разумных, ни в коей мере не сдерживает дураков; поэтому в океане печатной
продукции, порожденной Проектом ГЛАГОС, каждый отыщет кое-что для себя -
если его не слишком интересует истина. Впрочем, о Проекте писали и особы,
во всех отношениях почтенные. "Новое Откровение" преподобного Патрика
Гординера хотя бы остается в ладах с логикой, чего никак не скажешь о
"Послании Антихриста" отца Бернарда Пиньяна. Этот богобоязненный автор
свел проблематику ГЛАГОСа к демонологии (с одобрения своих иерархов), а
неудачу Проекта объяснил вмешательством Провидения. Он, похоже, принял
всерьез название "Повелитель Мух", выдуманное участниками Проекта в шутку,
- как ребенок, уверенный, что названия звезд и планет написаны прямо на
них, а астрономы читают их, глядя в свои телескопы.
блюдах, готовых к немедленному употреблению и разве что не разжеванных,
которые в своей целлофановой упаковке гораздо лучше на вид, чем на вкус.
Одни и те же компоненты заправлены в них всякий раз новым, но непременно
сказочно ярким соусом. Журнал "Лук" сдобрил серию своих репортажей
шпионско-политическим соусом (вложив мне в уста слова, которых я в жизни
не говорил); в "Нью-Йоркере" продукт был изысканнее, с добавкой кое-каких
философских вытяжек, а доктор медицины У.Шейпер изложил психоаналитическую
трактовку событий в книге "Истинная история ГЛАГОСа", из которой я узнал,
что действиями сотрудников Проекта руководило либидо, деформированное под
влиянием новейшей - космической - мифологии секса. Доктор Шейпер обладает
также точными сведениями о сексуальной жизни космических цивилизаций.
вот людям, начисто лишенным порядочности - о знаниях я и не говорю, -
позволено печатать свои сочинения беспрепятственно и в любом количестве?
Инфляция печатного слова отчасти вызвана экспоненциальным возрастанием
количества пишущих, но издательской политикой - тоже. Детство нашей
цивилизации было временем, когда читать и писать умели лишь избранные,
по-настоящему образованные люди. Этот критерий сохранял силу и после
изобретения книгопечатания; и хотя сочинения глупцов иногда издавались
(тут ничего не поделаешь), их число еще не было астрономическим - не то
что теперь. В разливе макулатуры тонут действительно ценные публикации:
ведь легче отыскать одну хорошую книгу среди десяти никудышных, чем тысячу
- среди миллиона. И неизбежным становится неумышленный плагиат -
повторение где-то уже напечатанных мыслей.
цивилизационного взрыва этот риск неизбежен. И если я решил изложить
собственные воспоминания о работе в Проекте, то лишь потому, что ничто из
прочитанного меня не удовлетворило. Не обещаю читателю "правду и только
правду". Другое дело, если б наши усилия увенчались успехом... впрочем,
тогда моя затея была бы ненужной: история поисков истины поблекла бы в
свете самой истины как материального факта, вбитого в самую сердцевину
цивилизации. Но поражение словно вернуло наши усилия к первоисточнику. Мы
не разгадали загадку, и нет у нас ничего, кроме обстоятельств нашего
поражения. Это леса, а не постройка, процесс перевода, а не его результат.
И это - единственное, с чем мы вернулись из похода за звездным золотым
руном. Уже здесь я расхожусь с тональностью даже тех версий, которые сам
назвал объективными, - начиная с доклада Белойна, - в них вообще нет слова
"поражение". Разве не вышли мы из Проекта несравненно более богатыми, чем
вошли в него? Новые разделы коллоидной физики, физики сильных
взаимодействий, нейтринной астрономии, ядерной физики, биологии, а прежде
всего новые знания о космосе - вот лишь первые проценты от нашего
информационного капитала; а ведь он, уверяют специалисты, обещает прибыли
и в дальнейшем.
мертвого философа, быстренько им воспользуются. Мой пример вас шокирует?
Именно этого я и хотел. Письменность с самого своего зарождения имела,
казалось бы, единственного врага - ограничение свободы выражения мысли. И
вот оказывается, что для мысли едва ли не опаснее свобода слова.
Запрещенные мысли могут обращаться втайне, но что прикажете делать, если
значимый факт тонет в половодье фальсификатов, а голос истины - в
оглушительном гаме и, хотя звучит он свободно, услышать его нельзя?
Развитие информационной техники привело лишь к тому, что лучше всех слышен
самый трескучий голос, пусть даже и самый лживый.
письменный стол. Не имея желания увеличивать и без того огромный список
публикаций, я ждал, что кто-нибудь, владеющий словом лучше меня, сделает
эту работу, - но с течением времени понял, что не могу молчать. В самых
серьезных трудах, посвященных Проекту, в самых объективных версиях,
начиная с отчета комиссии Конгресса, отмечается, что мы не узнали всего;
но если об успехах пишут охотно и много, то о неопознанном - почти ничего,
и эта пропорция внушает мысль, будто мы исследовали весь Лабиринт, кроме
нескольких - тупиковых или обвалившихся - проходов. А между тем мы даже
порога не переступили. Обреченные до самого конца строить домыслы, мы лишь
отколупнули несколько крошек от печатей у входа в него и, растерев их в
руках, восхищались блеском, позолотившим нам кончики пальцев. О том, что
кроется за печатями, мы ничего не знаем. А ведь одна из главнейших
обязанностей ученого - определять не масштаб познанного (оно говорит само
за себя), но размеры еще не познанного, незримого Атланта наших познаний.
универсальных авторитетов. Разделение (а может быть, распадение) науки на
специальности зашло далеко, и специалисты объявляли меня некомпетентным
всякий раз, стоило мне ступить на их территорию. Давно было сказано, что
специалист - это варвар, невежество которого не всесторонне. Мои
пессимистические предвидения основаны на личном опыте.
(трагически погибшим в автомобильной аварии) опубликовал работу, в которой
доказал, что существует предел сложности для всех конечных автоматов,
подчиненных гедонистически ориентированной программе (к ним относятся, в
частности, все животные вместе с человеком). Эта программа основана на
наказаниях и поощрениях, которые воспринимаются как страдание и
наслаждение.
центра (мозга) превышает четыре миллиарда, в совокупности таких автоматов
проявляется тяготение к крайним полюсам программы. При этом верх может
взять один из предельных вариантов, а выражаясь более обыденным языком -
садизм либо мазохизм; следовательно, их возникновение в процессе
антропогенеза было неизбежно. Эволюция "согласилась" на такое решение,
поскольку она оперирует статистическими величинами: для нее важно
сохранение вида, а не дефектные состояния, недуги, страдания отдельных
особей. Как конструктор, она выбирает приспособление к обстоятельствам, а
не достижение совершенства.
полной панмиксии [свободное скрещивание] не более чем у 10 процентов
особей будет наблюдаться достаточно уравновешенное гедонистически
регулируемое поведение, а остальные будут отклоняться от нормы. Хоть я уже
и тогда считался одним из лучших математиков в мире, влияние этой работы
на антропологов, этнологов, биологов и философов оказалось равным нулю. Я
долго не мог этого понять. Моя работа была не гипотезой, а формальным,
следовательно, неопровержимым доказательством того, что некоторые свойства
человека, над которыми веками ломали головы легионы мыслителей, -
результат чистейшей статистической флуктуации, обойти которую при
конструировании автоматов или организмов невозможно.
распространил свое доказательство на процесс возникновения групповых
этических норм. Однако и эту работу полностью игнорировали. Годы спустя,
после бесчисленных дискуссий с гуманитариями, я понял: они не признали
моего открытия потому, что оно их не устраивало. Стиль мышления, который я
представлял, считался у них чем-то вроде безвкусицы, потому что не
оставлял места для риторических препирательств.
помощью математики! В лучшем случае мою затею называли "любопытной". А по
существу, никто из гуманитариев не мог примириться с тем, что великую
Тайну Человека, загадочные свойства его натуры можно вывести из общей
теории автоматического регулирования. Конечно, они не говорили этого
прямо. Тем не менее полученный мною результат вменили мне в вину. Я вел
себя как слон в посудной лавке: то, перед чем спасовали антропология ж
этнография с их полевыми исследованиями, а также глубочайший философский
анализ "природы человека", чего не удалось сформулировать в виде
осмысленной проблемы ни в нейрофизиологии, ни в этологии [наука о
поведении животных], что оставалось тучным заповедником вечно плодоносящих
метафизик, психологии подсознания, психоанализа классического и
лингвистического и Бог весть каких еще эзотерических дисциплин, - я
попытался рассечь, словно гордиев узел, своим доказательством в девять
печатных страниц.
именовали Воспроизведением Архетипов, Инстинктом Жизни и Смерти, Волей к
Самоуничтожению, Влечением к Небытию, а я, перечеркнув эти священные
ритуалы какими-то группами преобразований и эргодическими теоремами,
заявляю, что решение проблемы найдено! Вот почему ко мне относились с
тщательно скрываемой антипатией: какой-то бесцеремонный профан посягнул на
Загадку, попытался зацементировать ее вечно живые ключи, запечатать уста,
находившие радость в задавании бесконечных вопросов; а так как моего
доказательства опровергнуть не удалось, оставалось только его замалчивать.
небес, правда, за другие работы - в области чистой математики. Этот опыт,
однако, был весьма поучителен. Мы недооцениваем косность мышления во
многих отраслях знаний. Психологически это вполне объяснимо.
Сопротивление, которое наш ум оказывает статистическому подходу, в атомной