Чтение 5–й страницы книги ~Белая роза~

намеки, я пришел к твердому убеждению, что в юности, еще до прихода в Отряд,
он дал великую клятву молчания. Но в Отряде действует железное правило - не
лезть в прошлое вступившего, и почему он принял такое решение, я так и не
смог выяснить.

Я видел, как, с его губ едва не срывались слова, когда что-то злило или
веселило его, но всякий раз он останавливал себя в последний момент. Его
долго пробовали подловить, пытаясь заставить нарушить клятву, но большинство
быстро оставило попытки. У Молчуна находилась сотня способов отбить охоту к
шуткам - например, подпустить клопов в постель. Тени удлинялись.
Расползались пятна темноты. Наконец Молчун встал, перешагнув через меня, и
вернулся в Дыру, двигаясь во мраке одетой в тьму тенью. Странный человек
Молчун. Он не просто. не говорит - он не сплетничает. Как к такому
подступиться?

Однако он - один из самых старых и близких моих друзей. Почему -
непонятно.

- Эй, Костоправ. - Голос был гулок как у призрака.

Я дернулся, и в кораллах раскатился злобный смех. Ко мне опять подкрался
менгир. Я повернулся. Камень стоял на тропе, которой ушел Молчун, - все
двенадцать футов уродства. Недоделок.

- Привет, каменюга.

Повеселившись за мой счет, менгир теперь меня игнорировал. Молчит как
камень. Ха-ха.

Менгиры - основные наши союзники на равнине. Они ведут переговоры с
другими разумными существами. Но о том, что творится вокруг, сообщают нам
только если это им удобно.

- Как там Ильмо? - спросил я.

Никакого ответа.

Волшебные ли они? Нет, наверное. Иначе не выживали бы посреди безмагии,
которую излучает Душечка. Но что они тогда? Тайна. Как и большая часть
здешних странных тварей.

- Чужаки на равнине.

- Знаю, знаю.

Появились ночные звери. Порхали и мерцали над головой светящиеся точки.
Летучий кит, чью тень я видел на закате, проскользил высоко на востоке, и я
смог рассмотреть только его светящееся брюхо. Скоро кит снизится, выпустит
щупальца и станет ловить все, что попадется на пути.

Поднялся ветерок. Ноздри мне щекотали пряные запахи. Ветер посвистывал,
хихикал, шептал и бормотал в кораллах. Издалека доносился звон ветровых
колокольцев Праотца-Дерева.

Он единственный в своем роде - первый ли, последний, не знаю. Но вот он
стоит, двадцать футов в высоту и десять - в обхвате, хмурится у ручья,
вызывая чувство, близкое к страху; корни его впились в самый центр равнины.
Молчун, Гоблин и Одноглазый пытались понять, что же он такое. И никому это
не удалось. Дикари из немногочисленных племен равнины обожествляют его. Они
говорят, что он стоит тут с начала времен. Глядя па него, можно в это
поверить.

Встала луна, легла на горизонт, ленивая и брюхатая. Мне показалось, что
ее диск пересекло что-то. Взятый? Или одна из тварей равнины?

У входа в Дыру послышался шум. Я застонал. Только их мне не хватало.
Гоблин и Одноглазый. С полминуты я злобно мечтал, чтобы они убрались.

- Заткнитесь. Слышать не хочу вашего бреда.

Из-за рифа показался Гоблин, ухмыльнулся, подначивая меня. Выглядел он
отдохнувшим и набравшимся сил.

- Дергаешься, Костоправ? - спросил Одноглазый.

- Точно. Вы-то тут что делаете?

- Свежим воздухом дышим. - Он склонил голову к плечу, глянул на контуры
дальних утесов. Ясно. Беспокоится за Ильмо.

- Все с ним будет в порядке, - сказал я.

- Знаю, - ответил Одноглазый. - Соврал я. Душечка нас послала. Она
чувствует, как что-то ворочается на западной окраине безмагии.

- И?

- Не знаю я, что это. Костоправ. - Внезапно тон его стал извиняющимся.
Горьким, Если б не Душечка, он знал бы. Он чувствует то же, что ощущал бы я,
оставшись без своих медицинских приспособлений, - неспособный заниматься
тем, чему учился всю жизнь.

- И что делать будете?

- Костер разложим.

- Что?

...Костер ревел. Одноглазый расстарался: добытого им сушняка хватило бы,
чтобы обогреть поллегиона. Пламя оттеснило темноту на пятьдесят футов в
стороны, до самого ручья. Последние бродячие деревья сгинули. Наверное,
учуяли Одноглазого.

Они с Гоблином приволокли упавшее дерево - обычное. Бродячих мы не
трогаем - разве что ставим вертикально тех, кто от неуклюжести споткнулся на
собственных корнях. Но это бывает редко. Они нечасто путешествуют.

Колдуны скандалили, выясняя, кто из них отлынивает от работы, а потом и
вовсе уронили дерево.

- Исчезаем, - скомандовал Гоблин, и через секунду обоих колдунов и след
простыл.

Я ошарашенно поглядел в темноту, но ничего не увидел. И ничего не
услышал.

Я изо всех сил старался не заснуть, и, чтобы не скучать, я наколол дров.
А потом ощутил что-то странное.

Я замер с занесенным топором. Давно ли на границе освещенного круга
собираются менгиры? Я насчитал четырнадцать. Тени их были длинны и темны.

- В чем дело? - спросил я. Нервы мои были изрядно напряжены.

- Чужаки на равнине.

Что ж они все одну песню тянут? Я пристроился спиной к огню, кинул за
спину пару поленьев, подкармливая пламя. Круг света расширился. Я насчитал
еще десяток менгиров. - Это уже не новость, - произнес я наконец.

- Один идет.

А вот это новость. И сказано таким тоном, какого я у менгиров еще не
слышал.

Пару раз мне мерещилось какое-то слабое движение, но сказать, что это, я
не мог - свет костра обманчив. Я подкинул еще дров. В самом деле движение.
За ручьем. Ко мне медленно приближалась человеческая фигура. Устало. Я
устроился поудобнее, изображая скуку. Незнакомец подошел поближе. На правом
плече он волок седло, в левой руке - одеяло, а в правой сжимал длинный,
отполированный до блеска деревянный ящик, семи футов длиной и четыре на
восемь дюймов в поперечнике. Забавно.

Когда незнакомец пересек ручей, я заметил собаку. Дворняга, потрепанная,
грязная, белого цвета, за исключением черного круга под глазом и нескольких
черных пятен. Пес хромал на переднюю лапу. В его глазах я поймал кровавый
отблеск пламени костра.

Незнакомцу я бы дал лет тридцать, а росту в нем было футов шесть.
Двигался он, несмотря на усталость, легко. И мышцы завидные. Порванная
рубашка открывала иссеченные шрамами руки и грудь. Лицо его было совершенно
лишено выражения. Подойдя к костру, он посмотрел мне в глаза - без улыбки,
но и без враждебности.

Меня пробрала дрожь. Серьезный парень, но недостаточно серьезный, чтобы в
одиночку преодолеть равнину Страха.

Первое, чем мне следует заняться, - задержать его. Скоро меня сменит
Масло. Мой костер его встревожит. Потом он заметит чужака и поднимет всю
Дыру на ноги.

- Привет, - сказал я.

Незнакомец остановился, переглянулся с дворнягой. Та медленно вышла
вперед, понюхала воздух, вглядываясь в обступившую нас ночь. В нескольких
футах от меня пес остановился, встряхнулся и лег на брюхо. Незнакомец
подошел к нему.

- Плечи пожалей, - заметил я.

Парень стряхнул с плеча седло, опустил на землю ящик, сел сам. Ноги его
свело, и он с трудом поджал их под себя.

- Коня потерял?

- Ногу сломал, - кивнул незнакомец. - К западу отсюда, милях в
пяти-шести. С тропы сбился.

На равнине есть тропы. Некоторые из них равнина почитает безопасными.
Иногда. В соответствии с формулой, известной только жителям равнины. И
только отчаянный человек или дурак пойдет по тропе один. А этот человек не
походил на идиота.

Пес фыркнул, и хозяин почесал его за ухом.

- Куда путь держишь?

- В место под названием Крепость. Так называют Дыру в легендах и
пропаганде.

Хорошо рассчитанная приманка для привлечения далеких сторонников. - Звать
как?

- Следопыт. А это пес Жабодав. - Рад познакомиться. Следопыт. Привет,
Жабодав. Пес заворчал.

- Называй его полным именем, - предупредил Следопыт. - Пес Жабодав.
Сохранить серьезность мне удалось только потому, что собеседник мой был
человек крупный, мрачный и к веселью не склонный.

- А где эта Крепость? - спросил я. - Первый раз слышу.

Следопыт оторвал тяжелый, недобрый взгляд от псины и усмехнулся:

- Да, говорят, где-то близ Фишек. Второй раз за день? Или сегодня все
дважды случается? Нет, вряд ли. И человек этот мне не нравился. Слишком он
напоминал мне нашего бывшего друга Ворона - лед и сталь. Я нагнулся, чтобы
скрыть ошеломление.

- Фишки? Что-то не припомню такого. Должно быть, это гораздо восточнее.
Кстати, а что у тебя там за дело?

Следопыт снова усмехнулся, псина открыла один глаз и злобно глянула на
меня. Мне явно не поверили.