спокойно продолжал Карпов. - Сейчас в Нью-Йорке гостит настоятель
московской Елоховской церкви. И вчера я брал у него интервью.
не смутило, так как он уже знал, что свист здесь не всегда означает, что
аудитория не согласна с говорящим. Обычно, наоборот, это подтверждает, что
все хорошо.
Карпов, - я уже одиннадцать лет в комсомоле, а по убеждениям -
коммунист...
молодежной моде...
идти ему никуда не хотелось, да и работать тоже. Он слушал музыку, играл с
компьютером в шахматы. Но мысли его все время возвращались к диспуту.
неожиданно для себя. Внутренний голос было попытался опять одернуть его:
"Она небось не знает, где Москва-то находится, а ты к ней со своей
философией. Да и зачем это нормальной здоровой красивой стопроцентной
американке, секретарю большого босса из большой фирмы? У нее ведь
совершенно другие интересы в жизни".
Карпов этот вечно сомневающийся голос. - Мало тебе сегодняшней девицы в
очках и парня с бородой?"
померкла. Он сумел "сделать" сто тысяч "зелененьких" на нефтяном буме 1905
года в Техасе. Но друзья-собутыльники помогли ему быстро спустить денежки.
канун 1906 года, нежданный и нежеланный, в деревянном ветхом домишке в
Хьюстоне. Нельзя сказать, чтобы жизнь слишком уж баловала парнишку. Отец,
преследуемый сладкими воспоминаниями о своем недолговечном счастье и
распаленный постоянными упреками жены, занимался только тем, что строил
поистине фантастические планы немедленного обогащения. Но из них,
разумеется, ничего не выходило. Мечты так и оставались все время лишь
мечтами.
совсем немного, и они опять станут сказочно богатыми, Бернард никогда в
доме не слышал. И его вечно злило, что разговоры эти так и оставались
только разговорами. Отец же его куда чаще искал утешение в бутылке, чем в
работе.
решил сам взяться за дело. Вот уже полгода, как он работал подмастерьем, а
вернее, мальчиком на побегушках у чужака, обосновавшегося не так давно в
неказистой, покосившейся хибаре на окраине городка. Никто не знал даже его
настоящей фамилии, так как представлялся он всем одинаково: буркал себе
под нос короткое и недружелюбное "Джек", а потом хмуро спрашивал, зачем
пришли.
золотые. Он мог починить все, что угодно, от кофейной мельницы до
шестизарядного кольта. Кстати говоря, и то и другое всегда было
незаменимыми предметами быта истинных техасцев.
интересовались, что Джек вытворяет у себя в хибаре, половину которой он
превратил в мастерскую. Просто приносили заказы, объясняли, что надо
сделать, потом на следующий день забирали починенную вещь, расплачивались
и убирались восвояси.
молодой подмастерье, мальчик на побегушках Бернард Хауз.
принести бутылочку-другую маисовой и не беспокоить его потом, пока он сам
не выйдет. Бернард в это время должен был приводить в порядок жилую
половину, где всегда царил хаос не меньший, чем в мастерской. А закончив
уборку, принимался на маленьком верстаке выполнять мелкие заказы: лудить,
паять, клепать. Если же работы не было, что случалось довольно редко, ему
надлежало спокойно сидеть и ждать дальнейших распоряжений.
некоторым единообразием. Чаще всего неожиданно раздавался грубый рев,
смешанный с проклятиями и воплями, из которых Бернард мог разобрать
только, что у хозяина опять чего-то не получается. Потом с треском
распахивалась дверь и вылетала пустая бутылка из-под маисовой. Чуть погодя
появлялась лысая голова Джека, приказывающего "паршивому и ленивому
ублюдку" принести еще одну, но не порожнюю.
молчаливо терпел все. Почему? Да потому, что, обладая недюжинной природной
технической смекалкой, понял - потерпеть стоит. Он уже не раз проникал в
запретную часть мастерской, когда Джек в пьяном беспамятстве валялся на
полу, и прекрасно разобрался, над чем так настойчиво работает этот
полуспившийся самородок.
- об инструменте, способном проходить через твердые скальные породы, как
сквозь масло... И Джек как раз и изобретал мелкозубчатую коронку для бура,
сулившую революцию в нефтедобывающей промышленности.
оскорбления, придирки и даже нередко и зуботычины. А дожидался он только
одного - того дня, когда этот чертов пьяница Джек закончит свою работу.
осенним вечером Джек вышел из своей мастерской. Да, да, на этот раз он
именно вышел, а не вылетел, как обычно, изрыгая в порыве гнева проклятия.
Мало того, бутылку обожаемой маисовой, почти полную, он нес в руке вместо
того, чтобы вышвырнуть ее за дверь пустой.
потому что впервые за прошедшие полтора года хозяин назвал его
"мальчиком", а не "ублюдком", "паршивым койотом", "вонючим лодырем" или
"недоношенным проходимцем".
завтра. Если хочешь, поиграй с приятелями, отдохни. Мы заслужили отдых,
мой мальчик. Завтра я уеду и вернусь только через несколько дней. Что
будем делать дальше - там посмотрим. Сейчас же, мой дорогой, принеси мне,
пожалуй, еще бутылочку маисовой и ступай...
пришлось сделать небольшой крюк, чтобы забежать за стрихнином, давно
припасенным в укромном месте. Джек даже не обратил внимания на задержку
подмастерья. К его возвращению он был уже изрядно пьян. Отдав маисовую,
Бернард попрощался и, уходя, окинул взглядом ведерную бутыль керосина,
которую давно заприметил в углу.
человеческий силуэт. Тяжелые плотные тучи надежно закрывали луну, и на
земле ничего не было видно даже в двух шагах. И в светлую-то ночь мало бы
кто отважился проходить мимо разваливающейся хибарки ворчливого Джека,
стоящей на отшибе, а уж в такую-то погоду к ней никто бы не приблизился ни
за какие деньги. Человек, проскользнув к хибаре, боязливо оглянулся по
сторонам, тихо прокрался к двери и склонился над замком.
это, беда невелика - несколько раз мазнуть обмокнутой в клейстер кистью по
окну, приложить к нему заранее подготовленную газету и затем аккуратно
выдавить стекло. Все было продумано Бернардом с учетом опыта не один раз
виденных им гангстерских фильмов. Но ничего подобного делать ему не
пришлось. Дверь спокойно подалась. В жизни оказывается все гораздо проще,
чем в кино.
из последних сил пытался доползти до стола, на котором лежало единственное
его сокровище - изобретенная им коронка для бура.
хибары Джека, тушить было уже нечего. От нее остались одни головешки. А на
следующее утро обгоревший труп опустили в наспех вырытую могилу, старик
пастор пробурчал себе под нос что-то невнятное, так как все равно никто
толком не знал, какого Джек был вероисповедания, и хьюстонцы потянулись со
своими кофемолками и кольтами к другим мастерам. Смерть чужака, по пьянке
спалившего свою лачугу и погибшего при пожаре, не была для них событием,
заслуживающим большого внимания.
пьян, а пьян невероятно, мучительно. Последнюю неделю он занимался тем,
что усиленно оправдывал свою кличку и теперь, как сказали бы на
полстолетия позже, "снимал стресс", или, как выражались в те
патриархальные времена, пытался "залить совесть".
владельцу юридической конторы как-то не пристало самому марать руки о
черномазых. Во всяком случае, настолько, чтобы заслужить кличку
"грэйвдиггер" - "гробокопатель", или для друзей попросту Джон Дигги. Так,
по крайней мере, считали дамы. Их мужья, правда, подобной брезгливости не
разделяли и на каждом заседании ложи клана восторженным ревом
приветствовали Джона Дигги, когда тот зажигал ритуальный крест. И Джон
усердно оправдывал доверие друзей.