в самом деле! Согласно последнему указу, никаких разбойников в природе не
существует. Грабь на здоровье! .. Только ведь не годишься ты, братец, в
разбойники. При твоей-то любви к пустыням! ..?
досточтимый Ар-Маура. И какая отчаянная храбрость! Ковриком снабдил, вы
подумайте! ..
нет... Разбойников тоже... А как же тогда облава на тезку Шарлаха?.. Почти
тезку... За что ловить-то, если не разбойник?..
Ар-Шарлахи так и не понял, что это было. Язык лунного света, пока он спал,
спустился по грубой старинной кладке и теперь готов был лизнуть песчаное дно
колодца. Голенастое созвездие Ганеб сместилось, ушло за каменную кромку.
Вот-вот покажется краешек холодного яркого диска.
стражников, кто-то лениво и негромко выругался, помянув разбойничью злую
луну, четырех верблюдов и кивающие молоты в придачу.
шорох и сдавленный вздох. Вот оно что! Оказывается, в яму спустили на
веревке еще одного узника... Обычное развлечение стражников: отдают канат не
до конца, и приходится спрыгивать чуть ли не с высоты человеческого роста.
Этот-то шум падения, надо полагать, и разбудил Ар-Шарлахи.
хрипотцой, мальчишеский голос.
темноте снова зашуршало, и другой голос, низкий и властный, буркнул:
пойдет, то к утру в этой яме станет тесновато... Надо же, сразу двоих
подсадил! Для более крепкого сна, не иначе...
узника замерли. Наконец обладатель низкого грубого голоса приказал ворчливо:
Такое впечатление, что мальчишка опасался выпрямиться, дабы не попасть в
косой поток лунного света.
Прошло несколько секунд, прежде чем старший узник издал некое задумчивое
рычание.
отличался вежливостью. Если он будет продолжать в том же духе... Однако
нового вопроса не последовало. Надо полагать, обладатель грубого властного
голоса полностью удовлетворил свое любопытство.
видно, на старшего, и вновь занялся Ар-Шарлахи.
стал злым, опасным.
Выбеленная луною часть вогнутой стены бросала слабый отсвет на его юного
собеседника. Среднего роста мальчуган, лет семнадцати, наверное. Вроде
склонен слегка к полноте, как горожанин... А вот одет по-кочевому: балахон,
головная накидка, лицо прикрыто повязкой...
бешенства. Странно... Отчаянным, что ли, хочет прослыть? Это в яме-то! ..
Тут ведь чуть что - сразу стражники прибегут, и товарищ твой низкоголосый
тебе не поможет... Да потом еще судье доложат...
сосчитал до пяти. Потом снова подался к Ар-Шарлахи.
сорвалось... В одной ведь яме сидим, а ты все владыку из себя строишь! .. На
сколько тебя укатали-то?
заката солнца ноги моей здесь быть не должно...
и мы...
этим сказать - неясно...
Передвигался он по-прежнему пригнувшись. Два голоса забубнили, зашептались
неразборчиво. Ар-Шарлахи удалось различить лишь отдельные слова:
до рассвета в каменный колодец, такие слова звучали несколько неуместно.
Впрочем, глаза у него уже снова слипались, так что к бормотанию их он особо
и не прислушивался...
подкрадывался к маленькому оазису. Луна, успевшая перекатиться на другую
половину неба, вымывала из мрака фигуры трех стражей на краю колодца,
налитого теперь чернотой почти доверху.
восхода до заката солнца, чтобы ты, справедливо приговоренный Ар-Шарлахи,
покинул пределы этой тени. Если же ты, случайно или умышленно, задержишься в
пределах тени после заката, знай, что судья именем государя приговорит тебя
к казенной каторге до Зибры и обратно. - Глашатай сделал положенную паузу и
приказал негромко:
Поднявшийся на ноги Ар-Шарлахи наклонился, чтобы скатать коврик, но тут его
жестко взяли с двух сторон за локти и ткнули лицом в песок, едва не сломав
шею. К счастью, глаза он успел зажмурить, а ноздри спасла повязка. Мощная
мужская рука влезла под головную накидку, рванула за волосы, и Ар-Шарлахи
почувствовал, как на горле его захлестнулась удавка. Рванулся, но был прижат
к песку, потом навалившаяся тяжесть ослабла, зато петля стянулась рывком.
зашевелился, уходя вверх, смутный белый балахон - самозванец лез по веревке.
Рванулся еще раз, но удавка перекрыла ток крови, в ушах зазвенело, сплелись
и расплелись перед глазами черно-багровые кольца, а дальше сознание покинуло
Ар-Шарлахи.
злобное быстрое дыхание. Память не утратила ни момента из того, что
произошло. Бродяга с грубым властным голосом воспользовался его именем и был
отпущен на свободу. Да что же это они, одного узника от другого отличить не
могут?.. Ах да, стражники же сплошь голорылые, мы для них все на одно
лицо... Тем более ночью... Ар-Шарлахи дернулся, и затяжка на горле стала
жестче. Закричать? Бесполезно... Раскормленный, как горожанин, подросток
был, конечно же, слабее, но позиция его была куда более выгодной.
все выплывет наружу... Ар-Маура знает меня в лицо...?
несподручнее, и что-то в движении этом поразило Ар-Шарлахи... Да ослепи тебя
злая луна! Какой подросток? Какой, занеси тебя самум, подросток? Как можно
было этот слегка охрипший высокий голос принять за ломающийся
мальчишеский?.. На спине Ар-Шарлахи лежала женщина, одетая по-мужски! Лежала
- и то ослабляла, то затягивала удавку...
бы снова лишившись чувств. Удавка мигом ослабла, и Ар-Шарлахи тут же скинул
руки к горлу, успев запустить пальцы под тонкую жесткую веревку. Уперся лбом
в песок, стал на колени, качнулся обманно влево, а потом резко повалился на
правый бок, придавив плечом руку душительницы. Последовал приглушенный
кошачий взвизг, а затем удар растопыренными пальцами в прикрытую повязкой
щеку. Должно быть, метила в глаза, но в темноте промахнулась... Ар-Шарлахи
схватил гадину за плечи и вмял спиной в песок. ?Придушу! ? - задыхаясь,
подумал он, но тут маленькие сильные руки сорвали с него повязку, а в
следующий миг Ар-Шарлахи был атакован самым неожиданным образом. Смутное
пятно лица метнулось навстречу, и рот узника внезапно ожгло жадным поцелуем.
движением он сбросил с шеи удавку, но вот оторвать от себя незнакомку
оказалось куда труднее.
свидетелем разбойничья злая луна, но Ар-Шарлахи так и не понял, каким
образом могло случиться, что их смертельная схватка перешла в схватку
любовную. Он был настолько ошарашен этой внезапной сменой тактики, что
вскоре ничего уже не соображал... Причем стоило опомниться хотя бы на миг,
как страсть незнакомки вскипала с удвоенной силой, и Ар-Шарлахи вновь терял
голову. Чувство времени он при этом, естественно, утратил. Когда же они
наконец, тяжело дыша, поднялись с измятого песка и, отступив на шаг,
уставились друг на друга - в каменный колодец уже лился серенький