Чтение 5–й страницы книги ~Завещание ночи~

- Какие у тебя фантазии мрачные, - сказал я смущенно. - Это я, знаешь ли, водопровод все никак починить не могу - труба у меня в ванной течет. Все течет и течет...

- Ага, - понимающе отозвалась она и, легкомысленно помахивая трубой, прошла в комнату. Я бросился за ней, обнял и заглянул через плечо ей в лицо. Лицо у нее было недовольное.

- Ким, - сказала она. - Я с дороги, я устала и проголодалась. Тебе не кажется, что ты очень торопишься?

- Нет, - ответил я, - мне кажется, что я безумно по тебе соскучился. Мы не виделись почти четыре месяца. Сто шесть дней, я считал. Каждый день из этих ста шести я помнил о тебе и хотел быть с тобой. Теперь ты приезжаешь и говоришь, что я тороплюсь.

Она засмеялась.

- Ты все врешь. У тебя здесь миллион женщин, и ты не вспомнил обо мне ни разу. Каждый раз ты думаешь только о той, которая с тобой в данный момент. Я ведь достаточно хорошо знаю тебя, Ким...

Я не люблю оправдываться и не люблю врать. Я развернул ее лицоми к себе и не без труда сомкнул свои руки у нее на спине.

- В Москве четыре миллиона лиц женского пола, - нудным голосом сказал я. - Если отбросить малолетних и старух, остается где-то миллиона два. Исходя из твоей логики, среди моих женщин есть косые, слепые и горбатые, не говоря уже о парализованных и страдающих болезнью Дауна. С полным основанием заявляю тебе: это клевета.

Она отстранилась.

- Ты и вправду думаешь, что это смешно?

Итак, это была не дежурная подколка. Просто она хотела выяснить отношения - сразу и круто, вполне в ее стиле.

- Бог с тобой, - вздохнул я. - Я пытался только объяснить тебе, что ты не права. Все сто шесть дней я помнил о тебе. Я ждал тебя, я звал тебя, я хотел тебя. И вот ты здесь, и я счастлив, я совершенно ошалел от своего счастья и несу какую-то околесицу. Так что не принимаей мой бред близко к сердцу, родная, а лучше скажи, какой коктейль ты предпочитаешь в это время суток? Или, подожди, что же это я, ты же хочешь есть, правда?

- Хочу, - быстро ответила она и улыбнулась. У меня отлегло от сердца - хитрый Ким опять вывернулся из всех расставленных на его пути силков. -Яичницу с ветчиной и помидорами. Можно?

- Запросто, - отозвался я и поцеловал ее в ухо. Она недовольно дернула головой. - Ты пока развлекайся тут, как можешь, хочешь, вон в компьютерные игры поиграй, там на дискетках написано, где какие, хочешь, мультики посмотри, вон кассета валяется, знаешь, как включать?

- Иди работай, - сказала Наташа. - Я взял под козырек и четким строевым шагом отправился на кухню. Когда я заканчивал обжаривать ветчину -на слабом огне, часто переворачивая, так, что она оказывалась лишь слегка подрумяненной с обеих сторон, - Наташа закричала из комнаты:

- Ким, а это что, тоже для водопровода?

Я бросил ветчину на произвол судьбы и пошел на зов. Наташа стояла посреди комнаты и целилась в экран монитора из моей пушки. В утренней суматохе я так и оставил ее на журнальном столике рядом с тахтой.

- Интересно тут у тебя, - задумчиво произнесла Наташа. - Он стреляет?

- Еще как, - подтвердил я. - Отдай его мне, солнышко.

Она, конечно, не послушалась и направила дуло мне в грудь. Очень неприятное ощущение, должен сказать, даже если знаешь, что пистолет стоит на предохранителе.

- Правда, стреляет? - спросила она.

Я терпеливо повторил:

- Натуль, он стреляет. Если не хочешь, чтобы во мне была дырка размером с апельсин или чтобы сгорела яичница - отдай его мне.

- Фу, какой ты скучный, - фыркнула Наташа, но пистолет отдала. Я пробурчал себе под нос: "Вот так-то лучше будет", сунул пушку за пояс и пошел на кухню.

Через пять минут я вкатил в комнату столик на колесиках и торжественно объявил:

- Кушать подано!

Смешно, конечно, но я почему-то люблю готовить и красиво сервировать стол. Мне, наверное, следовало бы пойти в кулинары.

- Какой ты умница, Ким! - воскликнула Наташа, глядя на сооруженный мной натюрморт. - За тебя и замуж выходить не страшно - прокормишь. Правда?

- Попробуй сначала, - самокритично отозвался я. - А потом уже и решишь, страшно или нет.

На самом деле я встревожился - впервые за полтора года Наташа сама заговорила на тему, которая уже давно волновала меня и, казалось, оставляла ее совершенно равнодушной.

Она со скучным лицом съела половину своей яичницы (у меня кусок не лез в горло), подняла на меня свои чуть раскосые малахитовые глаза и серьезно сказала:

- Не страшно.

Я всегда предполагал, что если чудеса совершаются, то именно так -просто и обыденно. Выдержав длительную паузу - уголки моих губ уже почти соприкасались с ушами, - я пробормотал:

- Тогда - выходи.

Уж сколько раз твердили миру, что нельзя демонстрировать свою слабость перед женщиной. Если бы я произнес те же слова так же буднично, в тон Наташе, все, возможно, решилось бы в одну минуту. Но моя дурацкая ухмылка, фонтанирующая из меня во все стороны, собачья радость и прочие характерные черты обалдевшего от счастья кретина наверняка навели ее на мысль, что если подержать меня в подвешенном состоянии еще некоторое время, хуже не будет. Она снова улыбнулась (за половину такой улыбки я готов был жарить яичницу круглосуточно) и вынесла свой вердикт:

- По-моему, ты очень торопишься.

Тут я не выдержал. В конце концов, у меня тоже есть нервы, хотя многие об этом забывают. Хорошо рассчитанным движением я оттолкнул столик в угол, прыгнул к Наташе и вжал ее в кресло. Некоторое время она отбивалась и пыталась отговориться тем, что устала с дороги, но я был глух и безжалостен. Через час тахта пребывала в состоянии крайнего разорения, а мы лежали на полу, в пушистом мягком ковре, и не было у нас никаких сил, чтобы перебраться обратно наверх.

- У тебя все лицо в яичнице, - сказала Наташа. - Варвар.

- А у тебя как будто нет, - огрызнулся я. Она протянула руку и принялась гладить маленькой твердой ладошкой мое лицо.

- Зверь, - ласково сказала она. - Зверюга здоровый, тигра... Глупые игры нашего тигры...

Я поймал губами ее руку. Кожа у нее была сухая и чуть шершавая, пахла почему-то хвоей.

- Наташка, - бормотал я, целуя ее тонкую загорелую руку, -Наташка-первоклашка, Наташка-барашка, Наташка-дурашка...

Я не без труда приподнялся на локтях и поцеловал ее в теплый золотистый живот.

- Лежи! - сердито сказала она. - И не продолжай, с детства слышу, надоело...

Я лег на спину. Наташа осторожно погладила мою исполосованную собакой руку.

- Откуда у тебя столько шрамов, Ким? Смотри, они совсем свежие...

Пара царапин действительно разошлась - возможно, Наташка сама разодрала их своими ногтями - и сейчас они медленно сочились кровью.

- Собака покусала, - сказал я. Она не поверила.

- Ты когда-нибудь бросишь свою дурацкую работу? - спросила она.

- Конечно, - заверил я ее. - Когда-нибудь.

Я не люблю, когда Наташа начинает говорить о моей работе. Чуть ли не с первой нашей встречи она требует, чтобы я бросил свое ремесло и занялся бы чем-нибудь более благопристойным, а я начинаю жутко психовать. Только этого сейчас не хватало, мрачно подумал я, но она почему-то не стала развивать болезненную тему дальше. Просто лежала и смотрела в потолок. Узкий, как лезвие, луч вечернего солнца пересекал ее лицо от уха к подбородку.

- Наташка, - спросил я осторожно. - А ты правда сюда навсегда приехала?

Она лениво сощурилась.

- Скорее всего... Меня тут в одну контору приглашали на работу, я взяла отпуск и решила подумать. Надоело быть провинциалкой задрипанной, хочу быть москвичкой...

- Слушай, москвичка, а не поехать ли нам в Крым? - Я глядел на нее во все глаза, ожидая реакции. - Недели на две, а? Лучшие отели, комфортабельные теплоходы, Ялта, Коктебель, Феодосия?

Ресницы ее чуть заметно дрогнули.

- Аксеновщина, - сказала Наташа. - Когда?

- Хоть сегодня, - бодро сказал я. - Билеты - не проблема, у меня свой человек в авиакассах. Номер я могу забронировать прямо отсюда...

- Не сегодня, - прервала меня Наташа. - И не завтра. У меня в Москве есть неотложные дела. Мне к тетке надо съездить, к девчонкам в общагу обещала заглянуть... Через пару дней, не раньше.

Это был миг исполнения желаний. И, как назло, именно в этот самый миг пронзительно заверещал входной звонок. Кого там еще черт принес, подумал я грубо и вскочил.

- Я их задержу, - пообещал я, одеваясь со скоростью поднятого по тревоге десантника. Пробегая в прихожей мимо зеркала, стер с физиономии наиболее заметные остатки яичницы и ястребом вылетел в коридор, готовый растерзать любого, включая малолетнего Пашку, буде это он принял пять часов дня за "вечерок". Но это был не Пашка. Это был изрядно поднадоевший мне за последнее время Дмитрий Дмитриевич Лопухин собственной персоной.

- Добрый день, Ким, - виновато поздоровался он. - Я приношу свои извинения за визит без предварительного звонка... впрочем, я звонил, но телефон не отвечал, я забеспокоился, уж не попал ли ты в больницу, и решил заехать узнать, что с тобой, может, хоть соседи в курсе... Знаешь, я ведь чувствую себя в какой-то мере ответственным за то, что произошло...

- Это трогательно, - сухо сказал я.

Ох, как не вовремя он приперся, не говоря уже о том, что лучше бы ему вообще было забыть о моем существовании! Я облокотился плечом о дверной косяк, показывая, что дальше коридорчика его не пущу. Он смутился еще больше.

- Прости, Ким, с моей стороны было, конечно, чудовищной глупостью не предупредить тебя о возможной опасности... но я и не подозревал, что такое может произойти в отсутствие хозяина. Дед мне потом устроил за тебя хорошую головомойку, да и поделом мне, дураку... Как ты себя чувствуешь?

- Лучше всех, - ответил я искренне. - Я, знаешь ли, с детства привык не обращать внимания на мелкие житейские неприятности.

Конечно, мне следовало выгнать его вон. Зол я на него был, да и вчерашний визит лысого костолома наводил на мысль, что от семейки Лопухиных лучше держаться на расстоянии. Но ДД повезло - он застал меня в счастливую минуту, а счастливый человек не умеет быть решительным. Я стоял и слушал его извинения, пока мне не стало ясно, что где-то в глубине души я его простил.

- Ох, - говорил он между тем, - я так тебя подвел, заморочил голову этим черепом и ничего не сказал о главном... Я и сейчас, наверное, не вовремя, просто хотел извиниться и передать, что дед желает тебя видеть. Мне, наверное, лучше уйти, да?

Ну что ему можно было ответить, этому печальному журавлю?

- Отчего же, - сказал я по-прежнему безразличным голосом. - Проходи. Только предупреждаю - у меня гости.

Я медленно отклеился от стенки и пропустил его вперед. Пока он меня охмурял, прошло минут пять - время, вполне достаточное, чтобы Наташа успела одеться. Она успела: сидела в кресле, положив ногу на ногу, и на ее розовых брючках и белой маечке не было ни единой морщинки. Тахта была идеальным образом застелена, и вообще было похоже, что мы находимся в мемориальной квартире-музее имени Кима. У меня отвисла челюсть. У ДД тоже.

- Познакомьтесь, - без особого энтузиазма сказал я. - Наташа, это Дима Лопухин, мой бывший однокурсник. Дима, это Наташа.

- Очень приятно, - сказала Наташа, потому что однокурсник Дима временно онемел. Внезапно он вышел из своего ступора, резко шагнул к креслу, согнулся пополам (я испугался, не упадет ли) и, схватив Наташину руку, поцеловал ее. Вид у него при этом был идиотский.

- Счастлив познакомиться с вами, Наташа, - забормотал он. - Я, признаться, зашел совершенно случайно, вижу, что помешал, и уже ухожу, но хочу, чтобы вы знали: я не считаю, что зашел напрасно. Знакомство с такой очаровательной девушкой, как вы, Наташа, делает день прожитым не зря...

- Дима, - протянула Наташа укоризненно. - Куда же вы уходите? Ничего вы не помешали, нечего выдумывать, и вообще уходить так сразу невежливо. Правда же, Ким, Дима нам совсем не помешал?

- Отнюдь, - откликнулся я. - Тем более, что у тебя появилась редкая возможность познакомиться с выдающимся мастером куртуазного красноречия...

- С кем, с кем? - переспросила Наташа.

ДД застенчиво улыбнулся.

- Ким имеет в виду куртуазную риторику. О, это была целая наука, как изъясняться влюбленным рыцарям. Раннее средневековье, прекрасная эпоха... Существовала куртуазная литература - менестрели, миннезингеры - поздние отзвуки этой поэзии воплотились в Стихах о Прекрасной Даме Блока. Впрочем, Ким шутит, Наташа, я совершенно ничего не смыслю в куртуазной риторике, то есть я настолько не специалист в данной области...

- А в чем вы специалист, Дима? - неожиданно заинтересовалась Наташа. - Вы-то, по крайней мере, историк? А то, по-моему, все друзья Кима - или какие-то бизнесмены, или авантюристы.

Я пропустил мимо ушей этот булавочный укол и, примостившись на краешке письменного стола, стал наблюдать, как изворачивается Лопухин, неожиданно для себя попавший в столь прекрасную ловушку.

- О, - сказал Лопухин, - o! Я, конечно, историк. Но, боюсь, Наташа, моя специальность мало кого сможет заинтересовать: я занимаюсь историей древнего мира, а конкретно - царством Митанни...

- Потрясающе! - воскликнула Наташа. - Я даже не слышала никогда о таком...

- Это неудивительно, - сказал я. - По-моему, кроме Димы, о нем вообще никто не знает.

- Ну почему же, - смущенно пробормотал Лопухин. - Вот Немировский с успехом им занимается...

- Но это же безумно интересно, - сказала Наташа. - Изучать царство, про которое никто, кроме тебя, не знает... Дима, расскажите мне о Митанни, еще одним посвященным на земле станет больше...

Я внимательно на нее посмотрел. Непонятно было, притворяется она или ей и вправду интересно. Раньше я у нее такого пристального внимания к прошлому человечества не замечал - правда, об истории мы с ней ни разу не разговаривали.

- Дима - удивительный рассказчик, - сказал я. - Недавно мне довелось наблюдать, как он рассказывал довольно случайной аудитории об истории Вавилона (ДД покраснел), - зрелище было примечательное. Но, поскольку он может распространяться о своем любимом предмете часами, я предлагаю вам занять более непринужденное положение, а сам пойду приготовлю коктейли. Нет возражений?

- Да, Дима, вы садитесь, - подхватила Наташа, изящным жестом хозяйки указывая на кресло, - садитесь и рассказывайте о вашем царстве Митанни... Кимчик, а мне, пожалуйста, коктейль как в прошлый раз, ну, апельсиновый... Дима, вы будете?

Я выслушал, как ДД, млея, произносит: "С удовольствием", и, давясь от смеха, удалился на кухню. Лопухин был готов, причем с первого же выстрела. Ну и Наташка, подумал я, посмотрела и убила, это же уметь надо...

Все еще усмехаясь, я смешал два двойных "Алекзандера", посмотрел, понюхал, достал из холодильника лимон и бросил в каждый бокал по внушительному ломтю. Для Наташки я налил почти полный бокал апельсинового сока и добавил туда пару чайных ложек ликера из заветной испанской бутылочки. Поставил все это хозяйство на поднос и отправился в комнату.

В комнате царила идиллия: Наташка уютно, по-кошачьи, свернулась в кресле и внимала рассказу ДД о событиях, потрясавших Древний Восток четыре тысячи лет тому назад. ДД сопровождал повествование энергичной жестикуляцией и вообще выглядел очень комично.

- Коктейль заказывали? - спросил я, прерывая Лопухина на середине захватывающей истории о том, как некоему царю с непроизносимым именем придворные проломили череп тяжелой каменной печатью. Наташа очнулась и взглянула на меня так, будто я и был тем несчастным самодержцем, воскресшим и явившимся в московскую квартиру с подносом в руках.

- Прошу, - любезно произнес я, протягивая ей бокал с соком. Лопухину достался "Алекзандер" послабее, а себе я взял тот, что покрепче. В конце концов, я был самый крепкий человек в компании.

- Великолепно, - сказал ДД, выпустив из губ соломинку. - Чудесно... Вы знаете, Наташа, Ким гениально готовит коктейли. Какие коктейли он делал на новоселье! Жаль, вас тогда не было, коктейли были совершенно незабываемые...

- Да, - подтвердила Наташа, гладя меня по руке. - Это он умеет.

Подразумевалось, очевидно, что это - единственное, что я умею. Ну что ж, философски подумал я, не всем же заниматься изучением царства Митанни. В конце концов, зачем царству Митанни столько исследователей? Оно ведь одно, а народу-то вон сколько...

- А что, может быть, это мое призвание, - предположил я. - Вот состарюсь, уйду на покой, открою при Университете свой бар, буду стоять за стойкой, толстый такой, усы отпущу длинные, висячие... Студенты будут приходить ко мне отмечать сдачу экзаменов, а убеленные сединами профессора - спорить о проблемах царства Митанни. И название надо будет выдумать пофирменнее... ну, что-нибудь вроде "Кир у Кима".

- Дурацкое название, - сказала Наташа.

- Не спорю, - кивнул я и чокнулся с ее бокалом. - Какой хозяин, такая и вывеска. А что могут предложить в качестве альтернативы господа ученые?

ДД отмахал уже почти всю свою порцию, и щеки его приятно порозовели. Он по-птичьи наморщил лоб и выдал:

- Ну, может быть, "Привал Скифа"? Знаете ли вы, Наташа, что греки называли "выпивкой по-скифски"? Крепкое, неразбавленное вино. Сами греки всегда разбавляли вино водой.

- Промашечка вышла, - сказал я злорадно. - Коктейль-то как раз и есть разбавленная выпивка. Лучше уж тогда - "Привал Грека".

- Гм, - озадаченно пробормотал ДД. - Действительно... Грека... Привал Грека... Одиссея, например... Ты куда, Одиссей, от жены, от детей...

- В кабак, - подхватил я. - Наш мозговой штурм определенно приносит плоды. А что думают по этому поводу представители естественных наук?

- Нам скучно, - капризно сказала Наташа. - Тут Дима так интересно рассказывал о древних митаннийцах, а потом пришел Ким и, как всегда, свел дело к выпивке... Я так не играю, я хочу веселиться...

Я едва успел подумать о том, что мы с Дмитрием Дмитриевичем наверняка понимаем слово "веселиться" по-разному, как Лопухин взял инициативу в свои руки.

- Ким, у тебя есть гитара? - неожиданно решительным голосом спросил он.

Я развел руками.

- Увы...

- Дима, а вы еще и поете? - восхитилась Наташа. ДД смущенно потупился.

- Немного...

- Как здорово, - протянула Наташа. - Ким, бессовестный, ну почему у тебя нет гитары?

- Я немузыкален, - со вздохом ответил я. - Мой предел - это исполнение "собачьего вальса" двумя пальцами на детском пианино.

- Послушайте, - оживился вдруг ДД. - Мы ведь можем поехать ко мне! У меня есть гитара, устроим прекрасный музыкальный вечер... Наташа, вы ведь тоже поете?

- Чуть-чуть, - кокетливо сказала Наташа и посмотрела на меня. - А как ты, Ким?

- Только если очень много выпью, - честно признался я.

- Нет, я не о том... Как ты смотришь на предложение Димы?

Откровенно говоря, на предложение Димы я смотрел без особого энтузиазма. Но я видел, что Наташке хочется куда-то поехать, да и у меня самого было такое бесшабашное настроение, когда море по колено и можно соглашаться на любые авантюры, поэтому я лишь неопределенно пожал плечами, давая понять, что я не против.

- Тогда поехали, - провозгласил Лопухин и встал. - Машина у подъезда, дамы и господа...

- Подожди, - удивился я, - ты на машине? А как же это? - я щелкнул ногтем по его опустевшему бокалу.

- А, - беспечно махнул он рукой. - Я пять лет езжу без единого прокола, со мной вы можете быть спокойны, как матросы, везущие Цезаря... Знаете ли вы, Наташа, что когда Юлий Цезарь однажды в шторм плыл на довольно-таки утлом корабле...

Я собрал бокалы и отправился на кухню. Внезапно я понял, почему мне не хочется ехать к ДД, - меня беспокоила возможная встреча с его дедом, который отчего-то вдруг возжелал меня видеть. Я, однако, подобным желанием не горел. Было у меня ощущение, что я попал в сердцевину отвратительной паучьей сети, в зону какой-то повышенной активности, где все, кроме меня, знали цели и правила игры. И не могу сказать, что ощущение это мне нравилось.

Слушая доносившиеся из комнаты звуки чеканной латинской речи - ДД, видимо, начал цитировать Цезаря в подлиннике, - я крутил бокалы по полированной поверхности разделочного стола и соображая, как вести себя в гостях у Лопухина. Присутствие Наташи, хотел того Дмитрий Дмитриевич или нет, сильно затрудняло проведение секретных переговоров. Значит, подумал я, ежели сидеть тихо, не отрываться от компании и порядочно набраться, переговоров можно избежать. В то же время, конечно, было бы безумно интересно узнать, что же все-таки там за возня такая вокруг этих древних побрякушек и каким образом у моего лысого приятеля оказалась натуральная инкская золотая вещица. Но тут уж придется твердо выбирать, сказал я себе: либо Наташа и Крым, либо тайны и подзатыльники. В конце концов, меньше знаешь - крепче спишь.

Окрыленный этой народной мудростью, я вернулся к обществу. Общество уже собиралось уходить, Лопухин приплясывал вокруг Наташи (как могла бы, например, приплясывать Эйфелева башня) и пытался накинуть ей что-либо на плечи, но поскольку она приехала в маечке, то это ему никак не удавалось.

- Натуль, - сказал я, - возьми мою кожанку, вечером прохладно будет...

- Не хочу, - капризно сказала она. - Ты возьми, если замерзну, отдашь.

Я послушно натянул кожаную куртку и ощутил, как что-то больно стукнуло меня по бедру. Я поморщился - это был кастет, который я постоянно забываю в кармане, хотя карман от этого отвисает. Секунду я раздумывал, доставать его или же не стоит, потом все же решил оставить - частично из-за того, что не хотелось демонстрировать его ДД и Наташе, частично из-за смутного предчувствия, что на вчерашнем визите неприятности мои не кончились.

Я открыл секретный замок, и мы двинулись в путь.

____________________

7. МОСКВА, 1991 год. БОЙ С ТЕНЬЮ.

Лопухин жил в центре, причем не просто в центре, а на Арбате, в огромном старинном доме, как и подобает представителю истинной русской интеллигенции. Я лично старые дома не люблю, мне почему-то кажется, что в таких домахх на психику обязательно должен давить груз прожитых здесь прежде жизней. Но ДД, видимо, привык и не смущался, а Наташа просто пришла в восторг, и призналась, что именно в таком доме она и мечтала жить всегда.

Мы поднялись на грохочущем лифте со старомодными деревянными дверями на пятый этаж и вышли на гулкую лестничную клетку. Лопухин подергал металлический язычок звонка, и в глубине квартиры залился чистый серебряный колокольчик.

- Класс, да? - шепнула Наташа. Я неохотно кивнул. За всеми этими атрибутами старого доброго прошлого проглядывало какое-то настораживающее пижонство. Все-таки я очень конкретный и современный человек.

Лопухин позвонил еще раз, но за дверью не было слышно ни шагов, ни каких-либо иных звуков.

- Дед, очевидно, гуляет с псом, - объяснил он и полез в карман за ключами. Один за другим были открыты три замка, после чего дверь, зловеще заскрипев, стала под собственной тяжестью медленно распахиваться, открывая темное чрево квартиры. Мы вошли внутрь.

Там пахло старыми книгами и хорошим трубочным табаком. Лопухин включил свет, и под высоченным, метров в пять, потолком зажглась пыльная лампочка. Мы находились в прихожей: по крайней мере, разумно было бы предположить, что помещение перед дверью играет роль прихожей, но в эту так называемую прихожую могла войти почти вся моя квартира (если не считать кухни).

- Раздевайтесь, - сказал ДД. - Обувь не снимайте, у нас довольно грязно. Прошу всех в мою келью.

В келье, помимо запаха книг и табака, отчетливо пахло псиной. Подстилка, принадлежащая источнику запаха, располагалась в трогательной близости от изголовья низкой Димкиной тахты. Кроме этих двух спальных мест, в келье имели место быть титанический письменный стол и уходившие к недосягаемому потолку книжные полки темного дерева. Из светских атрибутов наличествовали водруженная на груду каких-то рукописей и рисунков гитара и прикрепленная к стене над тахтой шпага. В целом, на мой взгляд, обиталище было мрачное и совсем не жилое.

- Очень уютно, - сказал я, посчитав, что пришла пора платить по счетам: Лопухин ведь хвалил мою квартиру. - Только филина под потолком не хватает, а так все стильно.

- Здорово! - в очередной раз воскликнула Наташа (меня это начало уже потихоньку утомлять). - Так это здесь вы живете, Дима?

- Да, - сказал Лопухин. - Вообще-то у нас шесть комнат, но жилых, по сути, только четыре, да и то две сейчас пустуют. Мама в Ленинграде, у тетки, мы живем с дедом вдвоем, ну, вот еще и собака...

Он замолчал, старательно отводя взгляд от Наташи.

- А как вы достаете книги с верхних полок? - спросила она, не замечая его смущения. - Вам же должно быть страшно неудобно, хотя вы и очень высокий...

- Лесенка, - пояснил ДД. - Есть специальная лесенка, но она, по-моему, сейчас у деда в кабинете... А вас заинтересовала какая-то книга там, наверху? - он сделал движение в направлении двери, готовый, видимо, принести эту лесенку, но Наташа улыбнулась и покачала головой.

- Нет, просто интересно с технической точки зрения... Я же, в отличие от вас, естественник. Знаете, впервые вижу столько книг в одной комнате... Дима, у вас большая библиотека?