Чтение 5–й страницы книги ~Прововедник~

человека, которого мятежники отрядили следить за тобой. Я спустился туда и
сказал: "Вас послали следить за мной, почему бы нам не поговорить". Тот
ответил: "Знать ничего не знаю". А я: "И к тому же вы третью ночь не можете
уснуть. Спите спокойно, а завтра поднимайтесь ко мне в номер". Я ушел, и он,
оказывается, действительно уснул. А час назад постучался в мою дверь, и мы
долго говорили.

-- Как просто, -- сказал я.

-- Бог познается по простоте употребляемых им средств, -- ответил ван
Роширен.

Он сел в машину, и мы поехали. С нами был Денис Лиммерти, а с Лиммерти
-- автомат.

Прием был, как всегда, великолепен. Старый князь тряс головой, сидя в
кресле на колесиках. Центральная зала сверкала мрамором и хрустальным
светом, вышколенные слуги неслышно сновали по паркету, предлагая еду и
напитки, прелестная восемнадцатилетняя наложница князя порхала туда и сюда,
расточая ослепительные улыбки. Более всего она улыбалась новому дворецкому,
бравому молодцу лет двадцати в штанах невиданной расцветки, стоявшему у
хозяйского кресла.

-- Третий дворецкий за семь месяцев, -- сказал Клара Аннели, жадно
глядя на дворецкого, -- она меняет их быстрее, чем Президент -- министров.

Дворецкий услышал и гордо зашевелился в своих штанах.

Это был приятный прием, из тех, где встречаешь множество знакомых и
решаешь множестро дел. Любители многочасовых парламентских обсуждений
никогда бы не поверили, с какой легкостью в- порядке личного одолжения
устраняются тут трудности, совершенно, казалось бы, неразрешимые.

У меня были свои заботы, и я переходил от одной группы к другой,
совершенно потеряв ван Роширена из виду. Я оглянулся -- он мелькнул в
дальнем конце анфилады с вице-префектом столичной полиции. Вздохнув, я
поднялся на второй этаж. Мраморные крылатые гении, сгибаясь от тяжести,
несли вверх по лестнице золоченые корзины с фруктами. Из стеклянных фруктов
били сверкая электрические огни.

Внизу, на мощеном дворике, ведущем в сад, вновь мелькнул вице-префект
полиции, на сей раз без ван Роширена. Этот человек был мне нужен; я сбежал
вниз по лестнице и пошел через голубую гостиную в сад.

Посреди голубой гостиной стояла серебряная статуя Господа Истины с
топором в руках, ибо истина убивает. Под сенью Истины на бархатной кушетке
сидел Реджинальд Мейси, один из старейших служащих компании. Он еще помнил
те славные времена, когда компания не покупала конкурентов, а расстреливала
их из автоматов. Мейси был совершенно пьян.

-- А, это вы, Денисон, -- сказал он, -- а где ваша жена?

-- Осталась дома с ребенком.

-- А, да-да, вы привезли какого-то странного проповедника.

Я промолчал.

-- Твари, -- сказал Мейси, -- грязные твари! Мы сели в лужу с нашим
гуманизмом, сели в грязную лужу! Ни одного туземца нельзя было допускать к
власти! Выкинуть всех и заменить землянами! Только так можно было вычистить
эту страну!

Мейси орал. Глаза его налились кровью. Богиня Истины испуганно жалась к
стенке, сжимая серебряными ручками топор. Я сказал:

-- Вы пьяны, Мейси. Езжайте домой.

-- Твари, -- повторил Мейси.

Вице-префект по-прежнему стоял на мощеном дворике. В дни, когда
Президент воевал со своим дедом, этот человек с двумя своими товарищами был
вожаком народа в городе Синие Ключи, а проще говоря, погромщиком, ибо в те
дни в Синих Ключах чернь громила дома богатых и сильных не столько ради
учреждения свободы, сколько в надежде на то, что изобилие преступлений
превратит их, как это обычно бывает, в доблестные дела или, по крайней мере,
обеспечит безопасность зачинщиков. Эти трое завладели городом и даже издали
закон, по которому никто не смел отказывать бедняку в ссуде и принуждать его
платить долги; но по прошествии двух месяцев Идар Хас, более прозорливый,
чем его товарищи, договорился с проходившим мимо войском Президента и
передал ему город. А тех двух глупцов постигла та же судьба, что и
истребленных ими торговцев.

Сейчас Идар Хас, вице-префект столичной полиции, стоял в мощеном
мраморном дворике, грыз орешки в позолоченных скорлупках и кормил ими ручную
белку. Он обрадовался, увидев меня.

-- Да, насчет Ирвинга Мелла... -- начал он.

-- Оставьте этого человека, -- сказал я по-асаисски, -- ведь его
племянница -- моя золовка.

Я как раз представлял ван Роширена старому князю, когда кто-то толкнул
меня в бок.

-- А! Господин колонизатор и господин миссионер! Вы, кажется,
возвращаетесь к методам шестнадцатого века: сначала отбираете нашу землю, а
потом и наших богов?

Я оглянулся и узнал в говорившем сына Идара Хаса. Земляне и туземцы
прекрасно находят общий язык -- все, кроме тех, кто побывал в Гарварде и
выучился там словам "неоколониализм", "народное самосознание" и
"национально-освободительная борьба". Обычно это сыновья крупных чиновников.
Чуждые грабежу и прочим видам предпринимательства, они проводят жизнь,
сочиняя националистические памфлеты на безупречном английском языке, так как
это единственный язык, который согласны признать общим бесчисленные
враждующие племена страны. Служить они не служат, считая ниже своего
достоинства заниматься работой на благо марионеточного правительства; среди
террористов их тоже нет, потому что там стреляют, а на приемах они время от
времени попадаются.

Впрочем, есть и другие люди, которые имеют на нас зуб. Терпеть не может
землян майор Ишеддар, начальник охраны Президента, и говорят, что племянник
полковника, Ласси Красивые Глаза, ненавидит "Анреко" больше, чем законное
правительство.

Я оставил ван Роширена спорить с молодым патриотом и прошмыгнул в
соседнюю комнату. С золоченого потолка свисали гроздья мраморного винограда.
Длинные шелковые флаги с надписями в честь господина Президента свисали до
самого пола. Посреди комнаты бил вверх прозрачно-черный фонтан. От бурлящей
жидкости пьяняще пахло смолой и медом. У фонтана, макая в него кружку, стоял
человек с белой карточкой на груди -- репортер с Земли.

-- Из чего это? -- спросил он.

-- Местный напиток, -- сказал я. -- Очищают бананы, толкут их и ждут,
пока они не начнут бродить. Потом добавляют меда и немного смолы и гвоздики
для запаха и держат все в темном месте. Не пейте больше двух кружек.

-- Монополия, -- сказал журналист, -- это нехорошо. Почему здесь всем
распоряжается одна компания?

-- Потому что, -- сказал я, -- об этом просило правительство. Потому
что когда земляне впервые появились здесь век назад, это были либо
разбойники, которые прилетали в деревню, вооруженные до зубов, забирали
урожай вирилеи и меха и скрывались, либо полуразбойники, которые меняли меха
и ягоды на оружие. А когда появлялись честные люди и просили патенты на
торговлю в столице, их тут же прижимали чиновники. Только большие, хорошо
организованные компании оказались достаточно могущественными, чтобы положить
конец и пиратству землян, и вымогательству чиновников. В конце концов вышло
так, что "Вестерн Линк" и "Анреко" слились в одну компанию.

-- Значит, -- сказал он, -- вы положили конец взяткам и грабежу?

-- Разумеется, -- сказал я, -- мы положили конец взяткам и грабежу.

Я вернулся в центральную залу. Там рядом с ван Роширеном стоял Джон
Бельяш, владелец популярного третьего канала телевидения, большой любитель
брюха и того, что под брюхом. По правую руку Бельяша прыгала девица, которую
он, очевидно, обещал сделать телезвездой.

-- Наши зрители, -- говорил Бельяш, -- имеют разносторонние духовные
запросы, и мы неравнодушны к тайнам Вселенной. У нас каждый день есть
минутка астролога, и в прошлую среду мы показывали передачу о горных
целителях с Синей Гряды. Оказывается, они черпают энергию непосредственно из
космической праны. Очень поучительно.

Я вернулся к господину князю. Тот сидел в своем кресле и жевал кусочек
пледа.

-- Мои друзья, -- сказал князь, -- чувствуют себя неуютно в своем новом
доме. Они купили собаку. Не могли бы вы научить ее лаять?

Он выпростал из-под пледа руку, в ней была толстая пачка кредиток. Я
пересчитал их.

-- Ваши друзья? -- спросил я.

-- У меня много друзей, -- сказал старый туземец.

-- В прошлый раз от ваших друзей пахло "козьей головкой".

"Козья головка" -- благовоние, которое курят в храмах мятежников,
Человек, от которого пахнет козьей головкой, всегда будет иметь
неприятности, если попадется гвардейцам.

Вице-префект столицы вздохнул и вытащил из-под пледа еще одну пачку. Я
запихнул обе пачки в карман и сказал:

-- Завтра в три дня. Где обычно. Я вышел в сад -- дивно благоухали
травы, шелестела листва, и сквозь серебристое озеро пролегала лунная
дорожка, прямая, как посадочная полоса. У мраморной кромки озера маялся
Денис Лиммерти, раскаявшийся громила.

-- Ну что, нагляделись на здешнюю публику? -- спросил я. -- Неужели вы
верите, что из вашей затеи что-нибудь выйдет?

-- Иисус пришел, -- сказал Лиммерти, -- чтобы спасти грешников, а не
праведников. Уж наверное, господин Президент -- великий грешник.

Лиммерти ушел, а я остался сидеть у пруда с мраморной кромкой и лунной
дорожкой.

-- Здравствуйте, господин Денисон!

Я обернулся. Это был представитель "Харперс ЛТД".

-- Не собираетесь уезжать из Асаиссы?

"Анреко" обвиняют в том, что она скупила половину Асаиссы. Никто не