Мордасов не сообразил, что пьяница таким манером руки моет, а вовсе
не готовится к трудам. Колодец поморщился.
в сторону, прикидывая, куда брызнут осколки гипсовой головы.
силенок, тщедушную фигуру повело в сторону, железяка пролетела мимо
Гришиной головы и шмякнулась о бетон. Стручок взвыл от боли, завертелся на
месте, в облаке жуткой ругани и как раз нарушая планы Мордасова бесшумной
по возможности казни.
усматривая, но вдруг кто подглядит? Засвидетельствует? Тогда пиши -
пропало. Мордасов влепил затрещину Стручку и вой нового оскорбления слился
с воплем прежней боли. Мордасов стащил кепарь с сальных вихров и заткнул
Стручку пасть. Тот подергался и затих на груди Мордасова.
к отцовской защитительной плоти. Канитель затягивалась. Стручок видно
сообразил, что сам Мордасов по соображениям высшего порядка ни за какие
коврижки за кайло не возьмется и мизерная власть над Мордасовым полыхнула
в пропитых до бесцветной голубизны глазенках. Стручок поднял кайло и со
смирением вот-вот расцветущим непокорностью, попросил:
в алюминиевой, сплошь из вмятин, кружке рассолу.
ядреной зелени навозные мухи. Стручок вернулся к кайлу, на сей раз
соразмерив размах с силенками и легонько тюкнул гипсового пионера как раз
по центру головы, чуть выше чубчика. На прическе забелела рваная царапина,
а в остальном украшение монумента, краса и гордость, всему венец - голова
ущерба не претерпела.
черт знает, частный или правоохранительный? Колодец метнулся к прогнившей
мешковине у фундамента, накрыл бронзовую голову, обернулся, заслоняя
спиной не предназначенное нечаянным взорам.
обтер о рубаху, довольно пожал плечами.
то! - Глянул с жалостью на Мордасова. - Сымай мешковину. Михалевский
мотоцикл чихнул. Будь спок, обозлился я, сейчас уконтрапупим в момент!
жена в противоположном. По воскресеньям обедали в гостиной. Мейсенская
супница, расписанная дамами в ярких нарядах и кавалерами в завитых париках
дымилась, распространяя вокруг запахи приправ, вывезенных из разных далей.
Предвиделось мясо, по центру стола в пузатой сплетенной бутылке темнело
вино, густое, красное до черноты, из подношений фирмачей. Бокалы сияли,
серебро не уступало дворцовому. Начинался обед специалиста средней
квалификации.
полотном, волновался: не грозит ли столу ущерб. Стол и стулья из цельного
дерева, резные - Николетта четыре - гарнитур не подступись. Жене удалось
растащить его на части, то есть чете Шпындро - стол и стулья, остальное
людям с Кавказа. Распиливание подобных гарнитуров по сложности напоминало
военную операцию немалых масштабов. Увлечение Аркадьевой прошловсковой
рухлядью проходило, хотелось нового, прочного...
вечеру безмолвие обоих утомляло и скандал тихо уползал под бархат штор,
отороченных тяжелыми кистями.
тратой времени приглашение на поминки к Мордасову; море разливанное
самодельного товара на ярмарке в Лужниках; звонок одной из дочерей Филина
с натужной скорбью сообщившей, что отца увезли в больницу. Больница!
Случись затяжное пребывание начальника там и выезд Шпындро осложнялся.
Осложнение выезда по тягостности ни с чем не могло сравниться, и Шпындро
решил прервать молчание, не дожидаясь вечера.
тарелки.
филинской дочери. Опасность слишком явна, слишком велика, чтобы топить
семейную солидарность в мелких раздорах. Фирме предстоял выезд - супердело
- и единство решало если не все, то многое.
Концы запрятал - не ухватишь. Кругов - жох, цену этой поездки знает не
хуже меня. Спокоен... и этим добивает. Если за ним... - Шпындро кашлянул,
- тогда и трепыхаться смешно.
принимали в их доме, много лет назад Аркадьева увлеклась, но теперь это не
имело ни малейшего значения; в их кругах понятие дружба - отвлеченное и те
же самые люди, что сиживали десятки раз за обильными столами, вне
служебных стен топили друг друга на работе именно ввиду значительной
осведомленности о подробностях личной жизни другого. Дружить взахлеб
считалось опасным, непредусмотрительным, но и держаться бирюками
недальновидно, потому и приходилось оттачивать умение балансировать на
грани хлебосольства и скрытности: многие преуспели в непростом мастерстве
и чета Шпындро более других. Сейчас Аркадьева прикидывала план
разведывательных действий: как вызнать истинные намерения Кругова?
супом на скатерть, промакнула пятнышко салфеткой.
человек по шкуркам, все легальное, отменного качества.
Кругова не меньше его собственной натаскана, утечки ожидать глупо, все
прошли одну школу жесткого отбора и жены выездных изощренностью не
уступали мужьям.
ел аккуратнее, промахи жены за столом всегда раздражали. Если Филин
загремел надолго, Шпындро остается без прикрытия, а вложено уже немало,
особенно обидно, что болезнь Филина на руку Кругову. Только непосвященный
думает: вызвали человека, предложили и поехал. Игорь Иванович проходил
предвыездной обжиг не раз и впитал намертво заповедь: не ступил на трап
самолета - не уехал, да и с трапа случалось уводили...
Зачем мне своими руками взращивать его уверенность. - Шпындро перешел к
мясу. В среду, даст Бог, завладеет подношением фирмача: что там? Грядущее
Каменистый Артем
Семенова Мария
Мацумото Сэйте
Конюшевский Владислав
Ильин Андрей
Каргалов Вадим