занимательно следить, потому что он в движении: лезет вверх. Как в кино -
от кадра к кадру маленькое, но изменение. Будем встречаться по вторникам,
раз в неделю. Надеюсь, что за неделю он сумеет подняться хоть на
миллиметр. Жалко, если не сумеет, тогда весь интерес пропадет.
он и лезет, свою диссертацию продвигает, но меня не посвящает, я для него
- внеслужебное развлечение. Сергей никуда не лезет, это я понимаю точно;
он сидит в своем подвале и мрачно вещает, что звезд не существует вовсе,
звезды - миф, все разговоры о звездах шарлатанство. Почему он такой злой?
Может быть, потому, что нога больная, невозможно по лестнице карабкаться?
от него рассказы о деревне, где лечили молитвами и наговорами, и каким
волшебником показался ему хирург в районной больнице. И вот папа сам стал
доктором, для него это вершина счастья. Он лечит и вылечивает - одного
больного, другого, третьего... сотого. Каждое излечение - обособленный
холмик. Очевидно, не всякая профессия располагает к этакому
последовательному альпинизму".
заветном ящике, а потом все-таки опять вынула, чтобы дописать:
никуда не лезет, только собирается или воображает. Но все равно я буду
искать таких верхолазов. Хорошо бы найти много, на все дни недели: Алексей
- товарищ Вторник, кто-то другой - товарищ Среда, товарищ Четверг и так
далее. Буду встречаться со всеми по очереди, сравнивать продвижение".
спрашиваю. Не потому ли, что она была дочкой своего отца, который уже
прошел путь от сектантской деревни до высшего медицинского образования? Но
для него высшее образование было высотой, вершиной восхождения, а для Ии,
как и для Алеши, пьедесталом.
от него.
4
следующий вторник. - Я просто поверила, верю, что можно сделать и
говорящую машину, и даже, допустим, чувствующую. Но зачем это нужно?
Чувствующая машина - это же противоестественно.
испытывали самодвижущуюся машину, автомат ПА-24. Это было два года назад
на Тихом океане.
человек (мир тесен!) - геолог Сошин, Юрий Сергеевич.
книги, и еще материала осталось на две. Представитель самой романтичной из
наземных профессий, он презирал самое слово "романтика". Жизнь его была
сложена из приключений, кое-как сцементированных зимними отчетными
месяцами (камеральной обработкой), но Сошин уверял, что в хорошей
экспедиции приключений не бывает никаких. "Приключения от глупости, -
говорил он. - Лодку перевернул на пороге - вот приключение. Но если лодку
перевернул, коллекцию утопил, какой же смысл в экспедиции?" Задача
профессии его была самая вдохновенная - видеть сквозь землю, угадать под
непрозрачными толщами драгоценные клады. Но Сошин вносил во вдохновение
методичность бухгалтера. Все у него было продумано и расписано: как
собираться в дорогу, что брать с собой и как укладывать, как ходить, "как
тратить силы и как беречь, на что смотреть, что игнорировать, как
записывать, как обсуждать, как терпеть и как гореть, как зажигаться и
зажигать других, как придерживать и планировать вдохновение. И все это
изображалось на графиках, все излагалось афоризмами в суворовском стиле,
например таких: "Вперед идти или возвращаться? Усталость всегда голосует
за возвращение. Конечно, идя вперед, может быть, ты и не найдешь ничего,
но вернувшись, не найдешь наверняка".
подразумевает волнение, порыв, вспышку страстей. Сошин же был предан своей
науке бесстрастно, верен неукоснительно, пожизненно и ежечасно, на работе,
дома, на пляже и в театре. Он даже возмущался, если его собеседники (или
собеседницы) протестовали против разговоров о геологии на отдыхе. Неужели
кому-то интереснее моды и разводы?
Ходорову в качестве консультанта. Естественно, ведь подводные-то автоматы
с самого начала предназначались для исследования океанского дна.
поскольку здесь рекордные глубины по соседству с сушей, каких-нибудь
двести километров от Курильских вулканов до таинственной щели Тускароры.
Именно поэтому Алеша оказался на Курильских островах и сюда же прилетели
его консультанты, в их числе и Сошин.
с челюстью великана, который захотел выпить море и не сумел, окаменел с
разверстой пастью. Каждый остров - зуб (ничего себе зубики!), иные
раскрошились от старости, у иных пустое дупло (кратер), заполненное
соленой водой. И вот стоит среди вод это полукольцо с черными отвесными
стенами, стоит наперекор пенным валам. А вулканы! Клокочущая гора,
содрогающаяся, как кипящий чайник на огне, фонтаны ошпаривающего пара над
трещинами, сотни шипящих фонтанов. И клубы бурого дыма над вершинами, по
ночам освещенные зловещим пламенем изнутри. Но тут же рядом мягкие зеленые
холмы, волнующиеся заросли бамбука, пологий берег. И машина мчит по
мокрому песку, давя хрустящие раковины в лужах, а из белесого тумана,
цвета чая с молоком, выкатываются могучие валы, шелково-серые или
свинцовые с мыльной пеной на гривах. Выкатившись, замирают на секунду, как
бы примериваются для удара и вдруг с яростным грохотом рушатся на сушу,
загребают гальку, с ворчливым рокотом волочат в туман.
что-то затевающих на пляже, такой несерьезной - решетчатая конструкция
ПА-24, похожая на каркас разобранного для ремонта "козлика". Первая мысль
была: неужели эта жиденькая машина предназначена для покорения рекордных
глубин океана? Несолидно! Легкомысленно!
Более того, сквозная прозрачность была главным козырем Ходорова. Ведь
почему проникновение в глубины так трудно для человека? Потому что мы
дышим воздухом, нам необходимо кусок атмосферы таскать с собой, сохранять
под водой этот воздушный пузырь, несмотря на чудовищное давление: 100
атмосфер на глубине километра, 1000 и более атмосфер на самом дне.
Давление как в паровом котле, как в турбине высоких параметров. Вот
техника и городила стальные панцири, словно для паровых котлов и турбин:
жесткие водолазные скафандры, жесткие подводные лодки, броненосные
батисферы, батистаты, гидростаты. И все для того, чтобы давление не
расплющило запаянную банку с воздухом, где сидит и дышит человек.
воздуха. Никаких подводных пузырей, пусть все ее детали находятся в воде.
Печатные схемы, сети и блоки можно впрессовать в пластины, металл
изолировать от воды стеклом или пластиком. И проблемы давления не
существует: все получается легким, плоским, пластинчатым или решетчатым.
связывать с массивностью, монолитностью.
словами описывал его Сошин:
двадцать восемь было ему тогда, для начальника экспедиции маловато. Глаза
светлые, близорукие, немножко неуверенные; толстые, добрые, выпяченные
губы. У начальника губы должны быть поуже, ему приходится зубы стискивать.
Ходоров был похож не на взрослого инженера, а на многообещающего
вундеркинда, из тех, что забирают все премии на школьных олимпиадах и с
первого курса пишут научные работы. Поддавшись просьбам профессоров, я
иногда брал таких в экспедицию и с ужасом убеждался, что все теории, они
знают наизусть, в уме перемножают трехзначные числа, но дров для костра
наколоть не умеют, ужа не отличают от гадюки, не удосужились научиться
плавать, пуговицы пришивать, портянки заворачивать. А лето коротко, и
предпочтительнее не тратить время на изучение этих разделов геологии".
заключил Сошин.
великого бухгалтера озарения. Алеша действительно был прескверным
организатором - не в том были его достоинства. Ия поняла это позже.
скамьи его увлекала игра с числами, из чисел он выкладывал чудеса. И призы
забирал на олимпиадах, и научные работы писал с первого курса, как
догадался Сошин, и сразу из института попал в конструкторское бюро, а
через год стал начальником группы, притом ведущей - группы общего
программирования автоматов. В голове его легко создавались великолепные
композиции из чисел, формул, блоков, емкостей и сопротивлений,
механических пешек и фигур. Но если какая-нибудь биологическая фигура
(слесарь-механик или дежурный электрик) работала с ленцой, композитору
легче было самому сбегать на склад, чем исправлять качественную
неполноценность этой фигуры.