энтомологов. Вскоре он с огромным удовлетворением выискивал в них
различные подтверждения идей, высказанных в статье. Крэл теперь совсем
по-иному перечитал все, начиная от Реомюра, Линнея и Дарвина до Карпентера
и Шовена. Некоторые места в их работах поразили Крэла: их наблюдения порой
самым лучшим образом подкрепляли оригинальную гипотезу.
насекомых их громадный геологический возраст. В мезозойскую эру, когда
млекопитающие, владычествующие ныне на суше, еще были мелки и только
начинали борьбу за свое существование, а гигантские пресмыкающиеся, затем
и вовсе вымершие, господствовали над миром, - насекомые тех самых высших
отрядов, которые живут и в наши дни, уже летали в воздухе... Мы знаем, что
в Девонском и даже Силурийском периодах уже жили крылатые насекомые (350
миллионов лет назад!)... Мы считаем горы символом вечности и говорим о
несокрушимости скал, между тем даже самые новейшие отряды насекомых
древнее, чем, предположим, меловые обрывы Южной Англии. Крылатые насекомые
порхали уже по берегам озер, на дне которых накапливались, обломок за
обломком, гальки и песчаники палеозойских отложений... Гуляя по холмам, мы
спугиваем пчел с цветков и стрекоз с былинок. Жизнь каждого из этих
насекомых коротка, но они лишь последние звенья длинной цепи жизней,
уходящей в глубь времен, когда не существовало тех холмов, на которых
живут современные насекомые".
связи насекомых со всем остальным миром живущего на Земле, пишет другой
автор: "Термиты - вот насекомые, пренеприятные для сторонников чрезмерного
упрощения теории эволюции... Термиты существуют с давних времен во всей
сложности своих инстинктов. Эпоха, в которую эти насекомые появились,
точно не определена... Им по меньшей мере 300 миллионов лет. Появлению
термитов должна была предшествовать длительная эволюция в невообразимо
далекие от нас времена... Никаких следов ее нет". "И не может быть, -
добавляют Ваматр и Бичет, - так как они эволюционировали, от простой
клетки дошли до высокоразвитого организма, не в нашей солнечной системе,
во всяком случае, не на нашей планете".
интересное для подтверждения гипотезы Ваматра и Бичета. "Происхождение
насекомых и их филогенетические отношения с другими группами
беспозвоночных выяснены далеко не полно... Имеется ряд сходств у насекомых
с губоногими многоножками, но более глубокого отношения насекомых хотя бы
к кольчатым червям установить не удается. Другие гипотезы, связывающие
насекомых с трилобитами или ракообразными, сталкиваются с еще большими
трудностями и в настоящее время практически отброшены". Такой вывод
укреплял веру в идею Ваматра и Бичета. Оставалось... Оставалось сделать
то, что в науке признается решающим: подтвердить гипотезу опытом. Что
удалось энтомологам? Сумели они хотя бы в какой-то мере подкрепить свои
догадки? В статье об этом ничего не говорилось.
всем у Альберта Нолана, надеясь на встречу в Асперте.
быть, это помешало ему?" - утешал себя Крэл, все еще надеясь на появление
Нолана.
в воскресенье. Крэл отправился на прогулку один. Шел он излюбленным
маршрутом, по которому они не раз ходили вместе, и частенько оглядывался:
а вдруг появится на зеленом склоне статная фигура в безукоризненном,
модном костюме.
хотелось. Начинало припекать солнце. Против обыкновения дышалось трудно, и
стало раздражать все: одиночество, неровности тропинки, прилипающие к
ногам, промокшие в росяной траве штанины, назойливость мошкары.
траве сияли эдельвейсы. Над ними кружили стрекозы. Он изловчился и поймал
одну, почти не повредив ей крылышек.
поразительные органы насекомого. У некоторых стрекоз до 20.000 фасеток, у
некоторых насекомых по пять глаз! У кого еще из живущих на Земле есть
такое?.. Стрекоза извивалась в пальцах, вибрировала своими слюдяными,
филигранно выделанными крылышками, а глаза ее, казалось, устремлены были
на него. Жутковатые, уж очень чужие. Что и как она видит?.. А может быть,
правы Ваматр и Бичет, может быть, ее далекие-далекие предки воспринимали
этими удивительными приборами совсем иной мир?
холодное, податливое, очень все же противное тельце. "Глупо, конечно", -
вяло подумал Крэл и вздрогнул: к нему подходил Нолан. Он, видимо, старался
не показать, с каким трудом преодолел подъем. Крэл сразу забыл о
нетерпеливом ожидании и радостно приветствовал его.
тогда свернуть его на другую тему будет почти невозможно, - он поспешил
задать вопросы, относящиеся к гипотезе Ваматра и Бичета.
как-то необычно. Он хотел, чтобы Крэл узнал о работах, намеченных
неопубликованной статьей, узнал о Бичете и Ваматре. Особенно о Ваматре.
Несколько раз он начинал о нем и прерывал рассказ, не в силах справиться с
волнением, опасаясь показаться пристрастным. Он, как бы идя по
эллиптическим орбитам, то приближался, то удалялся от трудной для него
темы.
поверили, поняли и, главное, не сочли меня... Впрочем, выводы сделайте
сами... Я считаю, что и в очень старой, темных тонов фреске должно быть
ласкающее взор пятно. Хорошо, когда чрезвычайно серьезный, суховатый,
пусть даже черствый человек все же таит в себе уголок чистого веселья,
расположенности к людям. Думается, в самом отвратительном человеке есть
хотя бы что-то светлое... Пожалуй, не о том. Не надо так. Вы не судите
меня слишком строго. Я ведь стараюсь, - Нолан посмотрел на Крэла, и во
взгляде этого пожилого, много мучимого жизнью человека было нечто
по-детски искреннее, ищущее. - Я и в самом деле стараюсь, хочу быть
терпимым к тому, кто... Вот и Ваматр... Вы никогда не видели его
фотографии? А впрочем, никакие изображения не расскажут о нем так полно,
как необходимо...
Крэл, у меня порой возникают странные ассоциации. Я, например, убежден,
что электричество - желтого цвета, что теорема Прени, если ее переложить
на музыку, звучала бы в тональности фа-диез, что созвездие Цефея пахнет
резедой, а со словом "дьявол" у меня связывается образ плаща. Черный плащ.
Помните, это как у Ларма: "Неся в бездонных складках сомненье, ненависть и
смерть"... Ваматр носит под плащом еще и скрипку. Говорят, у него
настоящий Гварнери. Я уверен, Крэл, вы никогда не бродили ночью в мрачных
кварталах Родега?
привлекательный и страшный. Труд и голод. Удаль и разврат. Бесконечная
ширь простого человеческого сердца и злоба отчаяния. Все, все, что есть в
человеке, здесь доведено до едва переносимой концентрации, втиснуто в
мерзкие, подозрительные щели. Поножовщина и смех, молитвы и отвратительная
брань, страх и отвага. Туда океан выбрасывает намытое во всех портах мира.
Там приютились притоны, молельни, кабачки, ночлежки. Но и в Родеге не
живут, не могут жить без музыки. В любой харчевне, самой заплеванной,
смрадной, - музыка... Несколько ночей я провел на площади Олинор. Это
последний рубеж. Площадь залита светом, по ней снуют благополучные люди, а
совсем рядом, словно в бездну, спускаются улочки Родега. В укромном месте
я поджидал, когда на площади остановится автомобиль Ваматра. И дождался. Я
сам видел, как он, почти неразличимый, закутанный в плащ, отделился от
своей черной машины и юркнул в переулок. Я следил за ним, оставаясь
незамеченным.
старого итальянца, иногда выступал по ночам в самых захудалых портовых
заведениях. В более приличные его не пускали. Выпроваживали даже из
третьесортных, несмотря на то, что за свои выступления...
неуемная. Волны звуков - его стихия, в которой он только и живет, считая
себя музыкантом. Талантливым и... непризнанным. А Ваматр честолюбив. Все
его успехи, все, что ему удалось сделать в науке, он готов отдать за
признание публики, за успех, выпадающий на долю знаменитого композитора.
Когда-то он мечтал о мировой славе, о блеске огромных концертных залов, о
признании публики, о цветах, о ласках, даримых почитательницами за счастье
послушать его. Но этого не произошло. Никто не понял его сумбурных,
диковатых, почти всегда раздражающих композиций. Слушатели не переносили
его дьявольскую музыку. Озлобленный на весь мир, ненавидящий людей, он
вынужден был довольствоваться насекомыми и только по временам, когда,
вероятно, ему было совсем невмоготу сдерживать свою страсть, он
отправлялся в портовые кабаки. Тогда он снова перед публикой. Со скрипкой.
И ловит, жадно ловит хотя бы взгляд одобрения, ждет рукоплесканий
забывшихся в пьяном угаре людей. Но не понимают его и там. Смятый,
опустошенный, клянущий всех, жалкий, неудавшийся музыкант возвращается к
своим насекомым - неудавшемуся эксперименту природы... Дьявол со скрипкой,
- тихо закончил Нолан.