письмо отца? Что он об этом думает?
мудрец, да что там, настоящий стоик. Он, знаешь, испугался за нас... не за
отца, конечно, за него, как он сказал, при его здравомыслии ученого нечего
опасаться, - но что касается нас, тебя, Жанны и в особенности меня, он
говорит, что его пугает это огромное богатство, что он предпочел бы для нас
нечто более скромное - тысяч двадцать пять годового дохода.
такие натуры, для которых неожиданное богатство может оказаться гибельным.
помнишь, как ты мне однажды сказала, что Марсель никогда не ошибается? Я
верю всему, что говорит Марсель.
конгресса, он обнаружил, что все его коллеги проявляют по отношению к нему
исключительное внимание. До сих пор его светлость лорд Глендовер, кавалер
ордена Подвязки и почетный президент собрания, едва удостаивал замечать
присутствие скромного французского врача.
заключалось в том, что он объявлял об открытии и закрытии заседания и
предоставлял слово ораторам по списку, лежавшему перед ним на столе. Он
сидел всегда в одной и той же позе, заложив правую руку за борт сюртука, не
потому, что он когда-то повредил себе руку, упав с лошади, а потому, что эта
неудобная поза была увековечена английскими скульпторами в бронзовых
памятниках английских государственных деятелей.
замысловатый парик с высоко взбитыми локонами над узким лбом, явно
свидетельствующим о полном отсутствии мыслей, вполне гармонировали с этой
надутой, чопорной фигурой, неподвижно застывшей в нелепой, натянутой позе.
поворачивался всем корпусом сразу, точно деревянный манекен. И даже глаза у
него двигались в орбитах не так, как у людей, а точно у куклы, рывками.
президенту, лорд Глендовер в ответ на его приветствие ограничился
снисходительно-покровительственным кивком, который можно было бы
расшифровать так:
средства к существованию, возитесь с какими-то жалкими машинками? Надо
обладать моим острым зрением, чтобы разглядеть так далеко от меня, где-то
там внизу, столь незаметного человека. Ну что ж, разрешаю вам приютиться под
сенью моего величия".
улыбкой и простер свою любезность до того, что указал ему на пустое кресло
возле себя. Все остальные члены конгресса почтительно поднялись со своих
мест.
своей особе, доктор Саразен решил, что, по-видимому, его счетчик кровяных
шариков, после того как с ним ознакомились ближе, признан более ценным
изобретением, чем это показалось сначала.
ему место, как лорд Глендовер круто повернулся всем корпусом, что вполне
могло привести к вывиху позвоночника у его Светлости, наклонился к доктору и
шепнул ему на ухо:
двадцать один миллион фунтов стерлингов. Правда это?
просчитался в своем обращении с человеком, представлявшим собой такую
громадную ценность. Вся его поза, казалось, говорила: "Почему же вы нас не
предупредили? Ну, знаете, откровенно говоря, это нехорошо. Ввести человека в
такое заблуждение!"
"ценность" его со времени прошлого заседания увеличилась хотя бы на одно су,
только удивился, каким образом известие о его богатстве успело так быстро
распространиться. Но в это время доктор Овидиус из Берлина, его сосед
справа, повернулся к нему с приторно-сладкой улыбкой и сказал:
поздравить, дорогой коллега. Я прочел об этом в "Дейли телеграф".
происшествий", красовалась следующая заметка, автора которой нетрудно было
узнать по стилю:
огромного состояния бегумы Гокооль стараниями многоопытных поверенных
конторы "Биллоус, Грин и Шарп" (93, Саутгемптон-роу, Лондон) наконец
увенчались успехом. Счастливым обладателем двадцати одного миллиона фунтов
стерлингов, находящихся ныне на хранении в Английском банке, является
французский ученый доктор Саразен, чей прекрасный доклад на гигиеническом
конгрессе в Брайтоне был помещен на страницах нашей газеты всего три дня
тому назад.
препятствиями и злоключениями, описанию которых можно было бы посвятить
целую книгу, позволили наконец мистеру Шарпу установить, что доктор Саразен
является прямым потомком баронета Жан-Жака Ланжеволя, супруга бегумы Гокооль
во втором браке. Этот доблестный солдат, отличившийся на военной службе, был
уроженцем маленького французского городка Бар-ле-Дюк.
некоторые формальности. Необходимые бумаги уже представлены на утверждение в
канцлерский суд*. Столь удивительное стечение обстоятельств приносит в дар
французскому ученому британский титул и несметное богатство, собранное
многими поколениями индийских раджей. Однако судьба могла оказаться менее
разборчивой, и мы можем только порадоваться, что это колоссальное состояние
попало в руки человека, который сумеет распорядиться им достойным образом".
неприятна быстрая огласка этого события. Хорошо зная человеческую природу,
он предвидел, что ему будут без конца надоедать, а главным образом он
испытывал глубокое унижение от того, что люди придавали этому такое
значение.
состояния. Его труды и личные заслуги уже потонули в этом море золота даже в
глазах его ученых собратьев. Они уже не ценили в нем неутомимого
исследователя, тонкого, проницательного ученого, талантливого изобретателя,
они ценили в нем только обладателя полумиллиарда. Будь он прирожденным
кретином, или совершенно невежественном готтентотом, или даже сущим
ничтожеством, ценность его была бы та же. Как выразился лорд Глендовер, он
теперь "стоит" двадцать один миллион фунтов стерлингов, ни больше, ни
меньше. Его охватило чувство отвращения, и члены конгресса, которые с чисто
научным интересом разглядывали сидящего среди них "полумиллиардера", не без
удивления констатировали, что физиономия представителя этой породы выражает
непонятное огорчение.
великой цели, которой решил посвятить свое нежданное богатство, в лицо его
прояснилось. Во время перерыва, наступившего после доклада доктора
Стивенсона из Глазго о воспитании малолетних кретинов, он встал и попросил
слово для важного сообщения.
выступление доктора Овидиуса. Он предоставил бы ему слово, даже если бы весь
конгресс, ученые мужи всей Европы выразили бы единогласный протест против
такого явного попустительства. И лорд Глендовер ясно дал почувствовать это
своим тоном.
прежде чем сообщить вам об этом удивительном событии, происшедшем в моей
жизни, и о благоприятных перспективах, которые оно открывает для науки. Но,
поскольку событие это приобрело гласность, с моей стороны было бы явным
позерством умалчивать о нем... Итак, господа, я действительно оказался
законным наследником громадного капитала, находящегося на хранении в
Английском банке. Но нужно ли мне говорить вам, что я в данном случае
являюсь не чем иным, как душеприказчиком науки! (Сенсация в зале.) Этот
капитал принадлежит не мне - он принадлежит человечеству, прогрессу.
(Движение в зале. Одобрительные возгласы. Дружные аплодисменты. Весь зал
встает, взволнованный этими словами.) Не аплодируйте мне, господа. Я твердо
убежден, что каждый честный труженик науки, поистине достойный этого
прекрасного имени, сделал бы на моем месте то же самое. Возможно, кое у кого
явится подозрение, что мной в данном случае руководит не столько преданность
науке, сколько свойственное всем людям тщеславие. (Возгласы в публике: "Нет!
Нет!") Ну что же, в конце концов ведь нам важны результаты. Итак, я заявляю
твердо и безоговорочно: полмиллиарда, столь неожиданно оказавшиеся в моих
руках, принадлежат не мне. Они принадлежат науке. А вам я предлагаю стать
тем парламентом, который возьмет на себя распределить эти средства. Я не
считаю себя достаточно компетентным, чтобы самому распоряжаться таким
капиталом. Я предлагаю вам разделить со мной эту ответственность в общими
усилиями найти наиболее достойное применение этому богатству. (Крики "ура".
Волнение в зале переходит в восторженные овации.)
профессора Тернбулла из Глазго лицо налилось кровью, - кажется, ею вот-вот
хватит удар. Доктор Чиконья из Неаполя чуть не задохнулся от восторга. Один
Лукьяненко Сергей
Роллинс Джеймс
Пехов Алексей
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Белогорский Евгений