- Скажите, когда вы сюда пришли, спрашивал вас Фокс, почему вы хотите
стать ученым? Он всем задает этот вопрос?
мы решили стать учеными. По-моему, ответ ясен сам по себе или, наоборот,
связан с такими вещами, о которых не совсем удобно говорить. А что, разве
Фокс вас об этом спрашивал?
большей частью даже не понимаете, о чем идет речь. А через несколько лет
вы вдруг обнаруживаете, что поступаете именно так, как он вам предсказал.
Я был уверен, что поеду в Гарвард, Принстон или к Корнеллю - куда-нибудь,
где есть крупные лаборатории. Но два года назад Фокс сказал, что я вернусь
в Вашингтонский колледж, и так оно и вышло. И я страшно этому рад, -
спокойно добавил он.
почему. Я уже вам сказал, что когда-нибудь и вы, возможно, будете думать
иначе. Я, например, твердо знаю, что сейчас мне больше всего на свете
хочется жениться. Вам, наверное, лет двадцать - двадцать один? Мне
двадцать шесть, а какие-нибудь пять лет иногда могут иметь огромное
значение, для меня они решили все. Конечно, если б я в свое время не
надумал играть наверняка и не взялся за такую пустяковую проблему, которую
легко разрешил бы любой, тогда, может, все сложилось бы иначе.
Эрик.
этим вопросом и тем, что он сказал. Потом, видимо, поняв, в чем дело, он
медленно, немного грустно улыбнулся и кивнул головой.
может дать вам тему посерьезнее, чем та, что была у меня. - Он отвернулся.
- У нас еще уйма времени. Хотите, сыграем в теннис или поплаваем в
бассейне? А может, просто побродим?
Максуэла, и был готов на все, лишь бы загладить свою бестактность.
перекинуться мячом.
поплаваем.
на реку, и полуспущенные маркизы торжественно и плавно колыхались под
легким речным ветерком. Лепные гирлянды украшали стены и высокие потолки,
мебель была из черного дуба.
вперед по гостиной, то берясь за книгу, то откладывая ее в сторону. Иногда
он слабо улыбался в ответ на болтовню жены, как бы желая улыбкой
вознаградить ее за то, что слова ее пролетали мимо его ушей.
провела Эрика и Максуэла в гостиную, где Фокс и его супруга принимали
гостей. Эрик первый раз в жизни видел нью-йоркскую квартиру, и все в ней
восхищало его. Максуэл отошел в сторону, а Эрик стал разглядывать
собравшееся общество. Кое-кого из факультетских профессоров он уже знал в
лицо, но до сих пор встречался с ними только в кабинетах и лабораториях, и
все они казались ему учеными, окруженными ореолом славы, которую приносят
знания и успех. Сейчас он видел их в другом свете, такими, какими они
бывают в повседневной жизни, и почти все они в его глазах как бы
уменьшились и превратились в обыкновенных людей. И только профессор Фокс
выделялся среди прочих - в нем было нечто такое, что не могло не привлечь
к себе внимания. Он двигался медленно и размеренно; разговаривая с
кем-нибудь, подолгу глядел собеседнику в лицо, но взгляд его постепенно
затуманивался и становился рассеянным. Жены в противоположность мужьям
очень отличались друг от друга. Одни были одеты безвкусно и крикливо,
другие выглядели так, словно пришли на чаепитие, устроенное церковью для
прихожанок, принеся с собой испеченные специально для этого случая пироги,
иные сидели с ошеломленным видом, словно возможность отдохнуть от домашней
возни и детского крика казалась им таким чудом, что их больше ровно ничего
и не интересовало - лишь бы посидеть сложа руки в относительной тишине.
Было и несколько довольно изящно одетых дам.
молоды. Трудно определить, кто из них имеет звание профессора, кто просто
преподаватель и кто аспирант. Максуэл в другом конце комнаты вел какой-то
серьезный разговор с тремя молодыми людьми, по виду одного с ним возраста.
знакомых и поклонился им издали. Фокс провел его по гостиной, на ходу
представляя гостям, но Эрик еле успевал разобраться в потоке имен, так как
эта процедура совершалась очень быстро.
люди и есть тот синклит чародеев, которому герольд должен возвестить его
имя. Совсем непохоже на то, что он ожидал, однако он старался поддерживать
в себе радостное волнение. Ведь прием еще не кончился, а временами он
слышал такие интересные разговоры, что совершенно забывал о себе.
Маленький невзрачный человек, по фамилии Раби, который недавно вернулся из
Германии, где пробыл несколько лет, рассказывал о Штерне. Как только Эрик
понял, что речь идет о том самом Штерне, с именем которого связан
знаменитый опыт Штерна - Герлаха, он навострил уши, терзаясь
беспокойством, что, должно быть, многое упускает, так как не понимает всех
намеков. Некий Квимби упомянул о том, что Принстонский университет
собирает данные об умственном развитии людей различных профессий.
развитию стоят математики, потом физики. Профессора английской литературы
- в самом конце, после врачей и дантистов и, представьте, даже после
инженеров. Послушайте, почему это... - спросил он, как бы слегка
удивляясь, но нисколько не возмущаясь этим вполне естественным явлением, -
почему мы так скептически относимся к инженерам?
сказал Фокс. - Потому что мы снабжаем их знаниями. Мы не позволяем
применять на практике ни одну теорию, ни один физический закон или
принцип, пока они не будут абсолютно доказаны и проверены. Прежде чем
передать инженерам наши идеи, мы так долго их пережевываем, что они уже
кажутся нам старьем, и поскольку инженеров занимает то, что нам давно
надоело, мы и считаем себя гораздо умнее их. Скажем так: наше отношение к
инженерам очень напоминает то снисходительное презрение, с каким механик в
гараже, получающий двадцать пять долларов в неделю, относится к
миллионеру, который попросил его что-то поправить в своем роллс-ройсе.
докажете, что мы действительно выше инженеров. Слушайте, если вы не
научитесь говорить гостям лестные вещи, я к вам больше не приду. Пилить
меня могут и дома.
усевшись в уголке, с увлечением беседовали о своей работе, и он с
сожалением покинул общество старших.
чем остальные гости, и держались менее развязно, так как еще не завоевали
себе прочного положения. Технический жаргон, на который во время разговора
они то и дело непринужденно переходили, был недоступен пониманию Эрика. И
оттого, что он стремился стать таким, как они, оттого, что эти молодые
люди олицетворяли собою этап, который ему еще предстояло пройти, они
произвели на него более сильное впечатление, чем старшие, достигшие, по
его мнению, вершины своей карьеры.
некоторое оживление - пришел новый гость, красивый, самоуверенный молодой
человек лет тридцати. Видимо, его ждали. Профессор Фокс и его супруга
встали ему навстречу.
сегодня говорили.
Хэвиленде, который переходил от группы к группе, пожимая руки гостям, было
нечто такое, что вызвало в Эрике острую зависть, и потому восхищение в нем
боролось с инстинктивной неприязнью. Во-первых, он думал, что Хэвиленд
гораздо старше. Эрику всегда казалось, что успех неизбежно связан с
пожилым возрастом, и он мог утешаться мыслью, что у него еще много времени
впереди. Хэвиленд опроверг это убеждение и тем самым значительно сократил
для Эрика расстояние, отделявшее его от конечной цели, а это было
тревожно. Во-вторых, Эрику, довольно равнодушному к одежде, достаточно
было одного взгляда, чтобы убедиться, что по сравнению с Хэвилендом все
мужчины казались неуклюжими и плохо одетыми. Более того, Хэвиленд держался
так непринужденно и уверенно, что, конечно, никогда, ни в каком обществе и
ни при каких обстоятельствах не мог попасть впросак. Он стоял среди
окружавших его солидных людей и, слегка улыбаясь, объяснял, почему он
пришел так поздно. Затем Уайт и Фокс вовлекли его в спор о расщеплении
атомного ядра.
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Майер Стефани