сидение, подскочил к такси, сунул водителю червонец.
держаться: не у каждого мужика достанет силенки. Васька еще раз предложил
хозяйке доставку домой, но, получив отказ, пришвартовался к стоянке,
дождался пустого такси и, только усадив Фердуеву, двинул по собственным
надобностям, укоряя себя по дороге, что поддался уговорам и отпустил
женщину.
Сокрушался о бедах хозяйки. Помреж о трудностях Фердуевой не трепал
никому, сама хозяйка вряд ли развяжет язык, выходит, Мишке сообщило третье
лицо, а значит: за событиями у кирпичной стены кто-то наблюдал или, того
хуже, Мишка получил наколку от исполнителей расправы или тех, кто их
подослал.
дерева, украденном, точнее списанным оборотистым директором-временщиком в
одном из творческих домов столицы, под бронзовыми канделябрами без свечей,
в свете напольной вазы-лампы в китайских драконах, под лиловым абажуром
отдыхала Фердуева. Вышло смешно, даже нелепо. Ходоки северян говорили с
ней, как в парламенте, всячески выказывая уважение, не забывая поглядывать
по сторонам: вдруг вломится кто из охраны Фердуевой и... подоспеет не ко
времени. Фердуева слушала молча, рассматривала кольца и ногти: новый
корпус института в двухстах метрах от Садового кольца не уступит ни за
что. Ходоки предложили поговорить о новом корпусе, Фердуева предложение
отклонила. Пугать ее не пугали, знали - с мадам угрозы не проходят.
Северяне прощупывали Фердуеву, и хозяйка сторожевого дела их намерения
отлично понимала. Осведомленность северян в деталях, а также знание
некоторых - по счастью, далеко не всех! - фигур прикрытия в органах власти
указывали неопровержимо на утечку сведений. Фердуева прощупывала ходоков в
свою очередь, даже вскользь намекнула, не поработают ли они на нее за
особое вознаграждение. Не клюнули - Фердуева не сильно и надеялась, но
усвоила накрепко - пытаться надо, иначе пропадешь.
Как девочка попалась. Недели две назад, может, чуть больше, из Фердуевой
извлекли охранное приспособление, а новое еще не поставили, тут и
подвернулся мастер-дверщик, и получился спектакль у стены под присмотром
Помрежа.
превращаешься в полуинвалида, сама себе не принадлежишь,
звонки-перезвонки, уговоры-переговоры, к тому же ожидание и походы к
белохалатникам, и неизбежность соседства с дурехами, вываливающими на твою
голову вовсе тебя не интересующее, и бледные рожи, осунувшиеся,
перепуганные. Первые в мире по чисткам, есть чем гордиться. А как чистят?
Мама родная! Правда Фердуевой давно причитались буржуйские аборты, без
боли, унижений и прочих привычных радостей самой бесплатной...
деньги за работу, а выполнил некачественно, попросту обманул. Использовать
мастера для оборудования подпольного цеха в подвале, обнаруженном Помрежем
и обследованном Почуваевым, она передумала. Гнать самогон индустриально
выходило хлопотно, к тому же антиалкогольщики скукожились, поджали хвосты,
похоже, смекнули, лучше греть карман самим, чем подкармливать перекупщиков
и прочую припитейную шваль. Выходило, разумнее крепить сторожевое дело,
вполне оправдывающее себя, смазанное, отлаженное.
речь, одеты... башку на отсечение - образованные, не костоломы, хотя при
необходимости... Видела, как натаскивают на дальних дачах частные курсы
восточных боевых школ. Избиение у "Белграда" ходоки делом рук своих не
признали, уверяли, что случайность. Фердуева встречала такую тактику:
нажим врассыпную, когда нажимщики ни в чем не признаются, не берут вину на
себя, хоть плачь, а у объекта их забот все валится из рук: то машину
угнали, то дачу спалили, то квартиру обчистили и попервости рассмотрения -
чистое совпадение. Всем ведомо - беда не приходит одна! Фердуева в
разорительные совпадения не верила, если кому-то из ее окружения обильно
не фартило, знала - ищи лапу, направляющую карающий меч.
сигнализировало, что на открытый конфликт со сторожевым конгломератом идти
не готовы или не хотят, возлагают надежды на усталость; наблюдала не раз
Фердуева - посадят человека под колпак и валтузят день за днем, месяц за
месяцем, бедняга подергается, порыпается и плюнет в один прекрасный день;
хуже, если за дело брались любители - тут и побои, и поножовщина и
пакости, коих Фердуева терпеть не могла, но случалось, поднимала с пола
брошенную перчатку и умела постоять за себя, отвадить костоломов, преподав
им суровые уроки.
потому что любая война требует денег, а деньги, как раз водились в
изобилии, и тылы фердуевского сообщества всегда отличались крепостью.
зябко и одиноко, и в тебе теплится чужая жизнь. Господи, скольких же
поубивала по молодости! Фердуева непроизвольно оглядела живот, потянуло на
кухню к чаю с красной икрой, стоило залететь, как вкуснее икры не сыщешь,
скорее всего внушение, а, поди ж ты, сколько лет срабатывает: убедилась
год назад - красная икра в холодильнике необходима, как анальгин или
горчичник в любом доме.
поднялась, задела абажур, желтая бахрома колыхнулась, по стенам сиганули
тени. Припала к непробиваемой двери, выкрикнула сипло:
шампанского, разбитой по случаю сдачи в эксплуатацию стальных ворот
двухкомнатного замка.
подкатывает тошнота.
баре "Жигули". Множество - жующее, пьющее, переругивающееся, хохочащее -
успокаивало, приглушало недоброе. С очередью страждущих - мокнущей,
жарящейся, мерзнущей - прижатой к стеклянным витринам бара в любое время
года железяками ограждения, ничего общего не имел. Просачивался всегда
через шашлычную "Валдай", нырял в подсобки и по круговерти коридоров
пробирался в бар, где царил бывший дружок по институту. Помрежа
обслуживали по высшему классу, креветки коих и не видел простой народ,
специально вылавливались из чана беззубыми, краснорукими старушенциями с
жутким прошлым, воблу-крупняк незаметно притаскивали в чуть замасленном
газетном листе, предлагали водку, но Помреж от "северного сияния"
воздерживался, голова трещала, да и считался все же, что за рулем; пиво -
другое дело, хоть разит, мозг не туманит; побегаешь почаще, глянь, как
стеклышко, пиво Васькин организм перерабатывал исправно. Почки отменно
фильтруют, всегда с гордостью заявлял Помреж.
витринами с марками и вспоминал детство. Бог мой, красота какая! В его
годы треугольная Тува и та слюну вышибала, тусклая, запечатанная
штемпелями, а сейчас... и названий стран Васька не видывал. Паровозы
девятнадцатого века ему глянулись, купил пакетик за пятерку, хотел еще
птичек за трояк прихватить, но утроба взвыла пустотой и оторвала Помрежа
от витрины с марками.
нависая над блондинками, десятилетиями услаждающими негоциантов с далеких
югов при деньге; ветреные офицерские жены смущенно жались к стенам
полукабинетиков; редкая студенческая пара боялась оторвать взор от
скатерти, чтоб не встретиться, упаси Бог, с укоризненным взором официанта
- наели, шантрапа, едва на чирик. Васька прянул к кухне, на ходу кивнул
девице в передничке с крахмальной наколкой на жидких волосьях, ущипнул
крутой зад синеглазой павы с блокнотиком счетов и ручкой в нагрудном
карманчике, невесело, с тоской подмигнул и, не удосужившись по старинному
знакомству задержаться, хоть словцом переброситься, побежал вдоль
кафельных стен вниз, откуда слоями поднимались запахи пива, мыла и
нечистых котлов с привкусом металлического.
лишь подлил масла в огонь. Помреж знал, что так начинаются войны, с
незначительной пограничной стычки, бескровной, вроде не намеренной.
одеколона, заказал горячее и два кувшина пива, узнав, что есть немецкое в
бутылках, бросил ключи от багажника Кольке-подносиле, велел затарить в
багажник пару ящиков.
корабль-странник в провинциальный порт. Огляделся: студентики, отстоявшие
не один час; девки яркие, жалкие с преувеличенно начерненными глазищами;
господа офицеры, как раз мужья примерно тех жен, что смущенно впадали в
изменный грех рядом, в шашлычной; денежный солидман, вдруг сподобившийся
побаловаться пивком; алкаши-долгожители без зубов, без волос, без
возраста; чиновничество всех рангов, от потертых, обшарпанных, считающих
каждую копейку до процветающих, сидящих на клапане; ухажеры не слишком
взыскательных дам, позволяющих прогуливать себя, хоть и в центральный, а
все ж шалман; случайные экземпляры мужской породы, не определяемой
Василенко Иван
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Ильин Андрей
Распопов Дмитрий