наивные дураки составляют большую часть населения Парижа,
"товар", естественно, нашел своего потребителя. В общем, так. -
Он остановился, вытянул руку с фонарем вперед, освещая еле
заметные в темноте сырые казенные ступени. - Вам сейчас наверх.
Будьте осторожны - лестница крутая и скользкая. Когда
подниметесь, увидите в стене кольцо. Повернете его, и откроется
ход в небольшую каморку, заваленную старой рухлядью. Это чулан
при Малой Гардеробной - там сейчас никого не должно быть. В
чулане две двери: одна - в гардеробную, другая - в коридор для
слуг. Пойдете по нему направо, через полета метров будет такая же
дверь - это кордегардия арсенала. Наверняка там будет полно
солдат, но тут, Вальдар, я уже надеюсь на тебя. Кордегардия на
втором этаже, как и покои мадемуазель де Сов, где, вероятнее
всего, сейчас находится твой двойник. Запомни: это третья дверь
от центральной лестницы в левом крыле. Впрочем, Генриха там может
и не быть. Ваша задача его отыскать и препроводить сюда. Лис,
полагаю, что этим займешься ты. Вальдар, если что, тебя прикроет.
Я буду ждать вас здесь, внизу.
в бою, чем позорное бегство! Мертвые сраму не имут, а мертвы
бджелы не гудуть! Ну и все такое в том же духе. Я вон тут по
случаю сегодня с утра Жанну д'Арк спасал, так она ни в какую идти
не соглашалась, - вставил мой напарник, перебивая инструкции
резидента.
раз поэтому я и рекомендовал из Вальдара сделать Генриха. Ваша
задача - спасти Генриха Бурбона, невзирая на его мнение по этому
поводу. Вальдар же, слава богу, человек разумный, и его
уговаривать спасаться не придется. Все! С Богом! Я вас жду!
тщательно ощупывая дорогу перед собой, чтобы не сверзиться вниз и
не сломать себе шею. Уж, во всяком случае, до того как это будет
необходимо "по долгу службы".
меня. - Вот ты умный. Объясни мне, будь добр, чем таким этот
самый Генрих Наваррский мог полюбиться нашему руководству, что
оно начало городить такой огород?
Генрих для Франции фигура особенная. Это король во спасение. Он
вывел государство из такого штопора в ранний феодализм, что, не
будь Бурбона, на месте Франции могло остаться крошечное
княжество, вроде его родной Наварры. А кроме того,
веротерпимость, развитие мануфактур, сельского хозяйства и
многое, многое другое. По сути, при нем Франция, точно феникс,
возродилась из огня.
Ладно! За-ради такого дела...
всякого намека на дверь и лестничную площадку.
дюйм за дюймом плиту перед собой. - Вот, нашел!
и она подалась на удивление легко, точь-в-точь ключ в хорошо
смазанном замке. Гранитная поверхность перед нами, словно по
мановению волшебной палочки, повернулась вокруг своей оси,
открывая проем в стене и пропуская нас в обещанный чулан. Он и
вправду был захламлен донельзя: груды старой одежды со споротыми
брыжжами, галунами, пуговицами и прочими украшениями, назначенные
для раздачи парижскому люду в дни великих церковных праздников и
именовавшиеся среди полунищих счастливцев "одеянием с
королевского плеча", валялись здесь без всякого намека на
порядок, висели на составленных в кучу портняжных болванах,
громоздились в высоких плетеных корзинах, служа комфортабельным
жилищем для множества мышей и наполняя воздух запахом пыли и
тлена.
стараясь подавить предательский чих. - Пошли двойника твоего
искать. - Он толкнул дверь в коридор для слуг, проложенный в
недрах стены, чтобы спешащие по дворцовым делам лакеи и прочая
челядь не мельтешили перед глазами благородных дам и кавалеров в
анфиладе парадных комнат.
в кордегардии, - проговорил я.
боись, щас все устроим. Я пойду первым, и если шо, то ты
услышишь.
было так заполнено солдатами, как о том говорил пан Михал. Лишь
три швейцарца, оставленные, должно быть, на страже у входа в
арсенал, оживленно резались в кости, составив алебарды у стены.
Они несколько удивленно смерили взглядами тощую фигуру Лиса,
появившуюся из-за двери, но появление "короля Наваррского"
заставило их вскочить и вытянуться во фрунт.
очередную дверь, и я прошествовал мимо замершей стражи, едва
удостаивая ее милостивым кивком.
Дюнуар говорил: левое крыло, третья дверь от центральной
лестницы. Стучать три раза и кому положено. В письменной форме.
почти что ложь. Не окажись сейчас нашего подопечного на месте - и
искать его в катакомбах Лувра, во всех его многочисленных покоях,
залах, галереях, переходах, а уж тем паче служебных помещениях
можно было целую вечность. Только по фасаду здание растянулось
без малого на четверть лье [Лье - французская мера длины, около
четырех километров].
многочисленных дверях, стараясь на ходу составить в голове
что-то, хоть отдаленно напоминающее план действий, когда...
Мозги мои заработали со скоростью калькулятора, просчитывая
возможные варианты. Величать короля Наваррского капитаном мог
лишь один-единственный человек. Единственный, готовый отдать за
это право жизнь, - лейтенант эскадрона Гасконских Пистольеров
Мано де Батц. Для всех остальных, даже солдат того же Эскадрона,
Генрих оставался королем и государем.
кирасе и морионе [Морион - шлем с широкими отогнутыми вверх
полями] с алым пером.
обилию алого и золотого в наряде, никак не могущий быть
гугенотом. - Насилу нашел вас! Если дозор не ошибается, гизары
вот-вот пойдут на приступ!
королевский дворец окрестности Лувра были прекрасно
иллюминированы сотнями костров, тысячами факелов и великим
множеством фонарей, принесенных рачительными горожанами, чтобы в
потемках не пропустить чего-либо ценного. Из-за высокого
каменного парапета, остатка древней крепостной стены, ныне
увенчанного острыми золочеными шпилями, не смолкая, доносился
многоголосый гомон толпы, бряцание оружия, стук сколачиваемых
лестниц и ржание коней. Против нескольких сотен гасконских,
шотландских и швейцарских ветеранов, готовых дорого продать свою
жизнь, по ту сторону кованого рубежа, разделявшего нас,
находилось, пожалуй, до двадцати тысяч лавочников, школяров,
нищих, ремесленников всякого рода. Кто в кирасе, предписанной
парижским парламентом ополченцам цеховой стражи, кто в кожаной
куртке, простеганной железными пластинами, а кто и вовсе
полуголый - все они, вдосталь хлебнувшие нынче ночью соседской
крови жаждали одного: овладеть этим вожделенным чертогом овладеть
грубо и жестоко, с садистским наслаждением и оттягом, хотя бы уж
потому, что дворец был роскошен, сулил богатую добычу и не
сдавался.
светом факелов из темноты, не столько напоминали о "религиозном
подвиге" собравшихся у ограды, сколько наводили на мысль о
ритуальности предстоящей жертвы. Прилегающие к Лувру улицы
бурлили, изнемогая от желания выплеснуть на дворцовый плац тысячи
новых крестоносцев, начисто позабывших о евангельском милосердии
и о христианнейшем короле, все еще находившемся в своих покоях.