Чтение 5–й страницы книги ~Море и рыбаки~

на нее всем телом и рявкнул на жену, наблюдавшую за ним

с порога кухни:

- Собирай манатки!

- Это еще с каких дел? Вся наша жизнь тут прошла! Нельзя все бросить и
удариться в бега!

- Лучше в бега, чем обезножеть, глупая ты баба! Чего ей от меня
понадобилось? Чего?! От нее сроду никто доброго слова не слыхал!

Но жена Гоппхутора уперлась: она только-только привела дом в приличный
вид. К тому же они купили новый насос. Есть вещи, с которыми нелегко
расстаться.

- Давай-ка посидим, спокойно и подумаем, - предложила она. - Что в этом
пузырьке?

Гоппхутор держал бутылочку на отлете.

- Неужто ты хочешь это выяснить?

- Да не трясись ты! Она ведь ничем не грозилась, верно?

- Она сказала "благословен будь этот дом"! По мне, так звучит очень
даже грозно! Это ж бабаня Громс-Хмурри, не кто-нибудь!

Гоппхутор поставил бутылочку на стол, и супруги уставились на нее,
настороженно пригнувшись, готовые в случае чего кинуться наутек.

- Здесь написано "Возстановитель волосы", - сказала Гоппхуторша.

- Обойдусь!

- Она потом спросит, помогло или нет. Она такая.

- Если ты хоть на минутку возомнила, будто я...

- Можно попробовать на собаке.

- Вот славная скотинка!

Уильям Цыппинг очнулся от грез и оглядел пастбище. Он сидел на доильной
скамеечке, а его пальцы словно сами собой теребили коровьи сосцы.

Над изгородью показалась остроконечная черная шляпа. Уильям вздрогнул,
да так, что надоил молока себе в левый башмак.

- Что, хороши удои?

- Да, госпожа Громс-Хмурри! - дрожащим голосом промямлил Уильям.

- Вот и славно. Пускай эта корова еще долго дает так же много молока.
Доброго тебе дня.

И остроконечная шляпа поплыла дальше. Цыппинг уставился ей вслед. Потом
он схватил ведро и, поскальзываясь на каждом шагу, бегом кинулся в хлев и
начал

громогласно призывать сына.

- Хламми! Спускайся сию минуту!

На краю сеновала показался Хламми с вилами в руке.

- Чего, папаня?

- Сейчас же веди Дафну на рынок, слышишь?

- Чего-о? Она же лучше всех доится!

- Доилась, сын, доилась! Бабаня Громс-Хмурри ее только что прокляла!
Продай Дафну побыстрей, покуда у ней рога не отвалились!

- А чего бабаня сказала?

- Она сказала... она сказала... "пущай эта корова еще долго доится"...
- Цыппинг замялся.

- Что-то не похоже на проклятие, папаня, - заметил Хламми. - То есть...
ты-то клянешь совсем по-другому. А так, по-моему, даже неплохо звучит.

- Ну... штука в том, как... она это сказала...

- А как, папаня?

- Ну... этак... бодро.

- Да что с тобой, папаня?

- Штука в том... как... - Цыппинг умолк. - В общему неправильно это, -
обозлился он. - Неправильно! Нет у нее права разгуливать тут такой
довольной. Сколько ее помню, рожа у нее всегда была кислая! И в башмаке у
меня полно молока!

В тот день маманя Огг решила посвятить часть времени своей тайне -
самогонному аппарату, спрятанному в лесу. Это был самый надежно оберегаемый
секрет в королевстве, поскольку все до единого ланкрастерцы точно знали, где
происходит винокурение, а секрет, оберегаемый сразу таким множеством народу,
- это и впрямь огромный секрет. Даже король знал, но притворялся, будто ему
невдомек: это позволяло ему не допекать маманю налогами, а ей - не
отказываться их платить. Зато каждый год на Кабаньи Дозоры его величество
получал бочонок того, во что превращался бы мед, не будь пчелы убежденными
трезвенницами. В общем, все проявляли понимание и чуткость, никому не нужно
было платить ни гроша, мир становился чуточку счастливее, и никого не
поносили последними словами.

Маманя дремала: приглядывать за самогонным аппаратом требовалось
круглосуточно. Но в конце концов голоса, настойчиво выкрикивающие ее имя, ей
надоели.

Конечно, никто не сунулся бы на поляну - это было бы равносильно
признанию, что местонахождение аппарата известно. Поэтому они упорно бродили
по окружающим кустам. Маманя продралась сквозь заросли и была встречена
притворным изумлением, которое сделало бы честь всякому любительскому
театру.

- Чего вам? - вопросила она.

- Госпожа Огг! А мы гадали, уж не в лесу ли вы... гуляете, - сказал
Цыппинг. Прохладный ветерок разносил ароматы едкие, как жидкость для мытья
окон. - На вас вся надежда! Ох уж эта хозяйка Хмурри!

- Что она натворила?

- Расскажи-ка, Шпигль!

Мужчина рядом с Цыппингом живо снял шляпу и почтительно прижал ее к
груди жестом типа "ай-сеньор-на-нашу-деревню-напали-бандитос".

- Стало быть, сударыня, копаем мы с моим парнишкой колодец, а тут
она...

- Бабаня Громс-Хмурри?

- Да, сударыня, и говорит... - Шпигль сглотнул. - Вы, говорит, не
найдете здесь воды, добрый человек. Поищите лучше, говорит, в лощине возле
старого ореха! А мы знай копаем. Дак ведь воды-то и впрямь ни капли не
нашли!

- Ага... и тогда вы пошли копать в лощине у старого ореха? - ласково
спросила маманя. Шпигль оторопел.

- Нет, сударыня! Кто знает, что мы бы там нашли!

- А еще она прокляла мою корову! - встрял в разговор Цыппинг.

- Правда? Что же она сказала?

- Она сказала, пущай дает молока вволю! - Цыппинг умолк. Вот опять,
когда пришлось повторить это вслух... - Штука в том, как она это сказала, -
неуверенно добавил он.

- А как она это сказала?

- Любезно!

- Любезно?

- Этак с улыбочкой! Да я теперь этого молока в рот не возьму! Мне жить
еще не надоело! Маманя была заинтригована.

- Что-то я не пойму...

- Это вы собаке старого Гоппхутора скажите, - буркнул Цыппинг. -
Гоппхутор из-за хозяйки Хмурри робеет прогнать бедолагу! Вся семья с ума
спрыгнула! Сам стрижет, жена вострит ножницы, а оба пацана целыми днями
носятся по округе, ищут, куда шерсть сваливать!

Терпеливые расспросы мамани помогли пролить свет на ту роль, которую
сыграл во всем этом "Возстановитель волосъ".

- И он дал собаке...

- Полбутылки, госпожа Огг.

- Хоть Эсме и написала на этикетке "по махонькой ложечке раз в неделю"?
Да ведь даже тогда приходится носить просторные штаны!

- Он сказал, что насмерть перепугался, госпожа Огг! Я это вот к чему:
чего ей надо? Наши жены детишек из дому не выпускают. Потому - а ну как она
им улыбнется?

- Ну?

- Она же ведьма!

- И я тоже. И я им улыбаюсь, - напомнила маманя Огг. - А они за мной
хвостом таскаются, дай да дай конфетку!

- Да, но... вы... то есть... она... то есть... вы не... то есть того...

- Эсме - хорошая женщина, - объявила маманя. Здравый смысл заставил ее
добавить: - По-своему. В лощине наверняка есть вода, и корова Цыппинга будет
отлично доиться, и коли Гоппхутор не желает читать этикетки на бутылках,
тогда он медный лоб, а кому пришло в голову, будто Эсме Громс-Хмурри
способна проклясть ребенка, у того мозгов не больше, чем у земляного червя.
Изругать на все корки - это да, она их с утра до ночи костерит. Но проклясть
- нет. Она на такие мелочи не разменивается.

- Да, да, - простонал Цыппинг, - но это неправильно, вот что. Ее, вишь
ты, любезность одолела, а человек со страху ног под собой не чует!

- И рук, - мрачно добавил Шпигль.

- Ладно, ладно, я разберусь, - пообещала маманя.

- Нельзя обманывать ожидания, - слабым голосом сказал Цыппинг. - Это
действует на нервы.

- А мы приглядим за вашим ап... - начал Шпигль и вдруг попятился,
держась за живот и тяжело, с хрипом, дыша.

- Не обращайте внимания, это он от расстройства, - сказал Цыппинг,
потирая локоть, - Травки собирали, госпожа Огг?

- Угу, - промычала маманя, торопливо углубляясь в завесу листвы.

- Так я пока затушу огонь, ладно? - крикнул Цыппинг.

Когда запыхавшаяся маманя Огг показалась на тропинке, бабаня сидела
перед своей избушкой и копалась в мешке со старой одеждой. Вокруг были
разбросаны одеяния не первой свежести.

В довершение бабаня напевала себе под нос. Маманя Огг забеспокоилась.
Та бабаня Громс-Хмурри, которую она хорошо знала, не одобряла музыку.