Чтение 5–й страницы книги ~Делается открытие~

песен, о том, что он не стрижется и не носит галстуков, о том, что сам
себе готовит спагетти. Посыпались мешками письма просителей, предложения
вдов и экзальтированных девиц, прожекты шизофреников, угрозы вымогателей.
Гангстеры обратили на него внимание, пытались выкрасть техасских внуков. И
какая-то психопатка стреляла в него (не попала!), крича, что всех ученых
надо перебить, пока они не загубили мир.

И все это произошло потому, что удалось доказать, что зеркальный мир
Фраскатти действительно существует. И время в нем ускоряется.

Доказали это другие люди; о них пойдет речь в следующих главах. Но одни
из них уже умерли, а другие благородно ссылались на формулы Фраскатти. Что
же касается Аникеева, на Западе основателем темпорологии его не
признавали, даже когда и упоминали о нем. Выше говорилось уже, что XX век
почитал выше всего высшую математику. Аникеев же был логиком,
рассуждателем, натурфилософом в сущности. Натурфилософию XX век не считал
наукой. Это мы в XXI веке изменили к ней отношение.

Слава Фраскатти ширилась с каждым днем. Рядовые американцы не очень
понимали, что такое зеркальный мир, но все подряд знали, что миры
открывает Фраскатти. По данным института общественного мнения, Фраскатти
считали первым ученым мира из числа живущих. Даже непонятная
таинственность невнятных формул привлекала обывателя. Этакое колдовство,
расчеты-пересчеты, а из них рождаются миры.

И тысячи обывателей писали столпу Разума письма с просьбой указать им
дорогу, просили дать советы: научные, житейские, экономические, моральные.

Следует сказать, что Фраскатти с достоинством нес свои новые
обязанности оракула. Он понял, что слово его приобрело вес, и не стал
размениваться на мелочи. Рекламу не поддерживал, попусту не высказывался,
настойчиво и вдумчиво выступал за мир, за разрядку, за переговоры, за
терпимость, за равенство, за помощь многолюдным, слаборазвитым,
развивающимся, голодным странам, за хлеб для голодных, лечение для
больных, учение для неграмотных. И не жалел времени на выступления в
комиссиях и комитетах, хотя больше всего ему хотелось сидеть в тихой
комнате, наслаждаясь безупречной красотой чисел и кривых, выражающих все
на свете.

К сожалению, была и капля дегтя в бочке меда его поздней славы. Да,
признание пришло к нему; не ко всякому, кто заслужил признание, оно
приходит при жизни. Да, в старости он получил заслуженные награды... за
открытие 19-летнего юнца. Но все-таки обидно, что самое главное ты сделал,
будучи юнцом. А что лотом? Прибавлял, пожинал. В сущности, ты мог бы и
умереть тогда в Копенгагене, ничего не убавив от биографии.

И Фраскатти все старался превзойти самого себя, победить юного Чезаре
глубиной и размахом. Все свободное время он посвящал грандиознейшей работе
- составлял уравнения всевозможных миров и мнимых миров, сводил эти
уравнения воедино и искал общие алгоритмы и алгоритмы алгоритмов, чтобы
дать уравнение уравнений, формулы всех возможных миров, которые можно было
бы открыть в будущем.

Он посвятил этой работе три десятка лет, всю свою старость, но так и не
довел до конца. Вероятнее всего, ее и нельзя довести до конца. Если мир
бесконечен, свойства его бесконечно разнообразны, варианты бесчисленны. А
бесчисленные варианты не уложить в ограниченные уравнения.

Впрочем, как большинство физиков XX века, Фраскатти не считал Вселенную
бесконечной.

Возможно, что и другие миры, описанные им, еще будут открыты, так же
как предугаданный им мир с мнимой скоростью, где время течет быстрее.

3. ФАКТЫ (ВИНСЕНТ ЖЕРОМ)

Нельзя объять необъятное. Истина эта тривиальна, общепринята,
общепризнана и закреплена афоризмом Козьмы Пруткова: "Плюнь тому в глаза,
кто скажет, что можно обнять необъятное!".

Но хочется.

Разве не пытался объять всю природу Аристотель в своей "Физике" и
"Метафизике"?

Правда, тогда наука была в младенческом возрасте, ростом невелика.
Возможно, и мог ее изложить один человек.

А Гумбольдт со своим многотомным "Космосом"?

Но труд этот имел значение только в свою эпоху, для нас утратил
интерес.

А Бокль?

19-летний юноша, богатый и обеспеченный, увлекается историей. И решает
написать историю всего человечества.

Двадцать лет терпеливо и трудолюбиво он собирает материалы. Ворох
сведений, груды выписок, горы папок. Нет им конца.

Полжизни прошло в перелистывании страниц. Когда-то нужно подводить
итоги. Бокль выпускает всего два первых тома: "История цивилизации в
Англии". Всего два тома, но сказано новое слово в истории. До той поры
история была хроникой полководцев и королей. Бокль заговорил о влиянии
природы и экономики на судьбы народов.

И умер надорвавшись. Сил не хватило на продолжение. Казалось бы,
подтвердил истину: "необъятного не обнять".

- Ничего не поделаешь, обнять-то надо, - говорил Жером.

Он был гостеприимен и общителен, любил застольные беседы без возлияний,
но больше расспрашивал, чем рассказывал. Умел спросить. Охотно заводил
знакомства на улицах, в бистро и в метро, умел вызвать собеседника на
откровенность, выслушивал с жадностью и... расставался. У него были тысячи
знакомых, друзей не было совсем. Для дружбы нужно сердечное сочувствие, а
у Жерома было только любопытство. Раскусив человека, он терял к нему
интерес.

- Не человек, а соковыжималка, - сказал о нем один из учеников. -
Душевыжималка!

Он научился читать с четырех лет и с той поры читал везде. Читал в
рабочее время, читал за едой и после еды, читал на сон грядущий, читал
всегда, если не с кем было говорить. Любил книги? Можно ли сказать, что
доменная печь любит руду, а жернова - зерно? Жером пожирал книги,
перемалывал, соки выжимал.

Они были почти современниками с Аникеевым - Жером моложе на восемь лет.
Оба жадные читатели, но какая разница в чтении! Для Аникеева книга -
светоч жизни, книга - отрада, книга - родник в пустыне. Он пьет знания
восторженно и благоговейно, ищет книги, бережет, перечитывает по многу
раз, обдумывает каждую строчку. Для Аникеева книга - драгоценный оазис в
пыльной пустыне жизни. Жером живет в иных условиях. Он библиотекарь в
университете. Вокруг море книг, и главное - не захлебнуться, не
наглотаться воды. И Жером умеет плавать в море, умеет дегустировать книгу,
не читая, выловить суть, даже понять, что читать не стоит.

Не жаждущий, а гурман.

- Это граф выучил меня читать так, - рассказывал Жером.

Имеется в виду знатный граф Де ля Тур, владелец обширных поместий во
французской и немецкой Лотарингии по обе стороны границы. Ему
рекомендовали в качестве хранителя книг 16-летнего Винсента, сына местного
учителя, уже проглотившего все книги лицейской и городской читальни.

Подавая это как благодеяние, либеральный граф разрешил юнцу
пользоваться своей личной библиотекой. На самом деле граф был скуп и
расчетлив. Он хотел продать большую часть библиотеки, но так, чтобы она не
утратила ценности. Нужно было отобрать книги, дублирующие Друг друга,
оценить их по содержанию. Именно эта задача и была возложена на
бесплатного хранителя. В первый же вечер граф потребовал отчет: что
Винсент успел прочесть? О чем сказано в книге? Где еще сказано то же
самое? Где сказано лучше?

Приходилось читать много, читать быстро, читать подряд однотемное и
сравнивать. Юноша увидел, что-книги повторяют друг друга. От одного автора
к другому кочуют те же факты, те же примеры, те же иллюстрации, нередко -
те же мысли. Море воды, а рыбы скудновато.

- Не так много фактов добыто наукой, - говорил он позже, противореча
всему ученому миру. - Планет всего девять, элементов - 92 и состоят они
всего из трех частиц. Мнений много, это верно. На каждый факт сорок
теорий.

И постепенно возникло у Жерома желание составить картотеку фактов,
выловить их, выжимая воду из книг.

Цель жизни была сформулирована в 19-летнем возрасте, как у Бокля.

Был составлен список наук, план чтения, форма карточек, программа на
всю жизнь. И что самое удивительное, человек не отступил от этой
программы.

Пальцы проворно перелистывали страницы - до тысячи в сутки. В среднем
заполнялось десять карточек, в год - тысячи три. Три тысячи весомых
фундаментальных фактов, кирпичей науки...

Окончив провинциальный лицей, Жером поступил в Парижский университет.
Был, вероятно, самым странным из студентов: самым жадным, самым
трудолюбивым и самым нерадивым. Посещал лекции на всех факультетах, читал
бездну книг, не сдавал экзамены почти нигде. Ему жалко было тратить время
на заучивание, прерывать увлекательную ловлю фактов. День без заполненной
карточки казался пустопорожним.

Жером так и не кончил университета, ушел со второго курса. Но жадный
потребитель книг стал своим в университетской библиотеке, там и устроился.
Он получал мизерную плату - едва хватало на кофе и булочку поутру, - но
имел возможность с утра до вечера и по вечерам сверхурочно перелопачивать
печатную руду, выбирал золотые крупинки фактов.

Радостна жизнь коллекционера. Он подобен золотоискателю, промывающему
золотоносный песок. Подобен скупцу, который может положить дублоны в
сундук, "в седьмой сундук, сундук еще неполным". И каждый день по дублону,