плавания сушеная рыба поперек горла стала. С души воротило от чада
жаровен.
красную трубу, закрученную спиралью. Тощий гончар перехватил недоуменные
взгляды греков. Взял коричневыми руками трубу, сунул узкий ее конец в рот
- из пасти раструба вырвался громовой звук. Диомед испугался - побежал
было, но тут же любопытство превозмогло страх. Вернулся, жестами показал
гончару: позволь, дескать, дунуть разок. Пристроился, дунул - труба издала
лишь жалкое хрипение. Как ни пыжился Диомед, как ни надувался воздухом,
ничего у него не получалось, только слюней напустил в трубу. Уж и народ
стал вокруг собираться. Горгий силком оттащил матроса от диковинки. Не
любил привлекать внимание.
Бойко торговались тартесские женщины - все они были закутаны в темные
пеплосы, у всех на головах кожаные митры, от которых с боков свисали,
прикрывая уши, медные диски. Горгий поглядывал на женщин, иные были
красивы броской южной красотой.
мальчишкой увез его милетский купец из родной Колхиды. Но чудились
почему-то в резко очерченных лицах тартесситок полузабытые черты...
тартесский говор. Давно замутнились в памяти видения колхидских гор, давно
отзвучала в ушах речь тамошних иберов. В Милете, а затем в Фокее, куда был
продан Горгий в рабство заезжему купцу, привык он считать родным греческий
язык. Отчего же взволновал его базарный гомон в чужом, безмерно далеком
городе?
жарко сверкал на солнце купол храма. На крепостных башнях скучала стража.
Просторное небо было пустым и выцветшим от зноя. Все чужое. Все непохожее.
Откуда ж эта странная тоска? Почему богам угодно повернуть его мысли к
началу жизни?
рысью въехал конный отряд. Всадники в защитных доспехах из толстой желтой
кожи рассыпались по рядам, опрокидывая лошадиными крупами, а то и смахивая
копьями с прилавков товары. Торговцы с воем кинулись кто куда, прижимая к
груди плетеные корзины, пифосы, мешки. Всадники, гогоча, вытягивали их по
спинам, по головам мечами в кожаных ножнах. Храпели, взвивались на дыбы
кони. Кого-то связали веревками, погнали с площади. Иные торговцы
торопливо совали всадникам серебряные монеты - этих не трогали. Ручьями
растекалось вино из разбитых сосудов, перемешиваясь с маслом, рыбьим
рассолом, конским навозом. Заскрипели повозки, ошалелые возничие понукали
медлительных быков. Рыбаки попрыгали в свои лодки, шестами отталкивались
от берега.
что так неожиданно превратилось в побоище.
южного берега острова. Улицы здесь были вымощены тесаным камнем, дома
сложены из желтовато-белого известняка. Над глухими стенами свешивались
пыльные ветви деревьев.
понятно: в квартале жили купцы Тартесса и кормчие принадлежавших им судов.
А мошна у тартесских купцов набита туго - всему миру известно.
Критий, наставляя Горгия перед отплытием из Фокеи. Его же первым назвал
нынче блистательный.
отягощенный одеждой, сидел он на мягких подушках на краю бассейна, свесив
ноги в воду, - важный, толстощекий, с завитой бородой. Раб отгонял от него
опахалом мух. Горгий не заставил себя упрашивать - подобрал полы гиматия,
скинул сандалии, тоже погрузил ноги в прохладную водичку.
почему гам Критий не приплыл в Тартесс. Важно покивал, услышав в ответ,
что почтенный фокейский купец болеет животом да и по старости лет
опасается пускаться в столь далекое плавание. Искоса посмотрел на Горгия,
спросил, какие товары желательны Критию.
Горгий об опасности персидского нашествия, о нужде в хорошем оружии для
защиты Фокеи.
с Оловянных островов. Медь тоже найдется. А бронзу из них вы и сами умеете
выплавлять.
Сильно просит тебя Критий продать, - тут Горгий стал загибать пальцы, -
мечи, наконечники копий в пол-локтя, нагрудные латы, поножи из черной
бронзы.
расслышал, фокеец. Я тебе толкую про олово.
перерубает обыкновенный. Понимаю, это ваша тайна, но ведь я не
допытываюсь, как ваши оружейники плавят ее...
глядя, протянул руку назад, принял от раба амфорку с благовонием, поднес к
волосатым ноздрям.
воде болтает да снадобье свое нюхает, будто от меня смердит...
добавил: - Есть у меня и янтарь первейшего сорта.
товар, тогда и решим, сколько олова можно дать.
Здесь стеной стоял высокий камыш. А дальше, сколько охватывал глаз,
разливался в топких берегах желтый медлительный Бетис. Вдоль густых
камышовых зарослей бродили цапли, копались в иле длинными клювами. Здесь,
на краю квартала, и разыскал Горгий канатную лавку купца Эзула.
десятка два рабов лениво теребили камышовое волокно, вили канаты, плели
корзины и циновки.
ниже глаз - на голове не было ничего. Он жевал пряник, роняя липкие крошки
в нечесаную бороду, скрипучим голосом покрикивал на рабов.
Горгия в убогую каморку за мастерской. - Я по бедности надсмотрщика не
держу, сам управляюсь с этими ленивыми скотами.
карфагенский ремешок, подал Эзулу:
поблизости. Вытащил из-за груды корзин круглую палочку, обмотал вокруг нее
спиралью ремешок Падрубала. Долго шевелил губами, водя глазами по палке.
вроде узор выжжен. Ну, не мое это дело.
Вино оказалось на удивление: так и прошибло Горгия медовым духом, даже в
ноздрях защекотало.
получше?
Амбоном тебе некуда торопиться.
Неизменяемого Установления.
Эзул захихикал. - Хорошо, что живет в Тартессе старый Эзул. Кроме него,
никто не поможет тебе разжиться оружием.
внакладе не будешь. Мне нужно готовое оружие из черной бронзы: мечи,
наконечники...
черную бронзу из Тартесса. Кто нарушит указ, тот и почесаться не успеет,
как угодит на рудник голубого серебра.
тайна голубого серебра. Но если оружие из черной бронзы изредка попадало в
руки иноземцев, то голубого серебра никто никогда не видел, только смутные
слухи о нем ходили.
оружие из черной бронзы? Старый Эзул поможет тебе.