Чтение 5–й страницы книги ~Сокровища звезд~

Что обнаружил Пол? На что он намекал в своей записке?

И тут я, кажется, понял.

Мятеж.

Невероятная мысль - корабль в руках Краудера и компании. Все сразу
стало на свои места: косвенные намеки Пола, странная снисходительность
Краудера к коммодору, невероятная наглость Хетчера, убийство Пола. Но
все-таки оставалось неясным, что Пол искал в Кольцах. Какое значение имеет
этот кусочек камня? Может, это всего лишь уловка, чтобы направить Хетчера
по ложному пути, сбить его с толку?

Потом до меня дошло, что я не могу вернуться на корабль. Если такой
человек, как коммодор Грейсон, с его званием и опытом, не смог
противостоять заговору, если это не удалось Полу Дэнтону, то на что мог
надеяться младший лейтенант? Что он мог сделать на мятежном корабле?

Но ведь я был не на корабле, а тут, на свободе, и в моем распоряжении
был катер.

Два катера. G-лодка Хетчера больше подходила для космического
путешествия.

И тогда я понял, что должен делать.

От Колец Сатурна до Терры путь не близкий. Кроме того, мне предстоит
совершить его в одиночку. На борту недостаточно пищи, воды - всего
недостаточно. Но ведь капитан Блай проплыл на открытом баркасе от Таити до
Темзы. И кроме плохого настроения и компаса, у него тоже ничего не было.
Значит, я тоже могу попытаться.

- Прощай, Пол. Сделаю все, что смогу, - сказал я покойнику и направился
к G-лодке. Я повел ее на минимальной мощности и спрятался в туманности
Колец в двадцати милях от двух останков.

Я ждал девять часов, прежде чем далеко за туманностью Колец появился
огонек. Он походил на лампу за занавеской. Огонек рос и стал бело-голубым
сиянием, которое медленно плыло вверх и постепенно удалялось, отклоняясь
под углом 37o.

Я смотрел, как исчезает корабль, и пытался свыкнуться с мыслью, что я
всеми покинут, что до ближайшего дружеского лица расстояние в один
световой час и что я могу рассчитывать только на себя.

Я ввел данные о курсе корабля в пульт управления и отправился в долгое
путешествие домой.

3

Приключение - это когда кому-то где-то далеко приходится преодолевать
трудности. Сейчас все это происходило со мной. Сто восемнадцать дней - не
вечность, но их вполне достаточно для того, чтобы семечко проклюнулось,
стало растением, и на этом растении созрел помидор.

Вполне достаточно, чтобы на голых ветках зимних деревьев набухли почки.
Вполне достаточно для того, чтобы выросла полуторадюймовая борода; чтобы
воздух в кабине стал душным и вонючим; чтобы прибор для очистки воды
покрылся налетом зеленой плесени; чтобы выскрести последнюю банку
консервов до крошки, а потом разломать ее и вылизать дочиста. Вполне
достаточно, чтобы последняя бумажная одежда разодралась в клочья, обнажив
грязную землистого цвета кожу, сквозь которую проступают кости. Вполне
достаточно, чтобы мысли миллионы раз обежали черепную коробку, подобно
белке в колесе, и в конце концов превратились в маленькую кучку
полуразрушенных инстинктов.

Ну что тут скажешь? Даже падение Рима изложено в трех томах. Время шло.

Я миновал Луну на полной межпланетной скорости, вздыбил земную
атмосферу на тысячи миль вокруг и увидел, как докрасна раскалился
кристоновый корпус лодки. По счастью, что-то из случившегося пробилось в
мое сознание. Я затратил немало усилий, прежде чем мне удалось сесть к
пульту управления и рассчитать траекторию приближения. Проделывая это, я
громко хохотал над чем-то очень забавным, а потом опять впал в забытье.
Через некоторое время началась вибрация. В кабине было жарко, а вибрация
становилась все сильнее и сильнее. Трудно было сообразить, что необходимо
делать, но еще труднее потянуть рычаг, находившийся у меня под рукой. Это
была тяжелая работа, раз или два я забывался и почти засыпал. Но,
вероятно, какая-то часть меня понимала, что сделать это очень важно. Я
все-таки вытянул его и услышал звуки, которые, скорее всего, были
щелканьем замыкающихся реле и начавших работать автоматов. А может, это
просто смотритель, подстригающий лужайку над моей могилой? Мысли о могиле
привели меня к мысли о Земле. А потом на меня наехал двадцатитонный каток
и раскатал в лепешку до такой толщины, что сквозь меня просвечивало
красное солнце, потом оно потухло и стало рокочущей темнотой.

Я очнулся от того, что в лицо мне плескала теплая соленая вода.
Несколько капель попало в горло, и я закашлялся. Из-за борта спасательного
плота Марк XXI мне было видно, что я скольжу по блестящему зеленому
склону. Затем плот въехал на следующий холм, и мне удалось разглядеть
вокруг множество подобных холмов, но тут лицо мне залепила пена. Я так
устал, освобождаясь от нее, что мог лишь лежать на спине, уставившись в
небо цвета свинца. Вскоре я понял, что замерз, но тут же забыл и об этом.
Внезапно небо потемнело. Как-то вдруг наступили сумерки и появились
невинные, юные звездочки, похожие на первые апрельские цветы. Эта метафора
мне понравилась. Я ухватился за нее, стараясь развить дальше... Но ничего
не вышло. Мысль стала меркнуть, и...

Было очень темно и холодно. Моя кожа натянулась, стала шершавой и
соленой и словно приросла к костям. Я пошевелился. Все тело пронзила боль,
и я застонал. Эти стоны были единственным, на что я тогда был способен.
Горло будто выстелили пыльным сукном, а в глаза вбили гвозди. По телу
ползали красные муравьи. Они рвали мою плоть на кусочки, потом эти кусочки
выплевывали и проползали дальше. Я попытался облизать губы, но язык не
слушался меня и, казалось, был в три раза больше, чем обычно.

"Нужна вода", - четко сформулировал я. Мозг старика Тарлетона вновь
затикал. "Нужна вода, - снова повторил он. - Обезвоживание. Соленую воду
пить нельзя, но кожа может ее впитывать..."

Где-то внутри меня обнаружился скрытый запас сил. Но воспользоваться
этим запасом было так же трудно, как Самсону - разрушить храм, Гераклу -
распять Прометея, а Атласу - держать Землю. Я сел и тут же повалился
набок. Моя голова оказалась возле планшира.

По периметру плота была натянута веревка, один ее конец свисал внутрь.
Я обмотал веревку вокруг руки, собрал остатки того, что еще можно было
считать силой воли, и перевалился через край плота. Холодная, как лед,
вода обожгла меня. Этого было достаточно, чтобы немного рассеять туман в
моей голове. Ухватившись за веревку двумя руками, я старался держать
голову над водой. Казалось, я пробыл в воде довольно долго. Ощущение
холода заглушило боль и зуд, осталось лишь всепоглощающее страдание от
того, что я жив. Ко мне вернулось желание умереть, расстаться с жизнью,
погрузившись в мягкое, вечное небытие. Ведь это было так легко! Но мои
руки не подчинялись моему разуму. Они продолжали сжимать веревку,
подтягивали меня поближе к краю плота, который то погружался в воду, то
всплывал.

Я уловил момент, когда плот пошел вниз, собрал все силы и рванул
вперед, умудрившись так стукнуться носом, что из глаз посыпались искры.

Я вновь подпрыгнул, на этот раз порезав ноги, поставил локти на край
плота, обругал океан, который старался утянуть меня обратно, кувырнулся на
дно плота и задремал.

А потом наступил водянисто-серый день, но ветер был уже потеплее. Я
вспомнил о неприкосновенном запасе, который должен быть на каждом
спасательном плоте серии Марк XXI. Он был очень далеко, на другом конце
плота. Я израсходовал огромное количество драгоценной энергии, дополз до
него, открыл мешок и вытащил пластиковую коробку.

В коробке лежала карточка, на которой было написано, что НЗ проверен
10.07.89, признан негодным к употреблению и уничтожен.

С этим и остаемся.

Солнце уже было в зените и жарило, как лампа в сорок ватт.

Я подумал, что пора бы провести рекогносцировку: определить мое
местонахождение, силу и направление ветра, температуру воды, дыхание,
пульс...

Я сидел и смотрел на еле видимую за туманом береговую линию. Она была
так далеко, что я не мог разглядеть детали, но мне показалось, что она
похожа на Африканское побережье. А может быть, даже на побережье
Нью-Джерси.

Я лег, чтобы хорошенько все обдумать, и немало в этом преуспел, Однако
звук артобстрела становился все громче, сильнее. Он приближался. Земля
вздрагивала при каждом взрыве. Барражирование продолжалось уже довольно
долго, совсем скоро они пойдут в атаку и бросятся в штыки, а я не готов...
Абсолютно не готов и не могу найти ружье... И вообще я уже весь изранен,
а, может быть, даже мертв, и неизвестно, где санитар, и...

Последний взрыв подбросил и зашвырнул меня на тысячу миль, в вырытую
могилу. Меня забросало грязью, с неба свалился огромный надгробный камень,
но это уже не волновало. Я был далеко-далеко, там, где вместе лежат герои
и трусы, ожидая наступления вечности, а она приближается медленно, как
змейка, что ползет через бесконечную пустыню к далекой горной гряде.

Первое, что я почувствовал, - вонь. А потом - жару. А потом - мух на
моем лице и жужжание тех, которые тоже хотели бы найти место, чтобы сесть.
И только пошевелившись, я почувствовал боль. Я издал стон, что также
является формой общения. Но никто не ответил, поэтому я застонал сильнее.
Опять никакого ответа. Хватит! Нечего больше стонать! Попробуй что-нибудь