Чтение 40–й страницы книги ~Узы крови~

открытие в автомобилестроении, может быть, со времен изобретения колеса.
Вставьте это в какое-нибудь интервью. Величайшее открытие со времен
изобретения колеса!
-- Будет сделано, мистер Лаваллет.

В Белом доме президент Соединенных Штатов пил в спальне кофе, когда
вошедший помощник подал ему краткий перечень важнейших событий минувшей
ночи.
Главной новостью значилось, что Хьюберт Миллис, президент "Америкэн
автос", скончался в 1.32 ночи в Детройте.
Президент принял решение. Он отпустил помощника, открыл ящик ночного
столика и снял трубку телефона без наборного диска, затиснутого между двумя
грелками и старым номером "Плейбоя".
Он ждал, когда Харолд У. Смит снимет трубку.
Он собирался поставить Смита в известность, что КЮРЕ, этот оплот порядка в
Америке, должна быть распущена. Организация не выполнила своих функций.
Отныне придется прибегать к более традиционным средствам соблюдения
законности, таким, как ФБР. Ему всегда нравилось ФБР, особенно с тех пор,
как он сам однажды сыграл фебеэровца в кино.
Однако на звонок никто не ответил.
Президент подождал еще немного. По прошлому опыту он знал, что Смит редко
отсутствует на рабочем месте, а когда отлучается, то носит с собой
портативный спецрадиотелефон.
Прошло пять минут. По-прежнему никакого ответа. Президент повесил трубку.
Не горит, отложим приказ о расформировании на несколько часов, и все.
Несколько часов ничего не значат.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Чиун, Мастер Синанджу, позволил швейцару гостиницы "Детройт-плаза" себе
услужить.
Когда подкатило такси, швейцар в форме, напомнившей Чиуну камзолы
придворных французского Короля-Солнце, почтительно открыл для него заднюю
дверь и мягко закрыл ее после того, как Чиун уселся.
Затем с выжидательной улыбкой швейцар склонился к окошку такси.
-- Хорошо сделано, -- похвалил его Чиун. -- А теперь убери свое лицо из
поля моего зрения.
-- Видимо, вы недавно в нашей стране, сэр, -- ответил швейцар, все еще
улыбаясь. -- У нас в Америке хорошая служба обычно вознаграждается.
-- Отлично, -- сказал Чиун. -- Вот тебе в награду совет: не заводи детей,
иначе в преклонные годы их неблагодарность принесет тебе множество
огорчений.
-- Я говорил о совсем не такой награде! -- возмутился швейцар.
-- Тогда вот другая, -- проговорил Чиун. -- Людям, которые задерживают
других людей, спешащих по своим важным делам, случается, ломают шею. Вперед,
водитель!
Таксист влился в поток машин и спросил:
-- Куда едем, приятель?
-- К конторе этого автомобилыдика. Лаваллета.
-- А, "Дайнакар индастриз"! Знаю. Домчу мигом.
-- В каком это направлении? -- встревожился Чиун.
-- Направлении? Я бы сказал, на запад.
-- Тогда почему ты едешь на север?
-- Чтобы попасть на автостраду, которая идет на запад, нужно сначала
поехать на север, -- добродушно пояснил таксист.
-- О, мне хорошо известны уловки занимающихся твоим ремеслом. Направляйся
на запад.
-- Как это?
-- Очень просто. Поверни колеса на запад, и все.
-- По прямой?!
-- Плачу только за мили, приближающие нас к месту моего назначения. За
западные мили, -- сказал Чиун. -- За ненужные отклонения от заданной цели
платить не собираюсь.
-- Да как же по прямой-то? На пути могут встретиться разные пустячки вроде
небоскребов.
-- Я даю тебе разрешение такие препятствия объезжать. Но на запад,
неизменно на запад. Я тебе помогу. Буду подсчитывать за тебя западные мили,
-- сказал Чиун, уставясь на пощелкивающий таксометр.
Водитель пожал плечами:
-- Хорошо. Босс у нас -- ты.
-- Я не босс, -- поправил его Чиун. -- Я -- Мастер.
-- Ладно. Лишь бы я был водитель, -- согласился таксист. Пока они ехали,
Чиун не отрывал глаз от таксометра, но думал при этом о Римо.
Он не солгал, когда сказал Смиту, что Римо потерян для Синанджу. Появление
Римо Уильямса-старшего -- кровного отца Римо -- повело воспитанника Чиуна по
другой тропе, его жизненный путь направился прочь от Синанджу. Чиун надеялся
предотвратить это осложнение, убив стрелка еще до того, как Римо узнает о
его существовании. Не получилось.
Однако Чиун солгал, когда сказал Смиту, что Римо мертв. В некотором смысле
оно, конечно, так и было. Без направляющей руки Чиуна, удерживающей ученика
в русле правильного дыхания и -- шире того -- существования вообще, могучие
возможности Римо скоро ослабнут и, может быть, исчезнут совсем. Так уже
бывало раньше, когда Римо оставался один, без Чиуна. Не исключено, что это
может случиться и теперь. Римо перестанет быть Синанджу.
Но чего Чиун опасался пуще всего, так это что Смит, узнав, что Римо не
умер и существует неподконтрольно
Чиуну, прикажет убить Римо, и связанный контрактом
Чиун будет вынужден подчиниться приказу.
Время для крайних мер еще не пришло. Еще не упущен последний шанс вернуть
Римо в лоно Синанджу.
Вот почему этим прохладным утром Чиун направился к автомобильщику. Не ради
автомобильщика. Не ради Смита. И уж, конечно, не ради того, чтобы послужить
этой дурацкой стране белых людей, которым -- всем до единого -- неведома
благодарность.
Чиун ехал туда в надежде, что если на жизнь этого Лаваллета будет еще одно
покушение, предполагаемый киллер придет туда не один, а прихватит с собой
Римо.
Тогда-то все и разрешится, думал Чиун. На веки веков.
К заводу "Дайнакар индастриз" такси подъехало сорок минут спустя.
-- Сорок девять долларов двадцать пять центов, -- сказал таксист. Было бы
в три раза меньше, если бы они ехали по автостраде.
-- Цена разумная, -- кивнул Чиун, порылся в складках кимоно и выудил
оттуда одну из новеньких, только что выпущенных правительством США
сувенирных золотых монет с обозначенным достоинством пятьдесят долларов.
Таксист посмотрел на нее скептически:
-- Что это такое?
-- Что видишь. Пятьдесят долларов золотом. Американских.
-- А чаевые? Только не надо мне пудрить мозги этим "не заводи детей"! У
меня их уже девять. Потому-то мне и нужны чаевые.
-- Вчера котировка этих монет на Лондонской бирже равнялась четыремстам
сорока шести долларам двадцати пяти центам. На мой взгляд, триста девяносто
семь долларов -- весьма приличные чаевые за езду в правильном направлении.
-- Откуда мне знать, что она настоящая? -- усомнился водитель.
-- Когда через пять секунд ты умрешь из-за своего дерзкого языка, я выну
вторую такую же и, чтобы облегчить переход в мир иной, положу их тебе на
веки. Достойно ли пользоваться для такого дела фальшивкой?
-- Так это что, настоящее золото?
-- А я тебе что говорю?
-- И стоит взаправду четыреста сорок шесть долларов?
-- Четыреста сорок шесть долларов двадцать пять центов, -- поправил его
Чиун.
-- Хотите, я подожду, чтобы доставить вас обратно в отель? -- спросил
таксист.
-- Не хочу, -- отказался Чиун.
Охранника у ворот огромной пустующей автостоянки "Дайнакар индастриз"
заинтересовало, что за дело привело Чиуна на завод.
-- Это мое дело, а не твое. Дай пройти.
-- Что ты не служащий, это точно. В такой-то одежке! Вот что, без разового
пропуска впустить не могу. У тебя есть пропуск, а, старина?
-- Есть, -- Чиун поднял открытую ладонь к носу охранника. -- Пожалуйста.
Охранник поглядел, ожидая увидеть в ладони удостоверение, но ничего не
увидел. Не увидел в первый раз, потому что ладонь оказалась пустой. А во
второй -- потому что Чиун ухватил его за нос большим и указательным пальцами
и сжал так, что все поплыло перед глазами, и охранник рухнул прямо на стул в
своей будочке.
Проваливаясь в беспамятство, охранник в последние полсекунды все-таки
понял, что с ним произошло. Он слыхивал раньше, что есть в человеческом теле
чувствительные нервные окончания, и если на них нажать особым образом, то
человек теряет сознание. Но ему было невдомек, что такие нервы имеются в
кончике носа.
Часа через три очнувшись, он все еще обдумывал эту мысль.
В огромном пустом гараже Лайл Лаваллет сидел за рулем своего "дайнакара" и
тихонько рычал, изображая работу мотора. Что он не один, Лаваллет заметил
только тогда, когда машина слегка накренилась направо.
Повернув голову, он увидел рядом с собой преклонных лет старика-азиата в
красном парчовом, затканном шелком кимоно.
-- Я -- Чиун, -- сказал старик. -- Я здесь для того, чтобы охранять твою
никчемную жизнь.
Лаваллет узнал старика. Это был тот самый китаец, который на демонстрации
"дайнакара" телом прикрыл Джеймса Ривелла от пуль.