яйцеголовому эмиру с явными садистскими замашками? Да от всей широты
необъятной славянской души! Селиму ибн Гаруну аль-Рашиду лучше было бы не
ждать неизбежного, а резко прятаться где-нибудь в замороженных Гималаях,
приняв монашество и отрекшись от всех земных благ. Эмир этого не сделал он
просто не знал, что по барханам пустыни уже идет его самый страшный ночной
кошмар, Багдадский вор - Лев Оболенский!
x x x
близко, расстояния в пустыне обманчивы. А ходить по песку совсем не то, что
по асфальту: ноги проваливаются по щиколотку и быстро устают. Спустя пару
часов Лев взмок, как собака, снял чувяки, сунув их за пазуху, но каждый шаг
все равно давался с большим трудом. Опытный Хайям отправил его в путь на
рассвете, когда солнце еще не вошло в силу и можно было успеть добраться до
места, не рискуя изжариться живьем. Для любого жителя Средней Азии трех-,
четырехчасовая прогулка утречком по прохладному песочку была бы сущим
развлечением, но изнеженному городским транспортом москвичу это казалось
разновидностью смертной казни. Оболенский не помнил, где упал в первый раз,
как потерял мешок с лепешками (воду он выдул еще в начале пути)... и,
кувыркаясь с очередного бархана, смачно ругался матом. Его лицо и руки
мгновенно обгорели на солнце, став красными, словно их долго натирали
наждачной бумагой. А обещанный караван спокойненько прошел бы мимо, ибо
спешил в Багдад, но Лев умудрился опоздать даже на опаздывающий караван
(если так можно выразиться)... Его спасло только то, что замыкающей
верблюдице неожиданно приглянулась одинокая колючка, и, пока она ее
дожевывала, наш путешественник на пузе съехал вниз с соседнего бархана.
Погонщик уже тянул верблюдицу назад, на караванную тропу, как вдруг узрел
молодого человека, поймавшего бедное животное за хвост.
Гюльсар, или я отважу тебя кизиловой палкой!
горло пересохло, он пытался что-то объяснить, не сумел и в нескольких
супервыразительных жестах дал понять азиату, что устал, что хочет пить, что
очень торопится в столицу эмирата, что у него плохое настроение и что если
погонщик ему не поможет, то...
посмел мне показывать руками такое?! Эй, правоверные!!! Сайд, Идьдар,
Абдулла, Бахрам, все сюда, здесь оскорбляют мусульманина!
демократичный язык жестов у разных народов может иметь разное значение.
Караванщики сбежались на вопли товарища, как на сигнал боевой трубы.
Оболенского мигом окружило человек шесть с палками, плетками, а кое-кто и с
кривыми ножами за поясом. Лев уже скромненько выпустил верблюжий хвост, а
погонщик все кричал, будто его обозвали плешивым пьяницей, не имеющим рода и
не знающим имени отца, да еще и сожительствующим с собственной косоглазой
верблюдицей! Все ахали, возмущенно качали головами, цокали языками и уж
совсем было взялись проучить бродягу-наглеца, как в дело вмешался сам
караван-баши.
местам, негодные лентяи! - Потрясая камчой, толстый человек на низкорослой
лошадке сразу разрешил все проблемы. Поняв по одежде и манере властного
хамства, что перед ним начальство, Оболенский отвесил поясной поклон, присел
в реверансе, отдал честь и на всякий случай еще отсалютовал рукой на манер
"хайль Гитлер!".
похотливым нравом, жадностью, подлостью и всеми отрицательными качествами,
приличествующими прожженному восточному купцу. Он мигом оценил рост и
сложение виновника остановки, прикинул, сколько могут уплатить за такого
раба на невольничьем рынке, и, махнув плетью, приказал дать Льву воды.
Оболенский тоже был не дурак и умел худо-бедно разбираться в людях, поэтому,
одним глотком осушив предложенную пиалу, он тягуче заныл чем-то безумно
знакомую мелодию:
ваш покой. Мы сами люди не местные, сюда приехали случайно, на вокзале у нас
покрали билеты и деньги... А-а-а-я, поможите, кто чем может!
стременах и угрожающе замахнулся камчой. Если он привык поднимать руку на
беззащитных людей, то в этот раз глубоко просчитался. Даже не моргнув
глазом, благородный потомок русского дворянства вздернул подбородок и
ледяным тоном сообщил:
инкогнито по пустыням с секретным заданием и даю отчет в своих действиях
должностным лицам званием никак не ниже генерал-майора!
взглядом потрепанного афериста. Караван-баши мало что понял, но уловил общую
концепцию: этот тип слишком самоуверен для простого бродяги. Поэтому он
широко улыбнулся и приветливо предложил:
давай своему гневу разгореться, о храбрый юноша, пойдем со мной, и ты
откроешь мне имя твоих благородных родителей.
всадником пошел, справедливо полагая, что влияние этого толстого негодяя он
сумеет использовать с выгодой для себя. Ну, в самом крайнем случае просто
украдет лошадь и сбежит... Правда, ездить он не умеет, но как именно надо
красть лошадей, Оболенский откуда-то знал. Спасибо джинну...
угостил мягкими лепешками, овечьим сыром и даже пообещал дать вина, как
только караван остановится на ночь. Лев царственно-небрежно принимал все
знаки внимания, о своем "уголовном происхождении" разумно помалкивал и на
неприятности не нарывался. Монеты, данные ему на дорогу дедушкой Хайямом, он
так и хранил завязанными в поясе, никому ничего особенно оплачивать не
собираясь. Старик немного переувлекся, вбивая в его буйную голову этикет
воровской чести. Не знающий разумных пределов, россиянин охотно впадал в
крайности и мысленно поклялся себе: впредь ничего не покупать, а только
красть, красть и еще раз красть! К тому же караванщики, включая погонщиков и
охрану, казались такими наивными, что не обворовать их было бы просто
грешно... И, невзирая на предупреждения мудрого Хайяма ибн Омара, Лев твердо
решил этой же ночью обокрасть весь караван! Вообще-то первоначально он и сам
караван намеревался спереть (в смысле, всех вьючных животных с поклажей, а
также личные вещи невинных граждан), но вовремя понял, что сбагрить такой
товар в пустыне будет непросто, а дорогу на Багдад он в одиночку не
найдет... Путь был долгим. Мерная верблюжья поступь выматывала до тошноты.
Дважды Оболенский просто засыпал, уткнувшись носом в пушистый холм
верблюжьего горба. Оба раза просыпался оттого, что его страшно кусали
какие-то мелкие паразиты, которые разгуливали по кораблям пустыни, как по
натертой палубе. Солнце палило нещадно! Если бы не старая добрая тюбетейка,
наш москвич давно свалился бы с тепловым ударом. Пыль летела в нос, пески
казались нескончаемыми, а Лев начинал все сильнее задумываться над одним
очень принципиальным вопросом: если он родился и вырос на Востоке, как и все
его предки, так отчего же ему тут так... некомфортно?! Где-то на исходе дня
Гасан-бей объявил привал, и Оболенский уже точно знал, за что он не любит
свою "малую родину" - за жгучий песок, несусветную жару и блохастых
верблюдов!
x x x
походном шатре, караванщики лишь криво улыбнулись. Древние традиции
восточных народов вполне официально позволяли взрослому мужчине возить с
собой мальчиков для "согревания постели". И хотя возраст нашего героя давно
перешагнул даже за предельные границы юношества, подобное приглашение со
стороны купца не выглядело чем-то противоестественным. В самом деле, за еду,
питье и охрану следовало платить, а раз молодой человек не предлагает денег,
значит, он готов расплатиться иначе. Единственной наивной душой, не
ведающей, зачем его пригласили в шатер, был сам Лев Оболенский. Где-то в
самых затаенных глубинах его памяти, на уровне тонкого подсознания,
отложилась мысль о том, что если тебя зовут в отдельный закуток, намекая на
выпивку, - то будет пьянка! Обычная мужская пьянка, на всю ночь, с долгими
разговорами о женщинах и политике, короткими тостами, гранеными стаканами,
килькой, колбасой и малосольными огурцами. Потом короткий сон, мучительное
похмелье, пустые карманы и смутное ощущение полной амнезии... Примерно это и
считается в России - "хорошо посидеть". У Гасан-бея были иные планы...
воздав хвалу Аллаху, наполним маленькие, китайского фарфора пиалы, дабы
сердца наши возвеселились, а уста возрадовались!
накрытый купцом дорожный дастархан. - Только пить из этих пипеток я не буду
- это ж срамотища полнейшая! Неужели нельзя достать нормальную посуду?
какой... Будем пить на равных!