Чтение 5–й страницы книги ~Час рыси~

У Евграфова мелко дрожали руки. Так было всегда, когда разговор прямо или косвенно затрагивал болезненную для него тему.

- Через три часа человек, с которым я пытался договориться, в срочном порядке улетает в Лондон. У него что-то там случилось, я не в курсе. Ночью он позвонил мне и назвал сумму... За описание технологических секретов... - Костя хотел произнести цифру "миллион", но в последнюю секунду передумал. Наглеть так наглеть! - Три миллиона американских долларов. Наличными. Как вы сами понимаете, это может быть и полным блефом. Он наотрез отказался показать материалы нашим экспертам. Только при условии, что я лично привезу деньги... Как он их собирается декларировать, понятия не имею, подозреваю...

- Неважно! Что он дает в обмен на три миллиона?

- Дискету с подробнейшим описанием всего процесса. Отпадет надобность самостоятельно изобретать велосипед.

- А ты уверен, что это не ловушка? Привезешь деньги, а тебя шлепнут. Продумывал такой вариант?

- Продумывал. Не похоже на ловушку. Я ведь на англичанина вышел самостоятельно, без подставки - всего лишь удачная работа с официальными источниками информации. Сейчас в Москве проходит симпозиум биохимиков, и я...

- Ясно! Ты его прокачал? Адрес в Лондоне, фотография, пальчики?

- Да. Личность известная, профессор университета. На афериста не похож, хотя все его требования, сами понимаете...

- Понимаю! Вот чего... - Евграфов задумался, сильно сморщил лоб, сжал кулаки. - Вот чего... Очень похоже, сынок, что твой англичанин пытается тебя вульгарно кинуть... С другой стороны, я никогда себе не прощу, если вдруг... если вдруг выяснится, что и правда была возможность... Ты сказал ему, кто ты и почему интересуешься этим?!

- Нет.

- Молодец!... Вот чего... Дам я тебе три "лимона"... Прямо сейчас... В конце концов, деньги не такие уж великие, на три коттеджа под Москвой и то не хватит. Думается мне, что ты с ними не сбежишь, ни к чему тебе вроде бежать, так ведь? Если даже Мышонок твой обосрется, я же тебя не съем, ты честно предупредил, что наука вполне может подкачать... Так ведь? Да и перспективы у тебя под моей "крышей" тянут поболе трех "лимонов"...

Еще некоторое время Евграфов вслух сам себе объяснял, почему Костя не кинет его на три миллиона долларов. Он, несчастный, не знал самого главного: если его дражайшая половина выйдет из комы и заговорит (ведь не только проектом клонирования ограничился любящий муж, ежечасно с больной работали самые лучшие медики), то Константин Поваров моментально отправится в тюрьму. Причем тюрьма - это еще наилучший вариант...

- Разрешите войти? - В кабинет робко заглянул секретарь Вова. - Я вам, Вадим Борисович, домой звонил. Кухарка сказала, вы не ночевали, вот я и решил пораньше...

- Вова, найдешь в темпе налички на три "лимона" в долларах? - перебил его Евграфов.

- В каком темпе, осмелюсь уточнить?

- За десять минут.

- Тогда если только в наш резерв залезть...

- Залезай!... А ты, Костя, звони своему англичанину... или что?

- Мы уже договорились. Я либо жду его на подъезде к Шереметьеву, либо меня нет.

- Охрану выделить? Или, может быть, "хвост" пустить?

- Было бы неплохо, только англичанин предупреждал, что если...

- Ладно! Все понял! Езжай один. Потом сразу ко мне... Вот и Вова деньги принес... Я тебя, Костя, обижать не хочу, но если... - Евграфов замолчал, исподлобья взглянул Косте прямо в глаза, - если я в тебе все же обманулся, сынок, лучше бы тебе было вообще не родиться на свет!

Черный увесистый "дипломат" с деньгами (какая банальность!) приятно оттягивал руку. Кульминационный момент разыгранного трагифарса благополучно завершился.

Костя нервничал, что очень понятно: гнева шефа он боялся, но успокаивал себя - все обойдется. Потеря трех миллионов для Евграфова скорее моральная, чем материальная трагедия, и для него она менее ощутима, чем для Кости в свое время потеря точки на вещевом рынке. Мадам скоро загнется, несмотря на все старания медицинских светил, и более сильное переживание затмит предательство молодого человека, претендовавшего на вакантную роль любимого графского чада.

"Да, не подвинься Евграфов умишком на почве любови-моркови к собственной сучке-женушке, фиг бы он такую сумму выдал. Приятно все-таки иметь дело с шизиками!" - подумал Костя, заводя мотор старого доброго "Мерседеса".

Примерно с полчаса он заставлял машину петлять по лабиринтам московских улиц и переулков, проверял, нет ли "хвоста", и, убедившись в его отсутствии, взялся за сотовый телефон.

Первый звонок, разумеется, любимой.

- Алло! Илонка, это я, с добрым утром! Бери все самое ценное и приезжай на ту квартиру, где последний раз откушал твой дружок Левчик. Со своей жилплощадью можешь попрощаться... Да! Да, киса моя, уже сделал! Потом, киса... Все разговоры потом, целую!

Он дал отбой и, согнав с лица радостную улыбку, настроился на мрачно-истерическую тональность следующего разговора. Мама сняла трубку после третьего гудка.

- Алло! Мама, это я. Слушай внимательно, не перебивай! Меня преследуют бандиты. Запомни кличку - Липа. Запомнила? Повтори!... Хорошо, слушай дальше. У меня в письменном столе, во втором ящике, записная книжка, зеленая такая, в ней адрес Липы. Поняла?... Сообщи этот адрес милиции! Мамочка, помоги мне! И самое главное - никому не верь! Особенно людям с моей работы! Они все в сговоре с Липой. Завидуют мне, хотят уничтожить молодого конкурента! Меня хотят убить!!! Спаси меня!

Он резко оборвал разговор и сразу же, с ходу, набрал 02.

- Милиция? Говорит Поваров, Константин Николаевич, бизнесмен. Меня преследуют бандиты, они давно уже мне угрожали. Кличка их главаря - Липа. При мне крупная сумма денег! Позвоните мне домой, мама даст вам адрес Липы! Запишите мой телефон, диктую... - Костя продиктовал номер и намеренно оборвал разговор на середине фразы. - Меня хотят убить! Меня...

Оставался еще один, последний звонок. Его нужно было сделать сразу - потом не дозвонишься. Ведь мама наверняка сейчас беспрерывно набирает номер его мобильника. К тому же разговаривать с ней еще раз не стоит. Мама далеко не глупа, и если первый монолог сына, безусловно, ее ошарашил, то во время второго разговора мамочка запросто может разобрать в его голосе нотки притворства.

И посему Костя быстро набрал номер личного телефона господина Евграфова.

- Алло! Вадим Борисович! Это я, Костя! Вадим Борисович, за мной, кажется, "хвост"... Что вы говорите?... Как не вы? Я четко опознал! За рулем одной машины человек Шопова, а другой управляет бандит из команды Липы. Я рассказывал Шопову про этого Липу, просил защитить от нападок...

И снова, не договаривая фразы, оборвал разговор. Правда, на этот раз он не стал давать отбой - просто выбросил трубку за окно. Пусть Евграфов услышит короткую симфонию уличных шумов и скрежет треснувшей пластмассы, когда колесо вот этого проезжающего справа грузовика раздавит самую дорогую из имеющихся в продаже трубку современного переговорного устройства.

Конечно, если только вдуматься, он сказал Евграфову полную чушь. Но... стрелки на силовика перевел. Они ведь с финансистом пытались предупредить шефа, что молодой фаворит его откровенно дурачит, тот устроил им разнос, а теперь, когда выяснилось, что господа Пауков и Шопов были правы, гордость не позволит Графу признать себя болваном... Конечно, Вадим Борисович предупредил Костю, что, если деньги пропадут, гнев его будет страшен. Однако куда проще сорвать злобу на подчиненных, которые рядом, чем на бесследно исчезнувшем юнце, который обвел тебя вокруг пальца, как последнего идиота. Хоть сутки, да помотает Евграфов нервы Шопову на предмет Липы, а там, глядишь, и силовик вынужден будет прикинуться веником и всерьез разрабатывать бандитскую версию (тем паче что ее же будет разрабатывать и милиция), дабы не выставлять сурового начальника на посмешище. Короче, все как в сказке про голого короля. А в роли короля выступает Граф, только что отлежавший неделю в психушке.

Костя остановил "Мерседес" в безлюдном переулке, ключ оставил в замке, дверцу "забыл" прикрыть. Немного везения, и машину угонят, а на тот случай, ежели не успеют угнать, если подсуетятся менты или Шопов сунул куда-нибудь под крыло радиомаячок, Костя запачкал сиденье водителя несколькими кровавыми пятнышками, для чего мужественно чиркнул по пальцам перочинным ножиком.

Не спеша, помахивая правой рукой с "дипломатом" и дуя на порезанные пальцы левой, Костя двориками выбрался на соседнюю улицу. Частника удалось поймать быстро, и сто отечественных рублей моментально осели в кармане водителя в качестве задатка за езду с ветерком. Костя рассчитывал, что встретится с Илоной уже через полчаса. Несколько дней они безвылазно просидят в "конспиративной" квартире, а затем вступит в действие вторая часть разработанного ими плана. Ей молодые люди дали название "Через тернии к звездам". Под "звездами" они подразумевали конкретные звездочки на полосатом, как матрац, флаге Соединенных Штатов. Косте было немного жаль потерянной возможности легального выезда в Штаты в качестве официального представителя фирмы. Но что ж, это ерунда! Главное - три миллиона в стране, где напечатаны эти деньги, ценятся, как это ни странно, гораздо больше, чем в мегаполисе под названием Москва. В Москве их едва хватит на приличную квартиру в центре да солидный загородный дом, а за бугром с тремя миллионами можно шикарно прожить до глубокой старости. Парадокс!

Меньше всего его сейчас волновала судьба сотрудников организованной им лаборатории. Из всей этой компании он симпатизировал только Вите Скворцову, нормальному мужику без всяких высокоинтеллектуальных завихрений. Мышонка Костя презирал, заносчивого и напыщенного профессора Твердислова про себя называл Пердисловом, а стерву Екатерину справедливо считал старой ученой блядью, на которой "пробы негде ставить". Пару раз, специально для Шопова и Паукова, он намекал в общих разговорах о своих якобы особо доверительных отношениях с ученой братией и теперь похихикивал, воображая, как мальчики Шопова начнут выколачивать из шибко образованных лохов информацию, колоть их на предмет сговора с Константином Николаевичем или, что еще смешнее, с Липой. Он представил себе схватившегося за грудь Мышонка (этого точно инфаркт хватанет), высокомерно негодующего и получающего при этом хорошую профилактическую затрещину Твердислова, ехидно шипящую змею Екатерину. Цирк! Эти деятели науки совершенно не знают настоящей жизни. Жаль, что он сам, своими глазами не увидит, как суровые бойцы переднего края дикого капиталистического фронта потопчут глупых лабораторных крысок, предварительно поотрывав им хвостики и повыдергав зубки.

Ну да не это сейчас главное. Главное - как среагируют те персонажи, которым он только что позвонил.

Первые веселые солнечные лучи слепили глаза. Костя сладко зажмурился и безмятежно улыбнулся. Конечно, многое, очень многое зависит сейчас от мамы - но уж в ней-то он был уверен! Квочка поднимет такое кудахтанье, что вся ментура мигом на рога встанет.

Прощай, мама! Мы больше не увидимся. И пусть твое трепещущее в страхе за своего ребенка сердце ляжет кирпичиком в фундамент его будущего счастья...

Знать, как поведет себя тот или иной человек в определенной ситуации, - великое искусство истинного мастера интриги. Малейшие ошибки и просчеты здесь недопустимы. Но как можно не ошибиться, если человек, которого ты, казалось бы, знаешь и понимаешь лучше себя самого, неожиданно оказывается совершенно другой личностью - безжалостной, разрушающей все на своем пути, неуязвимой и неуловимой боевой машиной, созданной и отлаженной лучшими специалистами Главного разведывательного управления Генерального штаба Советской Армии.

Глава 3

Рысь идет по следу

Раиса Сергеевна после ночного скандала с сыном так и не сумела заставить себя поспать хотя бы несколько часов. Когда Костя ушел чуть свет, хлопнув дверью, она прилегла было, но сон не шел.

Она растила Костика, своего Котеночка, одна. Много работала, экономила на всем, на чем можно сэкономить, полностью посвятила себя сыну. Для нее он был всем: и смыслом жизни, и самой жизнью. С самого детства она старалась дать Костику максимум возможного. Он занимался спортом, фигурным катанием, учился в английской школе, посещал музыкальную, класс фортепьяно, пять лет отзанимался во Дворце пионеров в кружке рисования и два года в том же Дворце ходил в кружок мелодекламации. Одним из первых, в седьмом классе, он вступил в ряды ВЛКСМ. Вечно занятая множеством мелких и крупных домашних хлопот, Раиса Сергеевна старалась проводить с сыном как можно больше времени, но это не всегда удавалось. Мальчик был постоянно загружен то учебой, то внеклассными занятиями, а в свободную минуту ему, само собой, хотелось побегать во дворе, поиграть с друзьями. Костик рос умным мальчиком и еще в раннем детстве смекнул, что вечно занятую мамочку очень легко обмануть. Достаточно полчаса ежедневного вечернего общения с родительницей быть ласковым и нежным сыном, чтобы мама оставалась тобой довольна, покупала игрушки и баловала сладостями, а позднее давала солидные (по подростковым меркам) деньги на карманные расходы. Сама того не ведая и не желая, Раиса Сергеевна воспитала хитрого, двуличного и эгоистичного сына. Нельзя сказать, что мальчик не любил маму. Но любил ее по-своему, любил за то, что она в нем души не чаяла, и цинично пользовался ее слепыми и бездумными материнскими чувствами.

Мама прочила сыну карьеру сообразно с существующей в пору его взросления общественной системой. Когда же повеяли первые ветры перемен и Костик заработал первые "рыночные" деньги, он смог убедить маму, что это результат исключительно умственных способностей и полученного с ее помощью образования. И она ему поверила, она им гордилась, плакала от счастья - жизнь прожита не зря, жизнь удалась...

Домашняя идиллия продолжалась до последнего времени - до тех пор, пока Костик не познакомился с "этой стервочкой Илоной". Мальчик сразу стал другим, отдалился от нее и ни за что не желал возвращаться к прежним доверительным и нежным, как ей представлялось, отношениям. На самом-то деле Костя просто-напросто наплевал на ставшее привычным за долгие годы притворство, и Раиса Сергеевна смогла наконец лицезреть истинный облик своего сына. Она его не узнавала и, конечно же, во всем винила Илону, "окрутившую" Костика.

Нужно было что-то предпринять. Но что? Поговорить с сыном, вразумить его, окружить еще большей, чем раньше, лаской и заботой, снять колдовские чары этой девицы, затуманившие его мозг, провоцирующие на глупости, сводящие с ума! Однако, как ни старалась Раиса Сергеевна, что ни пробовала, становилось только хуже. В последние дни она особенно остро чувствовала изболевшимся за сына сердцем, что надвигается беда, что-то должно было случиться, и притом что-то очень нехорошее, ужасное. Посему, когда раздался телефонный звонок и ее обожаемый Котик, насмерть перепуганный, сообщил о преследовании и попросил помочь, Раиса Сергеевна отнюдь не переполошилась, а, напротив, ощутила какое-то даже облегчение.

Словно гора с плеч упала. Как известно, ожидание всегда тягостнее действий. Разумеется, она и только она поможет своему мальчику, она его спасет, и у них снова все будет хорошо, как прежде. Ее маленький Котенок усвоит наконец - надежнее мамы нет никого на свете. А эта фифочка Илона пусть ищет другую жертву. Раиса Сергеевна ни на секунду не сомневалась, что во всех Костиных несчастьях виновата Илона и он, безусловно, это поймет. Если уже не понял.

- ...у меня в письменном столе, во втором ящике, записная книжка, зеленая такая! - кричал откуда-то Костин голос. - В ней адрес Липы. Поняла?

- Да, сыночек, поняла, не волнуйся.

- Сообщи этот адрес милиции! Мамочка, помоги мне! И самое главное - никому не верь! Особенно людям с моей работы! Они все в сговоре с Липой. Завидуют мне, хотят уничтожить молодого конкурента! Меня хотят убить!!! Спаси меня!

- Я спасу тебя, Котенок, верь мне! Мама тебя выручит, и все у нас будет хорошо...

Но он уже не слышал, трубка надрывалась короткими всхлипывающими гудками.

Раиса Сергеевна застыла рядом с банкетным столиком. На столике находился факсовый аппарат с телефоном" и автоответчиком, а рядом с ним в живописном беспорядке были разбросаны всякие мелкие штучки для шитья: ножницы, нитки, подушечки, утыканные иголками. Раиса Сергеевна умела и любила шить. Несмотря на нынешний широкий ассортимент одежды, она, что называется, обшивала себя сама. Причиной тому были отнюдь не изъяны в фигуре. Напротив, в свои сорок пять она имела прекрасную фигуру, способную вызвать зависть у многих двадцатилетних девчонок. На вид ей никак нельзя было дать больше тридцати с маленьким хвостиком. В трудные годы Раиса Сергеевна научилась шить, дабы сэкономить на покупке готовых изделий, а также для того, чтобы иметь еще один, дополнительный источник дохода. До недавнего времени она служила скромным бухгалтером в сберкассе, и основной доход семье матери-одиночки давала работа портнихи-надомницы. Много лет старенькая машинка "Зингер" кормила, поила, одевала их с Костей, но когда он, как теперь говорят, "поднялся", то заставил мать бросить копеечную работу заурядного бухгалтера и оставить шитье. Костику стало выгодно задействовать мамашу исключительно на собственном обслуживании. Но привычка - вторая натура, и она до сих пор продолжала себя "обшивать".

Раиса Сергеевна взглянула на свое отражение в зеркале, висевшем рядом с банкетным столиком. На нее смотрело лицо с едва-едва заметными морщинками вокруг зеленых глаз, слегка прикрытых рыжей густой челкой. В доме было много зеркал, и она любила в них заглядывать, ей нравилось, как множились в них развешанные тут и там картины старых мастеров, дорогая антикварная мебель... Разве можно сравнить их новую трехкомнатную квартиру с прежней однокомнатной, где вырос Костик? В дом наконец пришел достаток, и это все благодаря Косте, ее замечательному сыну, такому умному и красивому, так похожему на голливудскую звезду Леонардо Ди Каприо...

К черту эмоции! Она расправила плечи. Кажется, пришло время вспомнить все. Даром, что ли, она следила за своим здоровьем придирчиво и строго - не ради себя самой, а дабы любимый сыночек в будущем не отвлекался от радостей бытия на заботу о старой, больной маме, дабы как можно дольше иметь возможность активно ему помогать и заботиться о нем. Годы жесткой диеты и непременных ежедневных физических упражнений не прошли даром: сегодня она сильна, гибка и вынослива. И сегодня ей, как никогда, понадобятся и сила, и выносливость, и гибкая грация хищной кошки. Она спасет сына!

Нет, она не будет звонить в милицию! Милицию Раиса Сергеевна презирала. Насмотрелась на дуболомов в милицейской форме во время дознания после скоропостижной смерти мужа. Менты - она была абсолютно в этом убеждена - полные кретины! Милиция - сборище неудачников по жизни, прибежище лимитчиков. Она спасет своего сына сама.

Ее размышления прервала трель телефонного звонка. Она мгновенно схватила трубку: а вдруг Костя?!

- Алло! Костя, ты?

- Из милиции вас беспокоят. - Слышно было отвратительно, далекий женский голос тонул в пощелкиваниях, потрескиваниях и шипении. - Квартира Поваровых?

- Да, с кем я говорю?

- Сказала ж вам - из милиции беспокоят. Старший сержант Гундырева Ирина Вениаминовна. Нам поступил звонок от...

Пока сержант Гундырева пересказывала звонок Кости, Раиса Сергеевна прикидывала, как проверить, действительно ли эта тетка из милиции. Сделать это можно было запросто - спросить у Ирины Вениаминовны ее номер и проверить его по справочной телефонной службе. Но что это даст? Ровным счетом ничего! Слабо верилось, чтобы Костя звонил в милицию, а посему она заподозрила в ангажированности госпожи "старшего сержанта" противоборствующей Костику стороне. А если Костя действительно звонил ментам, то это означает только одно: мальчик находится на грани нервного срыва.

- Ирина Вениаминовна, я - мама Константина Николаевича Поварова и должна вам заявить: этот звонок - чья-то злая шутка. Костя никак не мог вам позвонить, он буквально минуту назад ушел на работу, а до этого мы пили чай на кухне.

- Вы в этом уверены?

- Абсолютно, милая! До свидания...

Она повесила трубку.

Довелось бы Косте увидеть сейчас свою маму, он бы удивился несказанно. Он-то пребывал в уверенности, что мамаша после его звонка, а уж тем более после звонка из милиции, начнет охать, ахать, суетиться и пить валерьянку, примерно как тогда, лет двенадцать назад, когда он, старшеклассник, лежал в гриппе с температурой сорок и два. Ничего подобного! Раиса Сергеевна осталась, по крайней мере внешне, абсолютно безмятежной. Вот только глаза... В зеленых рысьих глазах появился ни разу не виданный Константином яростный, холодный и расчетливый огонек...

Итак, пришла пора сражаться. После долгой спячки проснулась смертельно опасная самка, на все готовая ради спасения своего детеныша, проснулась рысь и вытеснила до поры из обманчиво хрупкой оболочки изящной красивой женщины ее вторую натуру, господствовавшую бесконечно долгие годы, натуру обожающей свое чадо обыкновенной русской бабы, трудолюбивой, сентиментальной, в чем-то скромной и ранимой. Прошло время мирного быта бывшего бухгалтера, отличной хозяйки и рукодельницы. На тропу войны ступила рысь, ступила безжалостной, сильной и когтистой лапой!

Раиса Сергеевна провела рукой по волосам, убрала их со лба, собрала в пучок на затылке, заколола длинной шпилькой. Еще раз взглянув в зеркало, она уверенным шагом, деловито прошла в комнату сына, выдвинула второй ящик письменного стола. Зеленая записная книжка лежала поверх прозрачной коробки с оловянными солдатиками. Как быстро взрослеют дети!

Листочек с буквой Л на обрезе оказался сплошь исписанным мелким почерком сына. Здесь были телефоны нескольких Лен, некоего Леонида, какой-то фирмы "Лефа" и в самом конце телефон и адрес Липова Аркадия Пантелеймоновича. Рядом с фамилией в скобках значилось "Липа".

Несколько раз Раиса Сергеевна пробежала глазами адрес, вырвала листок под литерой Л из книжки и прошла с ним на кухню. Здесь она сожгла листочек в голубом пламени газовой горелки, поставила на огонь кастрюльку с молоком, достала из навесного шкафчика открытую бумажную пачку "Геркулеса".

Пока закипало молоко, она успела сходить в душ и облачиться в элегантный черный брючный костюм. После чего приготовила себе кашу, позавтракала и "занялась лицом" - она никогда не покидала квартиры, не сделав макияж.

Она была сейчас спокойна и уравновешенна. Обычная женская суетливость исчезла, лицо стало похоже на маску. Больше всего ее поведение в это утро напоминало состояние актрисы перед премьерой.

Завтрак, сборы, косметика отняли почти час. Раиса Сергеевна уже накинула на плечи темно-коричневый плащ, натянула на ноги ботиночки на низком каблуке и потянулась за сумочкой, но в этот миг в дверь позвонили. Она на секунду замерла, напряглась, мельком взглянула на себя в зеркало, в то, что висело в прихожей, как будто отражение могло ответить на вопрос о нежданном утреннем визитере. Звонок повторился еще и еще раз. Она заставила себя улыбнуться, подошла к двери, заглянула в глазок.

На лестнице стоял солидный, хорошо одетый, грузный мужчина.

- Кто там? - спросила Раиса Сергеевна, стараясь произнести эти два слова максимально доброжелательно.

- Пауков Тимофей Иванович. Работаю с Костей. Начальник. - Мужчина говорил раздраженно, несколько грубовато: - Откройте!

Она распахнула дверь.

- Чем обязана, Тимофей Иванович?

- Пройти можно?

- Милости прошу! Я, правда, уходить собралась...

Объемистый живот Тимофея Ивановича заставил ее посторониться.

- Дверь закройте, будьте любезны. Есть короткий деловой разговор. Вы, я так понимаю, Костина мама?

В прихожей стало тесновато, и ей пришлось посторониться и по-кошачьи выгнуть спину, чтобы и дверь захлопнуть, и толстяка не задеть.

Ее изящное движение заставило Паукова вспомнить о своей половой принадлежности. Тем паче что Тимофей Иванович питал слабость к женщинам бальзаковского возраста и слыл большим их ценителем.

- Так вы Костина мама?

Тимофей Иванович чуть смягчился, уголки толстых губ изобразили полуулыбку.

- Угадали.

Раиса Сергеевна невзначай поправила волосы, так что полы ее плаща распахнулись. Пауков смог по достоинству оценить и аккуратную округлость в меру пышного бюста, и длинные стройные ноги.

- Позвольте полюбопытствовать имя-отчество.

Он немного смутился, и Раиса Сергеевна поняла почему. Ожидал увидеть старую грымзу, а встретился с дамой, которую еще можно (ох как можно!) употребить.

- Раиса Сергеевна. - Она кокетливо потупилась.

- Видите ли, уважаемая Раиса Сергеевна, произошел маленький казус, довольно частый, к сожалению, для тех, кто занимается большим бизнесом. Сотрудникам нашей фирмы угрожает какой-то сумасшедший, и, пока милиция его не отловит, мы все вынуждены проявлять бдительность и осторожность...

- Бога ради, Тимофей Иваныч, не пугайте меня! - Она схватила Паукова за руку, заглянула в глаза. - С Костей все в порядке?!

- Полный порядок! Не волнуйтесь. Костя в безопасном месте, просил и вас туда же отвезти, к нему...

- А почему же он сам не приехал, не позвонил?!

Тревога в ее голосе была неподдельной.

- Он звонил вам, но телефон не соединялся.

- Действительно! Были, вы знаете, странные звонки. Сначала позвонила какая-то девица, представилась, что она из милиции, видите ли, и наговорила всякой чепухи, потом позвонят и молчат в трубку... Я поняла! Это они звонили - те сумасшедшие, про которых вы рассказываете. Могло такое быть, Тимофей Иванович?

- Пожалуй, вполне... - замялся Пауков.

Она была совсем рядом, терпкий запах ее духов нашел отзыв в организме Паукова в виде легкого томления в паховой области.

- Я придумала! Знаете, что мы сделаем?

Она заговорщически посмотрела ему в глаза и, не дожидаясь ответа, резко повернулась, выбежала из прихожей и исчезла в комнате.

- Куда вы? - окликнул ее Пауков довольно добродушно.

- Проходите, Тимофей Иванович, обувь не снимайте, я сейчас, одну минуточку, и поедем.

Пауков прошел в комнату, огляделся. Раиса Сергеевна колдовала с автоответчиком. Она прекрасно чувствовала (женщины вообще это прекрасно чувствуют), что она нравится, а посему ей позволены и простительны маленькие женские глупости.

- Что вы собираетесь делать, Раиса Сергеевна?

- Минутку... Ага, готово! - Она включила автоответчик на запись и принялась очень серьезно надиктовывать на него текст, который чуть позже услышит Виктор Скворцов: "Вы слушаете автоответчик. Сегодня пятница, тринадцатое число. Я специально делаю эту запись для всех, кому вдруг срочно понадобится Костик. Его нет сейчас дома, но к обеду он вернется. Прекратите постоянно названивать..."

Раиса Сергеевна остановила запись.

- Ой! Я только что сообразила! Тимофей Иванович, а можно я Косте на мобильный позвоню?

- Его мобильный отключен в целях безопасности, - ляпнул Пауков первое, что пришло в голову.

- Поняла. Еще секундочку подождите...

Она продолжала наговаривать на автоответчик всякую чушь, и Пауков сокрушенно подумал: "Ну что ты с ней будешь делать, с егозой этакой! Не бить же, в самом деле, по голове, как Шопов советовал. В общем и целом мысль у Антошки Шопова верная - взять в заложницы мамочку ублюдка Костика, долбаного интригана да еще и кидалы, сам бог велел, но не могу же я ее, в натуре, вязать, неудобно как-то. Пусть лучше перебесится, дурочка, и сама, своими ножками со мной пойдет... А ножки, между прочим, ничего, стройненькие... И квартирка ничего, я-то думал, хата будет победнее..."

Тимофей Иванович покрутил головой, подивился на писанные маслом картины в тяжелых рамах и не заметил, как Раиса Сергеевна спрятала в рукаве ножницы, до того невинно лежавшие рядышком с телефаксом.

- Тимофей Иванович, все! Теперь, если сумасшедший позвонит, запись на автоответчике собьет его с толку, вы согласны?

- Ну-у, наверное...

- Вот! Посмейте сказать после этого, что я дура.

- Да что вы, Раиса Сергеевна, разве ж можно...

- Осталось последнее... Пойдемте со мной...

Не дожидаясь его реакции, она выбежала из комнаты.

- Ну что тут будешь делать... - обреченно пробубнил себе под нос Тимофей Иванович.

- Идите сюда, ко мне! Я в ванной! - глухо донеслось из недр квартиры.

Пауков вздохнул и поплелся искать ванную. Что там еще придумала бабенка? "Правильно в народе говорят - все бабы дуры, понять их невозможно", - думал Пауков на пороге ванной комнаты.

- Заходите, Тимофей Иваныч.

- Раиса Сергеевна, мы опаздываем, и я не понимаю...

- Быстрее заходите! - перебила она.

- Чувствую себя полным болваном... Ну, вошел, что дальше?

- Будьте любезны, спиной к ванне повернитесь...

"Да она сумасшедшая, - психанул Пауков, - а я полный идиот. Хожу на поводке у смазливой истеричной бабенки, как..."

Додумать эту самокритичную мысль несчастный не успел. Спрятанные в рукаве плаща ножницы скользнули в узкую женскую ладонь. Средний палец удобно лег между двух достаточно острых полосок металла с двумя колечками на концах. Стремительное движение рукой - и заточенный край ножниц начертил на шее Паукова красную рваную линию, одновременно другая, свободная рука Раисы Сергеевны сильно толкнула пузатое тело. Тимофей Иванович потерял равновесие и грузно перевалился через край ванны. Хорошо подстриженный затылок гулко стукнулся о керамическую плитку с веселеньким рисунком.

Пока он падал, женщина успела перехватить ножницы. Теперь она держала их, как держат нож хватом вниз. Обе половинки сомкнуты, восьмерка колечек торчит над большим пальцем. Еще одно стремительное движение, и ножницы воткнулись в ямку под кадыком тщательно выбритой шеи Тимофея Ивановича.

Второй удар скорректировал положение тела. Пауков растянулся в ванне, будто собирался понежиться в теплой водичке, да вот раздеться забыл. Говорить он не мог, только хрипел. Попробовал было встать, но удар двумя сомкнутыми колечками в лоб опрокинул его обратно. Кровь толчками вытекала из раны. Пауков схватился обеими руками за шею, на большее сил уже не хватало.

Словно во сне, сквозь застилающую глаза пелену он смотрел широко раскрытыми глазами в лицо склонившейся над ним женщины. Когда она заговорила, он не пытался вникнуть в смысл ее слов, между тем Раиса Сергеевна объясняла умирающему причины своего поступка. Зачем? Возможно, хотела дождаться его смерти, убедиться, что он вышел из игры окончательно и бесповоротно, и коротала время. Ее показушная суетливость исчезла. Это снова была спокойная, сосредоточенная женщина с умными зелеными глазами хищницы и ровным голосом без тени эмоций.

- Вы, Тимофей Иванович, меня обманули. Нехорошо обманывать любящую мать. Жалко, у меня нету лишнего времени. Поверьте, я бы нашла способ узнать правду, выведала бы все ваши грязные планы, хотя я и так о них догадываюсь. Вы хотите погубить моего сына и пришли взять в заложницы его маму. Умно. Организовали звонок из милиции, чтобы переполошить несчастную мать, так сказать, подготовили почву, и вот явились за мной. А что было бы потом - ясно и просто. Любая мать поддается на шантаж, если ее шантажируют жизнью сына. И любая мать в настоящей милиции будет говорить все, что ей прикажут: и сыну под диктовку письмо напишет, и расскажет обо всем, что ей известно... Но я, Тимофей Иванович, не любая. Я единственная и неповторимая. Я дикая кошка, и я могу защитить своего детеныша. Вот почему я решила вас устранить и, заметьте, сделала это чисто с точки зрения гигиены. Вся кровушка стечет в ванну. Жаль только, Костик бреется электробритвой, пришлось придумать повод подойти к телефонному столику. Зайти на кухню и спрятать нож было бы сложнее... Подозреваю, вскоре сюда явятся ваши друзья, встревоженные вашим долгим отсутствием. Надеюсь, они облегчат мне жизнь - вывезут ваше тело. Работу им я упростила, ведь они попытаются убрать следы крови. Как вы думаете, они заподозрят, что это я вас так?... Вряд ли...

Она нагнулась, оттянула закрывшееся веко Паукова наманикюренным пальцем. Вид застывшего зрачка вполне ее удовлетворил.

Раиса Сергеевна аккуратно и тщательно вымыла руки, протерла полотенцем ножницы, спрятала их в сумочку и бодро прошла в прихожую. После короткого раздумья дверь в квартиру решила не закрывать - не стоит создавать друзьям Тимофея Ивановича лишние сложности. Случайных воров она не боялась. Во-первых, имущество было застраховано, во-вторых, в данную минуту, когда вопрос касался жизни ее сына, было бы странно переживать за неодушевленные предметы, пускай и очень дорогие.

Плотно прикрыв за собой дверь, Раиса Сергеевна сбежала вниз по лестнице, выскочила на улицу и направилась в глубь двора, где в старом, основательном гараже ее дожидались верные "Жигули".

Гараж вместе с подержанной машиной Костя купил по дешевке, когда они переехали на новую квартиру. Купил специально для мамы. Раиса Сергеевна растаяла от счастья и расплакалась, а Костик засмеялся: дескать, это чтобы почаще мамочка на рынок ездила и повкуснее его кормила. Раиса Сергеевна на диво быстро получила права. Костя не переставал удивляться, откуда у мамы такие способности к вождению. Он ведь не знал, что много лет назад его маму звали Рысью и обучали управлять не то что машиной, но и самолетом, и вертолетом, и даже танком...

Как ехать до переулка, где, согласно адресу в записной книжке сына, проживал Липа, она, коренная москвичка, прекрасно знала и легко нашла удобный путь в объезд вечно забитого пробками центра. По дороге она остановилась дважды: у аптеки (купила валидол - сердце что-то последнее время пошаливало) и перед магазином "Мечта мужика". В магазине, полном разнообразных мелочей, она купила плоскогубцы, шило, молоток, рулончик широкого скотча, замечательно острую опасную бритву и флакон дорогого мужского одеколона.

Швейцарские часики, тоже подарок сыночка, показывали десять часов восемь минут, когда Раиса Сергеевна, самую малость запыхавшись, подошла к обшарпанной двери занимаемой Липой жилплощади. Проклятый лифт поднял ее только на второй этаж и ехать дальше категорически отказался. Пришлось еще шесть лестничных пролетов идти по грязной, заплеванной и заблеванной лестнице.

На правом плече у нее болталась сумочка, в левой руке она держала целлофановый пакет, набитый прикупленными инструментами. Еще в машине Раиса Сергеевна надела тонкие, как вторая кожа, лайковые перчатки, что было вполне по погоде - весна в этом году выдалась поздняя и прохладная. Перед дверью она несколько раз глубоко вздохнула, пошуршала пакетом, извлекла из него шило, спрятала в карман плаща, еще немного порылась в пакете и отыскала футляр с опасной бритвой. Картонный футлярчик полетел назад в пакет, Раиса Сергеевна раскрыла бритву, и в зеркальном лезвии отразилось ее красивое лицо в обрамлении ярко-рыжих волос. Пластмассовую ручку бритвы она зажала в кулаке. Подушечкой большого пальца уперлась в закругленный язычок на конце плоского широкого лезвия, плотно прижав его тупой край к остальным пальцам. (Получился своеобразный кастет с острой кромкой вместо шипов.)

Запястьем правой руки Раиса Сергеевна надавила кнопку звонка и сразу же опустила руку, спрятала кулак с зажатой в нем раскрытой бритвой за спину.

За дверью послышались ленивые, шаркающие шаги.