Чтение 5–й страницы книги ~Последний полустанок~

Бабкину не понравилась эта снисходительность.

- Благодарим вас, - сказал он, прикрывая зевок рукой. - Мы должны еще
кое-что проверить. Потом сами доберемся.

Вадим растерянно смотрел на Римму. Она казалась ему существом из
другого мира и абсолютным совершенством, которого он не встречал даже на
картинах прославленных мастеров. Возможно, виной тому была неожиданность
ее появления, неверный свет фонарика - он как-то по-особому подчеркивал
прекрасные девичьи черты... Но скорее всего тут скрывалась иная причина, а
именно: обычная Димкина восторженность и глубокое преклонение перед
женщиной, как самым изумительным чудом природы.

Он держал в руках командировочные удостоверения, переданные Риммой, и
чувствовал, что от них струится запах тонких духов. Ну, да это понятно, -
она вынула удостоверения из сумочки.

Но кто же такой Семенюк? Он прячется в темноте - то ли из скромности,
то ли из высокомерия. Единственно, что мог заметить Вадим, - его невысокий
рост и довольно щуплую фигуру. А Римма? Высока, чуточку полновата, и это
ей очень идет. Но особенно покорила Вадима ее певучая украинская речь.

Поглаживая собаку, Римма ласково приговаривала:

- Хиба я не чую, то зараз буде розлука, мий коханий. - И потом,
повернувшись к спутнику, сразу без всякого перехода уже по-русски: - Да,
Тимошку берут, а возьмут ли нас - еще неизвестно.

Тимофей все время поглядывал на часы, не обращая внимания на ее
болтовню, но тут удивленно переспросил:

- Почему Тимошку?

- А я знаю? Научная сила. А мы пока еще недостойны. Хотелось бы,
конечно, горы посмотреть, да наше начальство боится. Говорит, там сидит
какой-то Набатников - ужасная собака, злющий!..

Трудно Тимофею смириться с подобной клеветой. Он сдвинул на затылок
кепку.

- Набатникова не трогайте. Мы его получше вас знаем. Да и вообще, что
за манера так разговаривать? Какой-то Тимошка... Ведь у него, наверное, и
отчество есть?..

Римма изумленно взглянула на Бабкина и откровенно захохотала.

- У Тимошки отчество? - Она приподняла собаку за ошейник и, все еще
давясь от смеха, приказала: - Ну, дай ему лапу, представься как следует.

Ей вторил хрипловатый хохоток невидимого Семенюка.

Бабкин помрачнел, надвинул кепку на глаза и, отвернувшись, стал вертеть
ручку приемника.

Чтобы сгладить неловкость, Багрецов спросил:

- Значит, Тимош... то есть я хотел сказать, эту собаку вы отправляете в
институт Набатникова? Туда же повезут и "Унион"?

- Повезут? - послышался насмешливый голос Семенюка. - Впрочем, конечно,
- платформу уже подали.

- Но мы не заметили, что сюда подходит железнодорожная ветка, -
поглаживая свои кудрявые волосы, неуверенно проговорил Вадим.

- Вы многого не заметили, дорогой товарищ. Пойдемте, Риммочка, наша
миссия, кажется, закончена. Вы же торопитесь.

Багрецов остановил ее:

- Одну минутку. Я хотел спросить, где мне найти Анну Васильевну
Мингалеву?

- Точно не знаю. Вообще она где-то здесь. Вот Аскольдик, - Римма
обернулась назад, - то есть, простите, товарищ Семенюк абсолютно в курсе.
Он скажет, где ее искать.

И опять из темноты брюзжащий басок:

- Не говорите глупостей, Риммочка. Товарищ и в самом деле подумает...

- А разве неверно? - кокетливо спросила Римма.

Не желая вникать в сущность их споров - здесь было что-то ему
неприятное, - Багрецов вынул из кармана записную книжку и черкнул в ней
несколько строк.

- Если вам не трудно, - сказал он, протягивая записку Римме, - то
передайте, пожалуйста, Анне Васильевне. Это очень важно.

Римма испытующе посмотрела на Вадима:

- Для кого важно?

- И для нее и для меня. Я ее друг.

Он еще долго смотрел Римме вслед, пока Бабкин не дернул его за рукав:

- Очнись! Самая обыкновенная смазливая девчонка. Всегда вот так.
Растаял...

Обиженный Вадим взял у него приемник и рассеянно начал вертеть ручку
настройки.

- Брось крутить, - рассердился Тимофей. - Пропустишь.

Вытирая платком вспотевшее лицо, Вадим взглянул на часы.

- Еще восемь минут... А вдруг...

- Отстань, пожалуйста! Каркаешь, как ворон.

Вадим недовольно передернул плечами, задел ветку, холодные капли
муравьями поползли за воротник. Резко поднявшись, он выглянул из-за кустов.

Возле ангара, где находилась метеостанция, уже вспыхнули прожекторы.
Теперь было отчетливо видно, что ангар этот был странной формы и в то же
время чем-то похож на гигантскую брезентовую палатку. У темного
распахнутого входа дежурил часовой. Еще в директорской приемной Вадим
слыхал, как Дерябин приказывал по телефону пропускать приехавших инженеров
в "Унион" и туда и обратно, видимо учитывая необходимость проверки
сигналов ЭВ-2 на расстоянии.

Слегка прихрамывая, Бабкин прошелся по мокрой траве и нарочито зевнул.

- Сколько на твоих?

- Осталось пять минут. И если не выйдет... - начал было Вадим.

Но Бабкин перебил его:

- Тогда домой поедем. Вот и все.

- Но, извини, с какими глазами?

- С такими же. Не ослепнем, - Бабкин со злостью поддел ногой мокрый
лопух.

Помолчав, Вадим вздохнул.

- А хорошо бы для Набатникова что-то сделать. Наверное, в горах наш
прибор здорово пригодится.

Бабкин согласился, потому что ЭВ-2 обладал большой чувствительностью и
отмечал ничтожную, влажность, особенно характерную для разреженного
воздуха горных вершин. Кабина метеостанции показалась ему легкой,
сделанной из ребристых дюралевых листов.

В свое время Дерябин не очень-то восторгался новым гигрометром, считая,
что его сверхвысокая чувствительность практически не будет использована.
Теперь дело другое - возможно, труды и не пропадут даром.

Завернув рукав, чтобы лучше следить за часами, Вадим замер в ожидании.

Сейчас должна заработать радиостанция.

Стараясь казаться равнодушным, Бабкин поглядывал на небо, как бы желая
определить завтрашнюю погоду, и позевывал. Он считал, что абсолютная
невозмутимость при любых условиях является первейшим человеческим
качеством.

Но вот из маленького репродуктора, точно там открылась пробка,
вырвались на свободу желанные звуки. В клокочущем и булькающем их хаосе
Бабкин свободно различал сигналы.

"Так, прекрасно... - мысленно, без карандаша и бумаги расшифровывал он
условные знаки. - Передается температура... Восемнадцать градусов.

Направление ветра... Впрочем, ветра в ангаре быть не должно. Теперь
дальше, давление... Сейчас будет влажность..."

ЭВ-2 работал великолепно, четко. Тонкие звенящие звуки, словно кто-то
ударял ложкой по стакану. Сомнения оказались напрасными. Ну еще бы!
Сколько месяцев с ним возились!

Возле ангара Вадим и Тимофей встретили Дерябина. Он с кем-то спорил. На
вопрос Багрецова, не послушает ли он следующую передачу ЭВ-2, Дерябин
нетерпеливо проговорил:

- Слышал на контрольном пункте. Даже запись видел на ленте. Спасибо.

Молодцы. Завтра утром поговорим.

Он увидел поникшего Пояркова и сокрушенно покачал головой:

- Ах, Серафим, до чего же мне Охрименко жалко! Веселый, добродушный
малый...

Бабкин сделал знак Вадиму - идем, мол, нечего нам здесь делать - и
вместе с ним направился к зданию института.

Проходя мимо скамейки в скверике, Тимофей задержался.

- Не торопись. Сил моих больше нет. - Он сел и, нагнувшись, стал
развязывать шнурки. - Спасибо жене за ботиночки. Удружила.

Не в пример франтоватому Багрецову, Тимофей привык одеваться просто, -
нет ничего солиднее, чем гимнастерка и к ней брюки военного покроя,
заправленные в аккуратные сапоги. Но Стеша приказала надеть выходной
костюм с галстуком.

"Неудобно, - говорила она. - Представитель научного института - и вдруг
в сапогах". Срочно побежали в магазин покупать новые ботинки. Стеше
понравились изящные туфли лимонно-желтого цвета. Бабкин запротестовал -
цвет больно нахальный, - но разве ей можно перечить, она лучше в этих
делах разбирается, говорит, что потемнеют. С нахальным цветом Тимофей мог
бы еще примириться, а с малым размером - никак. Сорок первого размера не
оказалось, и Тимофей, чтобы не огорчать жену, все же решился взять
сороковой, - разносятся. Теперь хоть плачь.

Тимофей ощупывал ноющие от боли пальцы, боль растекалась по всему телу,
ломило в коленях, позвоночнике. Неужели опять придется надеть эти пыточные
колодки...

- Скоро? - Нетерпеливо крикнул Вадим.

Бабкин не ответил: потирая освобожденные пальцы, он наслаждался
ощущением затихающей боли.