Чтение 5–й страницы книги ~Бегущий по лезвию бритвы~

эмпатоскопа.

Как только он включил его, он тут же почувствовал запах озона,
поднимающийся от энергоблока; нетерпеливо и судорожно вздохнув, Изидор сразу
же ощутил радостный прилив бодрости. Катодно-лучевая трубка бледно
засветилась, как копия, как слабая имитация ТВ; постепенно сформировался
коллаж, составленный из случайных наслоений красок, цветных полос и
предметов с размытыми очертаниями; картинка не изменится до тех пор, пока он
не уберет пальцы с ручек включения... Поэтому, еще раз глубоко вздохнув,
чтобы окончательно успокоиться, он крепко взялся за рукоятки.

Зрительный образ тут же обрел очертания; Джону Изидору открылся хорошо
знакомый ландшафт: древний серо-коричневый бесплодный склон - пучки высохших
стеблей торчали как ребра скелета - медленно уходил вдаль и растворялся в
тумане неба, не тронутого лучами солнца. Одна-единственная фигура, лишь
отчасти походившая на человека, с трудом брела вверх по склону - преклонного
возраста мужчина, почти старик, в бесформенной выцветшей накидке, которую
скроили из куска жуткой серой пустоты неба. Этот человек - Уилбер Мерсер
(англ.).> - едва переставлял ноги; Джон Изидор, наблюдая за ним, избавлялся
от давления комнаты: полуразвалившиеся стены и обветшалая мебель отступали
прочь, уходили, как уходит с отливом вода; вскоре он даже перестал их
замечать. Одновременно, как и всегда прежде, возникло ощущение, что он
проникает внутрь изображения, входит в коричнево-серый монотонный ландшафт
холма и неба. Он сбросил с себя путы стороннего наблюдателя, теперь он
поднимался вверх вместе со стариком, и ноги - его ноги - волочились вверх по
каменистому склону; он тяжело дышал, вспоминая старую боль от неровных шагов
и наполняя легкие едким туманом неба - неземного неба над невероятно чужим,
далеким склоном, который с помощью эмпатоскопа воспринимался материально.

Он перешел границу реального и окунулся в этот мир стандартным, но
приводившим человека в замешательство способом; физическое слияние -
ментальная и духовная тождественность - с Уилбером Мерсером вновь
осуществилось. И у Джона Изидора, и у всех остальных, кто одновременно с ним
сжимал рукоятки, будь то на Земле или на одной из колониальных планет.

Он чувствовал их всех, впитывая невнятные обрывки мыслей, звучащих в его
собственном мозгу, - навязчивый шорох существования каждого. И их, и его
беспокоила общая мысль; сплавленная психика ориентировала внимание на холм,
на подъем, на необходимость взбираться все выше и выше. Шаг за шагом Цель
приближалась, но так медленно, что подъем осуществлялся почти незаметно. Но
все же осуществлялся. Надо подняться еще выше, подгонял себя Джон; камни
выскальзывали из-под ног и катились вниз. Сегодня подняться выше, чем вчера,
а завтра... Он, как часть Уилбера Мерсера, вскинул вместе со всеми голову,
пытаясь обозреть склон. Невозможно разглядеть вершину. Но она где-то там. Не
слишком далеко. Настанет день, и вершина покажется на, фоне серого неба.

Осколок скалы, брошенный в Мерсера, попал в руку. Он почувствовал боль,
повернул голову и стоял теперь вполоборота; вот почему следующий осколок
пролетел мимо. Врезавшись в каменистую поверхность, издал скрежещущий звук и
заставил содрогнуться. "Кто?" - удивленно подумал он и внимательно
всмотрелся в туман пройденного пути, пытаясь разглядеть обидчика.

Напомнившие о себе давнишние соперники находились за пределами видимости;
Уилбер различал только их контуры; они - или оно - следуют по пятам за
Мерсером весь мучительно долгий путь к вершине холма и отступят лишь тогда,
когда он достигнет Цели...

Он вспомнил вершину, когда подъем неожиданно сменился ровной
поверхностью, но затем Мерсер достиг нового склона, и начался следующий этап
восхождения. Сколько раз он уже добирался до вершины? Несколько раз, но
вершины слились в памяти воедино, как слились будущее и прошлое; и то, что
он уже испытал, и то, что ему еще предстоит испытать, - все переплелось так
сильно, что в памяти не осталось ничего, кроме момента покоя и отдыха, во
время которого он потрогал царапину на руке, оставленную брошенным осколком.

- Боже, - повторил он устало. - Разве это справедливо? Почему я
поднимаюсь вверх один, а надо мной кто-то постоянно издевается?

И в тот же момент, без просьбы с его стороны, общий гомон всех и каждого,
их, слившихся воедино, рассеял иллюзию одиночества.

"Они тоже почувствовали", - понял он.

- Да, - ответили голоса. - Камень попал каждому из нас в левую руку,
вызвав адскую боль.

- О'кей, - ответил он. - Будет лучше, если мы отправимся в путь.

Он продолжил медленное восхождение; все - каждый из них - последовали его
примеру.

"Раньше, - вспомнил он, - все было иначе. До того как на нас обрушились
бедствия, существовала ранняя, счастливая часть жизни". Они - приемные
родители Фрэнк и Кора Мерсер - сняли его со спасательного надувного
авиаплота, который волны прибили к побережью Новой Англии...

...Или к побережью Мексики, в районе порта Тампико? Сейчас он уже не мог
восстановить в памяти события того дня. Детство запомнилось, как
замечательное время; он любил все живое, в особенности зверей, он мог
возвращать к жизни умерших животных. Его всегда окружали кролики и
насекомые, но где, на Земле или на колониальной планете, теперь он забыл
даже это. Зато он помнил убийц, потому что они схватили его как урода, как
последнего выродка среди специалов; и жизнь изменилась.

Местные власти издали закон, запрещающий использовать дар оживления
умерших. Они четко объяснили ему суть закона на, шестнадцатом году жизни. Он
еще год продолжал тайно использовать свою способность, но старуха, которую
он никогда не видел и ничего о ней не слышал, донесла на него. Не спрашивая
согласия родителей, они - убийцы - облучили уникальное уплотнение в его
мозгу, подвергли воздействию радиоактивного кобальта, после чего он
погрузился в отстраненный мир, один из тех, о существовании которых ранее
даже не подозревал. Он очутился в яме, наполненной трупами и костями; он
сражался долгие годы, стараясь выбраться наружу. Ослик и особенно жаба -
создания наиболее симпатичные ему - исчезли, вымерли; лишь разлагающиеся
куски - безглазая голова здесь, обрубок руки там - остались. В конечном
итоге птица, которая появилась в этом мире, чтобы умереть, рассказала, куда
он попал. Он провалился в Загробный Мир. И ему не удастся выбраться из него
до тех пор, пока кости, грудами наваленные со всех сторон, вновь не
превратятся в живых существ; он стал составной частью метаболизма чужих
жизней, и воскреснуть из мертвых он мог только вместе с ними.

Какую часть жизни займет этот цикл, он еще не знал; ничего существенного
не происходило, поэтому время оказалось ему неподвластно. Но в итоге кости
начали обрастать плотью, пустые глазницы наполнились, и вновь проросшие
глаза могли видеть; одновременно, восстановившись, рты и клювы залаяли,
закудахтали, зафыркали и загоготали. Возможно, это он помог их воскрешению,
возможно, вновь образовалось экстрасенсорное уплотнение в его мозгу. Но,
вполне возможно, произошел естественный процесс. Как бы то ни было, его
погружение закончилось, и он начал всплывать на поверхность так же, как и
все остальные существа. Он потерял их из виду давным-давно, а в какой-то
момент обнаружил, что взбирается вверх по склону в полном одиночестве. Но
они находились рядом и по-прежнему сопровождали его; каким-то странным
образом он ощущал их внутри себя.

Изидор стоял, вцепившись в обе рукоятки; он так сильно слился с
окружавшими его существами, что неохотно покидал их. Его связь с Уилбером
Мерсером прервалась, но рука болела и кровоточила в том месте, куда угодил
осколок.

Убрав пальцы с рукояток, он, слегка пошатываясь, прошел в ванную комнату,
чтобы промыть ссадину. Это не первое повреждение, которое он получил во
время слияния с Мерсером, и скорее всего, не последнее. Люди, особенно
преклонного возраста, даже умирали во время подъема на вершину или в момент
приближения к ней, где испытания становились все более мучительными. Потирая
ушибленное место, он с удивлением подумал, сможет ли еще раз преодолеть эту
часть пути. Вполне вероятно, что боль вызовет остановку сердца; безопаснее
жить в городе, где находятся доктора с их электроимпульсными аппаратами.
Слишком рискованно оставаться здесь - в одиночестве и полной глуши.

Он всегда знал, что рискует. Он рисковал и прежде. Подвергало себя риску
большинство людей, особенно физически немощные старики.

Он промокнул повреждение на руке мягкой сухой салфеткой "Клинекс".

И услышал, далекий и приглушенный, звук включенного ТВ.

"Вероятно, в здании находится еще кто-то", - испуганно подумал Изидор, не
в силах поверить в невероятное предположение. Работал чужой ТВ; его ТВ был
выключен. Изидор явственно ощущал, как вибрирует пол в такт звуку,
доносящемуся с нижнего этажа.

"Я более не одинок", - решил Изидор. Новый жилец поселился в доме, заняв
одну из брошенных квартир, причем настолько близко, что Изидор мог его
слышать. Должно быть, на третьем или на втором этаже, не ниже. "Надо
проверить, - быстро решил он. - Что нужно делать, когда в доме появляется
новый жилец? Постучаться в дверь, будто случайно проходишь мимо, и спросить
что-нибудь. Или нет?"

Он никак не мог припомнить, насколько верны его предположения, - ничего
подобного с ним до сих пор не случалось в этом здании: люди выезжали,
переселялись, эмигрировали, но впервые кто-то вселился в дом.

"Новым жильцам следует что-нибудь отнести, - решил он, - чашку воды, а
лучше - молока; стакан молока или крупы, или яйцо, или в конце концов
эрзац-заменители молока, крупы и яиц".

Он заглянул в холодильник - морозильник уже давно не работал - и
обнаружил небольшой и сомнительного вида кусок маргарина. Осторожно взяв его
вместо подарка, - сердце стучало как ненормальное, готовясь выскочить из
груди, - он направился на нижние этажи. "Надо, - напомнил себе Изидор, -
чтобы новый жилец не догадался, что я - придурок, точнее - пустоголовый.
Если жилец поймет, что я неполноценный, он выставит меня за дверь и не
станет даже разговаривать; так обычно происходило прежде. Интересно,
отчего?"

Он торопливо направился к центральной лестнице.