Чтение 5–й страницы книги ~Охотник за кальмарами~

Сорвав с лица маску, Зобов прошагал в свой кабинет.

Он шёл, упрямо набычив большую лобастую голову. Шёл не глядя. Встречавшиеся по дороге врачи и сёстры почтительно уступали дорогу Главному хирургу республики, спасшему жизнь и здоровье сотням людей.

«Не смог, не сумел,— почти вслух корил себя Зобов.— На пороге новый век, а мы не можем справиться с такими пустяками. Когда же, наконец, перестанут умирать дети... Когда же, наконец, мы научимся делать то, чему должны были научиться ещё двадцать или даже пятьдесят лет назад. Боже, как невыносимо ощущать своё неумение, безграничное, ничем не оправданное бессилие перед недугом!»

Войдя в кабинет, он раздражённо содрал шапочку и халат и, скомкав, бросил в угол; порылся в ящике стола, нашёл завалявшуюся с давних пор пачку сигарет, затянулся, но закашлялся (давно не прикасался к этому зелью) и погасил окурок в пепельнице.

Долго сидел задумавшись. Секретарша Любочка, зная грозный нрав шефа, никого к нему в такие моменты не допускала.

Взяв в руки записную книжку, Зобов стал рассеянно её перелистывать. Неожиданно глаза остановились на знакомой фамилии.

«Платов! Серёжка Платов — его однокашник и какое—то светило в биологии!»

Левая рука непроизвольно потянулась к телефону и набрала номер.

— Платов,— услышал Зобов знакомый, чуть хрипловатый басок.

Зобов поделился своим несчастьем. Трубка на другом конце долго молчала. Наконец, когда Зобов хотел со злостью опустить её на рычаг, Платов медленно проговорил:

— Костя, как у тебя сегодня вечером со временем?

— Никак, свободен полностью и, если потребуется, то всецело можешь мною располагать.

— Ты на машине?

— Разумеется.

— Подъезжай часам к девятнадцати ко мне. Надеюсь, не забыл?

— Что ты! Нет! Конечно, нет!

— Хочу тебя познакомить с интересными людьми.

— А стоит? Ты знаешь, мне сейчас не до знакомств.

— Стоит, стоит, обязательно стоит!

— Добро! В девятнадцать ноль—ноль буду у подъезда.

— Ну, хоп! До встречи!

Платов повёз друга куда—то за город.

— Ты куда это меня везёшь? — Зобов, наконец, отвлёкся от своих мыслей и взглянул в окно.

— Много будешь знать, скоро состаришься,— попытался сострить Сергей и затормозил у высокого бетонного забора, подкрашенного известковым «молочком».

— «Ящик»? — спросил Зобов, глядя на видневшееся из—за забора ультрасовременное здание из стекла и бетона.

— «Ящик», «ящик»,— ответил Платов, поспешно выбираясь из машины.

После завершения обычных формальностей друзья поднялись на второй этаж и вошли в довольно большой кабинет с приёмной. Там находились двое. Высокий широкоплечий брюнет с круглыми навыкате глазами и седоголовый крепыш невысокого роста с аккуратно подстриженной бородкой и усами.

Брюнет протянул руку и представился:

— Личицкий Михаил Леонидович.

— Профессор, известный специалист по молекулярной биологии,— добавил Платов.

Зобов в свою очередь назвал свои имя и фамилию.

— Так это вы Зобов? — подскочил к ним седоголовый.— Очень рад, очень!.. Давно хотел познакомиться с вами. Меня зовут Аркадий Иванович Линдо. Вы ведь спасли жизнь моему сыну. У него начиналась гангрена. Я, видите ли не мог лично засвидетельствовать своё почтение. Долго был в заграничной командировке. Так что теперь позвольте сердечно поблагодарить вас и выразить признательность. Понимаю, что говорю казённо, но что поделать! Других слов, к сожалению, пока не придумали.

— Ладно, хватит расшаркиваться,— сказал Платов.— Давайте переходить к делу.

Все четверо уселись друг напротив друга за длинный полированный стол совещаний.

Первым, как всегда, начал Платов, с детства не страдавший излишней скромностью:

— Мы собрались обсудить настолько важную проблему, что, пожалуй, на сегодняшний день, в медицине ей нет равных, разве не считая СПИДа. Честно говоря, мы к ней шли давно. Шли разными путями. Кое—чего достигли... Думаю, вы поделитесь с Константином Петровичем результатами своих исследований. Полагаю, он заинтересуется. Тем более, что мы достигли такого этапа, когда нужны более чем серьёзные клинические исследования. А клиника профессора Зобова с её многочисленными лабораториями и крупным диагностическим центром нам как нельзя кстати. Прошу, Михаил Леонидович, изложите программу.

— Всё началось с изобретения моего ассистента Вадима Кулешова. Вместе со мной он долгое время работал над изучением фантомного эффекта. Началось, естественно, с малого. Когда от зелёного листа отрезали небольшую часть и затем помещали в высоковольтное, высокочастотное электрическое поле, а потом фотографировали, то на снимке получалось изображение целого листа. В принципе в этом и заключается суть так называемого фантомного эффекта. Меняя напряжение и частоту тока, удалось добиться неплохих результатов. В конечном итоге Вадим изобрёл прибор, который назвал фанозор. Первое испытание прошло успешно. В это время вы, Константин Петрович, успешно проводили операцию по удалению части стопы, попавшего в автокатастрофу юноши. Это был сын Аркадия Ивановича — Юрий. Молодой человек после переезда домой всё время жаловался, что удалённая часть стопы всё время болит и чешется. Рана давно зажила и болевого синдрома быть не должно. Юрия привезли в институт и поместили прооперированную ногу в электромагнитное поле фанозора. Так вот, хотя прошло более трёх месяцев с момента операции, снимок ясно показал отсутствующую часть стопы. Причём настолько ясно, что были видны каждая косточка, каждый нерв. Разумеется, мы ждали соответствующего эффекта. Но чтобы такое! А в это время Аркадий Иванович открыл несколько типов многомерных генетических кодов. Ни для кого не является секретом, что каждый ген несёт в себе наследственное вещество, пространственную и временную программы жизни всего организма. Успехи генной инженерии по выращиванию из одной клетки целого растения уже никого не удивляли. Но когда Аркадию Ивановичу из одной клетки, используя голографические гены, удалось вырастить кольчатого червя, то дело приняло нешуточный оборот. Можно было замахнуться и на большее. А почему бы и нет? Почему не попробовать выращивать целые органы? К примеру, лёгкие, печень, а может, и сердце, и, наконец, мозг, голову! Появились же первые люди из пробирки, появились искусственно зачатые животные, обезьяночеловек — гибрид человека и шимпанзе.

— Это всё мне известно из печати,— задумчиво произнёс Зобов.— А что, собственно, вы хотите предложить?

— Как что, как что! — заволновался Личицкий.— Сколько людей страдает врождёнными пороками? Сколько больных с поражёнными внутренними органами? У скольких людей удалены конечности, отдельные части тела? Именно сейчас, сейчас необходимо браться за выращивание утраченных органов с помощью голографических генов.

— Но это ведь огромная целевая программа: под неё необходимо выделить колоссальные финансовые средства, должны работать целые институты, клиники,— пытался возразить Зобов.

— Да, действительно, под фантастические предположения денег никто не даст. У государства много других забот. А миллионеров—меценатов в стране не существует. Так что придётся идти на определённый риск, но риск оправданный. Другого пока не дано,— высказал свою точку зрения Линдо.

— Ну что, Костя, ты с нами? Давай—ка в одной упряжке, авось да вытянем,— Платов обратился к Зобову.

— Добро, я в команде. Но что—то конкретное у вас есть? — спросил Зобов.

— Вот это другой разговор! — обрадовался Платов.— Конечно, есть. Иначе тебя сюда бы и не приглашали. Есть целая программа, причём весьма напряжённая.

— Так чего тянешь? Выкладывай! Время не ждёт,— Зобов хлопнул Платова по плечу...

Разъезжались далеко за полночь.

С этого дня для них началась новая жизнь. Суток катастрофически не хватало. Все были настолько захвачены идеей, что спали едва ли три—четыре часа. Дни и ночи проводили то в институте, то в клинике у Зобова.

Уже первые результаты оказались более чем обнадёживающими. Вначале удалось вырастить почку младенцу, родившемуся с патологией мочеполовой системы. Затем избавить от атрезии кишечника новорождённую девочку. Ребёнку, на спину которого опрокинулся бак с кипящей водой, удалось вырастить новую кожу, а двум детям и женщине, попавшим в аварию, вырастить части удалённых конечностей.

Зобов вообще перестал ходить домой: спал в кабинете. Дома его съедала такая тоска, что хотелось выть от душевной боли. Три года назад погибла его жена. Погибла нелепо, случайно. Она была альпинисткой. Зобов боготворил эту маленькую хрупкую женщину. Она была для него всем, и такая неожиданная смерть! Хотя она всегда приходит нежданно. Но, как говорится, кому суждено погибнуть от жажды, тот не утонет.

Однажды поздно ночью Зобов сидел в кресле, близко придвинув его к стене. Он дико, чудовищно устал. Спать не хотелось. Видимо, здорово разошлись нервы.

В дверь тихо постучали. Он удивлённо посмотрел на часы: два тридцать пять!

«Однако,— подумал он,— кто бы это мог быть? Он всех отпустил, за исключением дежурных. А они, как правило, не особенно рвались в кабинет главного, зная его крутой характер. Не зря же медсёстры звали его между собой «сухарём». Дело в том, что главный хирург для своих сорока пяти лет неплохо сохранился. И мечтой многих медсестёр да и что греха таить, молодых врачей было составить неплохую партию с интересным вдовцом, благо, детей у него не было. А Зобов никого не замечал. Правда, больше всех преуспела его секретарша Любочка. Во—первых, она старалась не допускать под грозные очи начальства своих потенциальных конкуренток, во—вторых, делала ему замечательный, по его словам, кофе и, в—третьих,— постоянно строила глазки. Что касается её белого халатика, то он давно был укорочен выше допустимой нормы и в полной мере позволял шефу и посетителям любоваться стройными ножками миловидной секретарши.

— Войдите,— громко сказал Зобов, собираясь устроить разнос.

В кабинет вошла Любочка. Она держала поднос с чашечкой ароматного кофе. У Зобова даже защекотало в носу.

Хотя ему и было приятно, он, грозно поглядев на девушку, рявкнул:

— Ну что там, в чём дело? Почему не дома? Почему здесь? Давно пора спать.

— Вы извините, Константин Петрович, я не хотела вас беспокоить, но слышала ваши шаги, вздохи. Подумала, что вам всё равно не спится, а чашечка кофе вам не помешает,— смущённо лепетала девушка.

— Ладно, давай сюда. Поставь на стол и иди,— сухо произнёс Зобов.

— Константин Петрович, позвольте задать один вопрос,— обратилась к нему Люба.

— Ладно уж! — он махнул рукой.— Задавай.

— Понимаете, я учусь на втором курсе медицинского. Мы изучаем сейчас патогенез. Ну и мне не совсем понятна вирусная теория происхождения рака.

— Что здесь непонятного? — удивился Константин Петрович.— Ты знаешь, что рак — в сущности неконтролируемый рост клеток. А вирус — это частица ДНК или РНК, то есть химический материал, контролирующий рост и деление нормальных клеток, В общем, как это попроще объяснить, нуклеиновые кислоты как бы несут в себе план новой клетки. Вирус проникает в клетку и подключается к её генетическому коду. Контроль над делением клеток становится беспорядочным. По существу это и есть рак. Понятно?

— Ой, Константин Петрович, вы так просто и понятно объясняете такие сложные проблемы, что даже я, тупоголовая дурочка, все поняла.

— Ну—ну,— оттаял Зобов.— Лучшего секретаря я бы не хотел.

— Я так рада, Константин Петрович, что вы такого хорошего обо мне мнения, а то ведь уходить собралась.

— Как? Зачем? — встрепенулся Зобов,— Почему?

— Ну, мне казалось, что вы терпеть меня не можете.

— Что ты, что ты... Как раз наоборот!

— Ой, правда? — Любочка по—детски непосредственно захлопала в ладоши. Подскочила к Константину Петровичу, прижалась тёплыми губами к его небритой щеке и, смущённо покраснев, выскочила из кабинета.

— М—да! — задумался Зобов и потёр щеку. — Этого ещё не хватало... А впрочем, почему бы и нет? Люба — совсем не глупая девушка и, судя по поцелую, далеко не равнодушна к «старику». «Старику» ли?

Он встал, подошёл к зеркалу: потрогал мешки под воспалёнными, красными от бессонницы глазами, пригладил волосы. Неожиданно сам себе подмигнул и принялся с удовольствием допивать кофе. Затем прилёг на диван и задумался. Не заметил, как уснул.

Разбудил его переливчатый сигнал телефона. Вскочив с дивана, взял трубку:

— Зобов слушает!

Звонила дежурный врач. Привезли останки лауреата Нобелевской премии академика Ивана Ильича Алфёрова, Самый молодой академик в истории Академии: ему было всего 27 лет. Он вылетел вертолётом на расследование аварийной ситуации на одном из химических заводов. По неизвестной причине вертолёт рухнул на землю. Все члены экипажа и пассажиры погибли. Останки академика привезли в клинику по просьбе профессоров Личинского и Платова. Вскоре они сами появились в кабинете Зобова.

— Костя,— обратился к нему Платов,— ты понимаешь, что произошло? Погиб гений! Он мог принести человечеству неоценимую пользу. Не—оцени—мую. И такая нелепая смерть...