сейчас возле Сервадака кто-нибудь из членов "Бюро долгот" Парижской
обсерватории, капитан постарался бы получить разъяснения. Но так как
Сервадак был предоставлен самому себе, то и сказал:
они там придумали.
Сервадак обратился к денщику:
механика перевернулась вверх дном, я обязан явиться первым на место дуэли
и оказать графу Тимашеву честь...
направлении, Сервадак и его денщик должны были бы обратить внимание и на
другие перемены в окружающем мире, произошедшие в памятное мгновение
новогодней ночи; будь они тогда способны наблюдать, их, несомненно,
поразило бы, как невероятно изменились атмосферные условия. В первую
очередь это коснулось их самих. Они чувствовали, что дыхание у них стало
учащенным, как это бывает при восхождении на гору, когда воздух становится
разреженным и, следовательно, менее насыщенным кислородом. Кроме того,
голоса звучали глуше. Оставалось предположить одно из двух: либо
притупился их слух, либо воздух вдруг стал хуже проводить звук, чем
раньше.
свойств природы; они направлялись прямо к Шелиффу по крутой тропинке между
прибрежных скал.
окрашенное в какой-то странный цвет, вскоре обложило тяжелыми, низкими
тучами, и уже нельзя было проследить за светоносным путем Солнца от одного
горизонта до другого. Все предвещало ливень или сильную грозу. Но дождь
все не шел: очевидно, водяные пары еще недостаточно сгустились.
фоне неба, сливавшегося с водой, - ни паруса, ни дымка парохода. А
горизонт (или то был обман зрения?) необычайно сузился как со стороны
моря, так и со стороны равнины. Исчезла бесконечность его далей, словно
земной шар стал выпуклее.
оказались неподалеку от места поединка, находившегося в пяти километрах от
гурби. Оба почувствовали в это утро, что их организм изменился. Они еще не
отдавали себе в этом полного отчета, но им словно легче стало нести свое
тело, словно у них крылья выросли. И все же, если бы Бен-Зуф захотел
облечь в слова свои ощущения, он наверное сказал бы, что ему "вроде как бы
не по себе".
воину.
деревьев выскочил шакал. Он принадлежал к особой разновидности африканских
шакалов, у которых шкура пятнистая, а лапы с наружной стороны полосатые,
причем полосы, как и пятна на шкуре, - черные.
животное не страшнее собаки. Не такой человек был Бен-Зуф, чтобы
испугаться шакала, но Бен-Зуф не терпел их породу потому, может статься,
что она не представлена на Монмартре.
высотой с добрых десять метров. Он посматривал на пришельцев с явной
тревогой. Бен-Зуф сделал вид, что замахивается на него; угрожающее
движение спугнуло зверя; к великому удивлению капитана и денщика, он
подпрыгнул вверх и сразу очутился на вершине утеса.
футов!
не видывал такого прыжка!
видом. За это Бен-Зуф решил его проучить и схватил камень.
него таким камешком, все равно что сдобной булкой швыряться! Но почему
камень хоть и велик, а ничего не весит?
"сдобной булкой".
миролюбивые чувства; зверь благоразумно пустился наутек, перескакивая
через изгороди и деревья, и скрылся из виду в несколько гигантских
прыжков, на которые способен разве только кенгуру, да и то сделанный из
резины.
через утес и упал в пятистах шагах от него.
пожалуй, переплюну самую мощную гаубицу!
водой шириною в десять футов, через который им предстояло перебраться.
Бен-Зуф разбежался и прыгнул через ров с азартом завзятого гимнаста.
денщик парит в воздухе, футах в сорока над землей.
Сервадак бросился за ним и тоже хотел перескочить ров; но мускульное
напряжение, которое он при этом сделал, оказалось настолько сильным, что
его подбросило вверх на высоту около тридцати футов. На лету он столкнулся
с падавшим Бен-Зуфом. Затем, повинуясь в свою очередь закону тяготения, он
и сам полетел вниз с возрастающей скоростью, однако, коснувшись земли,
испытал толчок не больший, чем если бы спрыгнул с высоты четырех-пяти
футов.
клоунами сделались, господин капитан!
подошел к денщику и, положив руку ему на плечо, сказал:
должно быть, еще не проснулся; разбуди же меня, ущипни хоть до крови, лишь
бы помогло! С ума мы сошли, что ли, или грезим наяву?
мною такого не случалось, а только во сне, когда, бывало, привидится,
будто я птичка и будто мне перемахнуть через Монмартр все равно, что через
свою фуражку перешагнуть. Нет, все это чудно как-то. С нами что-то
случилось; мало того, случилось такое, чего ни с кем еще не приключалось.
А может, как раз на алжирском побережье такое и бывает?
себе голову над загадкой, которую в этих условиях было очень трудно
разгадать.
удивляться.
конца наше дельце с графом Тимашевым.
чудесными деревьями, посаженными с полвека назад, - вечнозелеными дубами,
пальмами, рожковыми деревьями, смоковницами, между ними росли кактусы и
алоэ, а кое-где высились огромные эвкалипты.
сказал:
вынимая из кармана часы, которые перед уходом из гурби поставил по солнцу.
шарик? - спросил денщик.
стоявший в зените.
заместитель по должности.
северной широты? - вскричал Сервадак.
показывает, что сейчас полдень. Солнце, как видно, сегодня торопится, и я
готов пари держать на миску кускуса, что оно зайдет через три часа.
полный оборот вокруг себя, что давало ему возможность оглядеть весь
горизонт.
день стал вдвое короче!.. Стало быть, мой поединок с графом Тимашевым
откладывается на неопределенный срок! Нет, тут что-то неладно! Это не я
спятил, черт побери! Ни я, ни Бен-Зуф.
космических явлений не исторгло бы ни единого возгласа удивления, спокойно
смотрел на капитана.
Сертаков Виталий
Корнев Павел
Прозоров Александр
Корнев Павел
Перумов Ник
Маккэфри Энн