Чтение 5–й страницы книги ~Звезда Кэц~

- Нет. Может быть, немного вспотеете - не больше. Ведь оболочка ракеты
состоит из трех слоев. Внутренний - прочный, металлический, с окнами из
кварца, прикрытыми слоем обыкновенного стекла, и с дверями, термически
закрывающимися. Второй - тугоплавкий, из материала, почти не проводящего
тепла. Третий - наружный - хотя и относительно тонкий, но из чрезвычайно
тугоплавкого металла. Если верхний слой накалится добела, то средний
задержит тепло, и оно не попадет внутрь ракеты, да и холодильники
отличные. Холодильный газ непрерывно циркулирует между оболочками,
проникая через рыхлую среднюю малотеплопроводную прокладку.

- Вы, доктор, настоящий инженер, - с восхищением сказал я.

- Ничего не поделаешь. Ракету легче приспособить к человеческому
организму, чем организм к необычным условиям. Поэтому техникам приходится
работать в контакте со мною. Посмотрели бы вы первые опыты. Сколько
неудач, жертв!

- И человеческие были?

- Да, и человеческие.

У меня по спине забегали мурашки. Но отступать было поздно.

Когда я вернулся в гостиницу, Тоня радостно сообщила мне:

- Я уже знаю - все прекрасно устроилось. Мы вылетаем завтра, ровно в
полдень. С собою ничего не берите. Утром, перед полетом, мы примем ванну и
пройдем дезинфекционную камеру. Вы получите стерилизованное белье и
костюм. Доктор сказал, что вы совершенно здоровый человек.

Я слушал Тоню как во сне. Страх поверг меня в оцепенение. Думаю, не
стоит говорить о том, как я провел последнюю ночь на Земле и что
передумал...

6. "ЧИСТИЛИЩЕ"

Настало утро. Последнее утро на Земле. Я тоскливо посмотрел в окно -
светило яркое солнце. Есть не хотелось, но я заставил себя позавтракать и
отправился "очищаться" от земных микробов. Эта процедура заняла больше
часа. Врач-бактериолог говорил мне о каких-то головокружительных цифрах -
миллиардах микробов, гнездившихся на моей земной одежде. Оказывается, я
носил на себе тиф, паратиф, дизентерию, грипп, коклюш и чуть ли не холеру.
На моих руках были обнаружены синегнойные палочки и туберкулез. На
ботинках - сибирская язва. В карманах проживали анаэробы столбняка. В
складках пальто - возвратная лихорадка, ящур. На шляпе - бешенство, оспа,
рожа... От этих новостей я впал в лихорадку. Сколько невидимых врагов
ожидало случая, чтобы наброситься на меня и свалить с ног! Что ни говори,
а Земля имеет свои опасности. Это немного примирило меня с звездным
путешествием.

Мне пришлось перенести промывание желудка, кишок и подвергнуться новым
для меня процедурам облучения неизвестными аппаратами. Эти аппараты должны
были убить вредные микробы, гнездившиеся внутри моего организма. Я был
порядком измучен.

- Доктор, - сказал я. - Эти предосторожности не достигают цели. Как
только я выйду из вашей камеры, микробы вновь набросятся на меня.

- Это верно, но вы, по крайней мере, избавились от тех микробов,
которые привезли из большого города. В кубическом метре воздуха в центре
Ленинграда находятся тысячи бактерий, в парках только сотни, а уже на
высоте Исаакия лишь десятки. У нас на Памире - единицы. Холод и палящее
солнце, отсутствие пыли, сухость - прекрасные дезинфекторы. На Кэце вы
снова попадете в чистилище. Здесь мы очищаем только начерно. А там вас
подвергнут основательной чистке. Неприятно? Ничего не поделаешь. Зато вы
будете совершенно спокойны за то, что не заболеете никакими инфекционными
болезнями. По крайней мере, там риск сведен до минимума. А здесь вы
рискуете ежеминутно.

- Это очень утешительно, - сказал я, облачаясь в дезинфицированное
платье, - если только я не сгорю, не задохнусь, не...

- Сгореть и задохнуться можно и на Земле, - перебил меня доктор.

Когда я вышел на улицу, наш автомобиль уже стоял у тротуара. Скоро и
Тоня вышла из женского отделения дезинфекционной камеры. Она улыбнулась
мне и села рядом. Автомобиль тронулся в путь.

- Хорошо промылись?

- Да, баня была прекрасная. Смыл триста квадриллионов двести триллионов
сто биллионов микробов.

Я посмотрел на Тоню. Она посвежела, загорела, на щеках появился
румянец. Она была совершенно спокойна, словно мы собрались в парк
культуры. Нет, хорошо, что я согласился лететь с нею...

Полдень. Солнце стоит почти над головой. Небо синее, прозрачное, как
горный хрусталь. Блестит на горах снег, синеют застывшие ледяные реки
ледников, внизу весело шумят горные ручьи и водопады, еще ниже зеленеют
поля, и на них, словно снежные комья, видны стада пасущихся овец. Несмотря
на жгучее солнце, ветер приносит ледяное дыхание гор. Как красива наша
земля! А через несколько минут я оставлю ее и полечу в черную бездну неба.
Право, об этом лучше читать в романах...

- Вот наша ракета! - радостно крикнула Тоня. - Она похожа на рыбий
пузырь. Смотрите, толстенький доктор уже ждет нас.

Мы сошли с автомобиля, и я по привычке протянул руку доктору, но он
быстро спрятал руки за спину.

- Не забывайте, что вы уже дезинфицированы. Не прикасайтесь больше ни к
чему земному.

Увы, я отрешен от земли. Хорошо, что Тоня тоже "неземная". Я взял ее
под руку, и мы направились к ракете.

- Вот наше детище, - сказал доктор, указывая на ракету. - Видите - у
нее нет колес. Вместо рельсов она скользит по стальным желобам. В корпусе
ракеты есть небольшие углубления для шаров, и она скользит на этих шарах.
Ток для разгона дает земная электростанция. Проводом служит металлический
лоток-желоб... А у вас уже нормальный цвет лица. Привыкаете? Отлично,
отлично. Передайте мой привет небожителям. Попросите врача Анну Игнатьевну
Меллер прислать с ракетой "Кэц-пять" месячный отчет. Это очень симпатичная
женщина. Доктор, имеющая самую малую в мире практику. Но дела у нее все же
хватает...

Волчье завывание сирены заглушило слова доктора. Люк ракеты открылся.
На землю спустился трап.

- Ну, вам пора! Всего хорошего! - сказал доктор, вновь предупредительно
пряча руки за спину. - Пишите.

Трап имел всего десять ступеней, но пока я поднимался, у меня сильно
забилось сердце. Вслед за мною вошла Тоня, за нею механик. Пилот уже давно
сидел на месте. Мы с трудом разместились в узкой камере, освещенной
электрической лампой. Камера была похожа на кабину маленького лифта.

Дверь крепко захлопнулась. "Как крышка гроба", - подумал я.

Связь с Землей была прервана.

7. КОРОТКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

Ставни в окнах нашей каюты были закрыты, я не видел, что делается
снаружи, и напряженно ждал первого толчка. Стрелки часов сошлись на
двенадцати, но мы оставались совершенно неподвижными. Странно.
По-видимому, что-то задержало наш отлет.

- Мы, кажется, двигаемся! - сказала Тоня.

- Я ничего не чувствую.

- Это, вероятно, потому, что ракета медленно и плавно идет на своих
шарах-колесах.

Вдруг меня легко откинуло на спинку кресла.

- Конечно, движемся! - воскликнула Тоня. - Чувствуете? Спина все больше
придавливается к спинке кресла.

- Да, чувствую.

Но вот раздался грохот взрыва, он перешел в вой. Ракета задрожала
мелкой дрожью. Теперь уже не было никаких сомнений: мы летели. С каждой
секундой становилось все теплее. Центр тяжести начал перемещаться на
спину. Наконец стало казаться, будто я не сижу в кресле, а лежу на спине в
кровати, приподняв над собой согнутые в коленях ноги. Очевидно, ракета
принимала вертикальное направление.

- Мы похожи на жуков, перевернутых на спину, - говорила Тоня.

- Да еще придавленных сверху хорошим кирпичом, - добавил я. - Довольно
сильно давит на грудь.

- Да. И руки стали свинцовыми - не поднять.

Когда взрывы прекращались, становилось легче. Несмотря на изоляционные
прослойки и холодильники, было очень жарко: мы пролетали через атмосферу -
ракета нагревалась от трения.

Опять передышка. Взрывов нет. Я вздохнул свободнее. Вдруг короткий
взрыв, и я почувствовал, что валюсь на правый бок. Конечно, крушение.
Сейчас мы грохнемся о Памир. Я судорожно хватаюсь за плечо Тони.

- Наверное, столкновение с болидом... - бормочу я.

Лицо Тони бледно, в глазах испуг, но она говорит спокойно:

- Держитесь, как я, за спину кресла.

Но вот положение ракеты выравнивается. Взрывы прекращаются. В ракете
становится прохладнее. По телу распространяется ощущение легкости. Я
поднимаю руки, болтаю ногами. Как приятно, легко! Пытаюсь встать на ноги
и, незаметно отделившись от кресла, повисаю в воздухе, затем медленно
опускаюсь в кресло. Тоня размахивает руками, как птица крыльями, и поет.
Мы смеемся! Изумительно приятное ощущение.

Внезапно ставня иллюминатора открывается. Перед нами небо. Оно сплошь