застоявшимся табачным дымом.
где-то хоть один. Сестру скорее всего еще можно обмануть стетоскопом.
Охрана...
взглянув.
госпиталем. Ночные сиделки не бодрствовали за дежурной стойкой, откуда бы
просматривался весь коридор. Все, за что они отвечали в палатах, - это за
свет, падающий из коридора, и, разумеется, никто из них не заметил
мелькнувшую за дверью белую фигуру. Раньше в западном крыле жили слуги -
низкие потолки, крашеная штукатурка на стенах. Спиной ощущая буравящий
взгляд часового, Смедли нырнул в первую подвернувшуюся дверь.
забинтован до неузнаваемости и спал без задних ног.
дежурной комнате горел, как прежде.
дышит. Темная голова Экзетера на соседней подушке.
Крит, они остановились у дяди Фрэнка и жили с Экзетером в одной комнате.
Его сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Черт тебя побери, парень! Как
можешь ты казаться таким юным?
внимание первой же проходящей сестры. Он протиснулся между койкой и
стеной, опустился на колени, уронив при этом папку. Он прикрыл рот
Экзетера рукой...
Экзетер рванулся и с такой силой схватил Смедли за руку, что тот
испугался, не треснет ли она.
задышал. Сердце Смедли понемногу вернулось туда, где ему полагалось
находиться.
здесь, клянусь! Я хочу помочь.
снотворным и наполовину спит? Дурак, он просто старается не выказать
никакой реакции.
Джинджер тоже не верит. Тогда ты загадочным образом исчез из больницы. Ты
можешь исчезнуть отсюда?
другу?
выбраться?
проблемы с мимикой.
начинает дергаться. Еще минута - и польются слезы. Какое тогда к нему
доверие?
судорогой и слезами. Он решил уже, что не дождется ответа. Но он ошибся -
замогильный шепот, едва слышный и все же настолько близкий, что Смедли
чувствовал на лице его дыхание.
угодно.
тебя отсюда, я не знаю, куда отвести тебя так, чтобы ты был в
безопасности. У тебя есть что-нибудь? Никаких предложений? Никого, кому я
мог бы передать что-нибудь?
койку. Он поднял ее и отдал. Экзетер перевернул первую станицу и написал
что-то на обороте, потом вернул Смедли.
затих. Смедли пригнулся. Его трясло. Надо поскорее убираться отсюда, пока
с ним не случился припадок! Спустя несколько секунд дыхание возобновилось.
Они посмотрели друг на друга.
заставил себя встать и не спеша зашагал к двери. Протестующие,
встревоженные голоса звучали громче. Еще крики... У бедняги кошмары.
Навстречу ему спешила сестра, за ней другая.
раскрыты.
культей и вышел.
увидит доктора в коридоре... но этого не случилось.
снотворная таблетка.
письме левой рукой. Вечером он сходил в деревню и отправил два письма по
адресам, которые дал ему Экзетер.
4
ученики, и начнется новый учебный год. А пока в школе оставались только
полдюжины учителей и три-четыре жены. До войны ученики, родители которых
находились за границей, проживали в школе круглый год. Теперь же проблемы
со штатами - как преподавательскими, так и с прислугой - вынудили совет
попечителей отказаться от этой практики - на неопределенное время. В это
"неопределенное время" Англию могла захлестнуть революция, и только
отдаленное будущее покажет, какие из этих мер действительно были
временными.
где сел на местный поезд до Грейфрайерз. Поезда ходили на этой линии из
рук вон плохо, но местные автобусы были еще хуже - собственно, в Англии
1917 года они были почти так же редки, как, к примеру, дронты. Подождав на
конечной станции минут двадцать, он еще раз вверил свою бессмертную душу
теперь уже Западной железнодорожной компании и направился на восток, в
сторону Лондона. Поезд был битком набит людьми, половину из которых
составляли военные. Он решил уже, что придется простоять всю дорогу в
коридоре, но молодой пехотинец встал и уступил место пожилому джентльмену,
за что тот был ему весьма благодарен. А если учесть, что Джонс направлялся
исполнить свой долг по отношению именно к военным, эта любезность казалась
почти иронией судьбы.
до Кэннон-стрит и вынырнул на поверхность в серое сырое утро, провонявшее
углем и бензином. Неторопливо, не обращая внимания на толпы спешащих
куда-то людей, он пересек Лондонский мост и наконец оказался около
больницы Гая.
старым выпускником Фэллоу - ну, собственно, не таким уж и старым. Вряд ли
ему было больше двадцати пяти. Он ослеп и был весь переломан при Сомме, но
его душевное состояние казалось еще более душераздирающим. С теми, кого
достаточно просто подбодрить, в общем-то легче. Подобно Джулиану Смедли,
большинство из них были счастливы уже самой возможности вырваться из боев
и относились к своим увечьям почти с благодарностью. Со временем они
вернутся к реальности.