отворяемых ржавых ворот, потом возбужденный быстрый шепот - объяснение
ребенка. Сейчас она говорила по-итальянски, и он ничего не понимал. Дальше
он почувствовал, как кто-то, поддерживая, укладывает его в постель. Он то и
дело проваливался в небытие и просыпался, чувствуя, как нежные руки моют его
и перевязывают голову. Первое ясное воспоминание - о военном враче, которого
привели осмотреть Майлса. "Вы даже не представляете себе, какой вы
счастливчик, вам повезло, - приговаривал врач. - О некоторых наших ребятах
этого уже не скажешь. Вчера нас отбросили. Много погибло."
поступил в колледж. Здание колледжа в Фордхэм Роуз Хилл было всего в
нескольких милях от того места в Бронксе, где он вырос. Его отец, капитан
полиции, был настроен скептически. " Все, что мы смогли сделать для тебя,
это заставить тебя закончить школу, - заметил он. - И не потому что Бог
обделил тебя мозгами, а потому, что ты никогда не утруждал себя засунуть нос
в книжки."
поступил в Высшую школу права. Отец был польщен, но предупреждал: "Ты все
равно коп в душе и не забывай об этом, когда получишь все свои славные
дипломы."
пор, пока Майлс Керни не понял, что хорошему адвокату не стоит больших
усилий превратить обвиняемого в подзащитного. Его это не привлекало. Майлс
принял предложение стать Государственным прокурором.
многими девушками, наблюдая, как они одна за другой выходят замуж. Но как
только он сам начинал подумывать о женитьбе, словно какой-то голос шептал
ему: "Подожди, у тебя еще все впереди".
был в Европе, если ты оказался там только для того, чтобы тебя подстрелили,
- говорила ему мать, когда он приходя обедать домой, неуверенно делился с
ней своими планами, и добавляла: "Тебе не кажется, что не мешало бы
навестить ту семью, которая прятала тебя в Понтиси? Я сомневаюсь, что ты
тогда как следует отблагодарил их."
двадцать три года. Рената - тоненькая и высокая, не намного ниже его самого.
Рената, которая восхитительно просто сказала:"А я знаю, кто вы. Это вас я
привела в ту ночь."
держу эту фотографию на моем столике."
неделю назад, но кто возьмется предсказать капризы природы. Он отогнал от
себя воспоминания о том, как Рената любила гулять по снегу.
из-под салата, он предался размышлениям о том, что бы стали есть люди,
сидящие на диете, если бы исчез вдруг весь тунец. Может, они бы вернулись к
старым добрым гамбургерам. От этой мысли он почуствовал, как его рот
наполнился слюной. И это напомнило ему, что он должен вытащить из
морозильной камеры соус для макарон.
салата, покрошил зеленый лук, тончайшими полосочками нарезал зеленый перец.
Он бессознательно улыбался про себя, вспоминая, что до появления Ренаты
салат в его понимании представлял собой помидоры и зелень, заправленные
майонезом. Его мать была прекрасной женщиной, но кулинария не входила в
число ее достоинств. Основным принципом ее стряпни было стремление "убить
все микробы", поэтому отбивные всегда были такими сухими и жесткими, что
требовалась известная сноровка, чтобы с ними сражаться.
лосося, вкус изумительно приготовленных макарон и остроту салатов с
чесноком. Нив унаследовала умение хорошо готовить от своей матери, а Майлс
требовал признания за собой первенства в единственном, чему он научился - в
приготовлении особого салата, который и правда удавался ему превосходно.
Майлс
вместо этого он принял из ее рук коробки и вопросительно заглянул ей в
глаза. "Опять Рождество? - спросил он, - "Для Нив от Нив с любовью"? Ты
выгодно себе это продала?"
знал,
вкратце рассказала о своих бесплодных поисках Этель.
сплетница, которая была у нас на Рождество?"
прижала к стенке епископа Стэнтона, объясняя ему, почему католическая
церковь в ХХ веке уже не так популярна, после чего, разнюхав, что Майлс,
оказывается, вдовец, уже не отходила от него весь вечер.
поселиться под ее дверью, - предупредил Майлс, - но чтобы в этом доме ее
ноги больше не было."
поделать в его положении условно осужденного. А Майк Тухей - офицер, под
бдительное око которого попал Денни, был изрядной свиньей, власть которого
распространялась на весь штат Нью-Йорк. Он потребовал бы отчета в
происхождении каждого потраченного Денни центе, если б тот не работал.
в кафе.
на Первой авеню. Чего не мог знать опекающий его офицер, так это то, что
большую часть времени Денни проводил не на работе, а на улице,
попрошайничая. В целях конспирации каждые несколько дней он менял место и
изменял свою внешность. Иногда он одевался пьяницей-бродяжкой в вонючей
одежде и стоптанных башмаках, с грязными лицом и волосами. Подпирая стену
какого-нибудь здания, он держал в руках обрывок картонки со словами
"Помогите, я голодаю".
на палку. Жестянка у его ног быстро наполнялась монетами.
раза, он не мог не поддаться соблазну замочить кого-нибудь, что он и
данном случае Денни ничем не рисковал.
Даже его офицер расслабился. В субботу утром Тухей звонил ему в кафе. Денни
живо представил себе Майка, его тщедушное тело, ссутулившееся над столом в
неряшливом офисе. "Я говорил с твоим боссом, Денни. Он сказал мне, что ты
один из его наиболее заслуживающих доверия работников."
бы тряслись, выдавая нервозность. Он бы был вынужден выдавить подобие слезы
из своих светло-карих глаз и изобразить что-нибудь похожее на улыбку.
под его выступающими скулами. Половину из прожитых им тридцати семи лет он
провел в тюрьме, начиная с двенадцати лет, когда совершил свой первый взлом.
Его кожа приобрела за эти годы характерный сероватый оттенок - "тюремную
бледность".
мороженого, металлические стулья, белую пластиковую стойку, объявления о
скидках на ланч, хорошо одетых посетителей, погруженных в газеты над
тарелками с тостами или кукурузными хлопьями. Его мечты о том, как бы он
разделался с этим кафе в целом и с Майком Тухей в частности, были прерваны
окриком менеджера: "Давай, Адлер, пошевеливайся! Заказы сами не придут!"
хватаясь за куртку и коробку с бумажными пакетами.
взглянул на Денни с обычной кислой миной. "Я просил тебя не говорить по
телефону по личным делам в рабочее время," - сказал он и швырнул телефонную