Улыбнулся беспечной, насильственной улыбкой, и глаза ее внимательно
остановились на мне. Зачастую полезно использовать накопившийся опыт.
особых иллюзий не питала. Ифрита, наверняка, хорошо охраняли, да и сам по
себе он представлял большую опасность. Рассчитывать, что нам обоим удастся
увидеть восход солнца означало не что иное, как благодушие.
мех, и я скользнул в темноту.
(дорогу, разумеется, перегораживала застава). По сторонам намеченной
жертвы виднелись еще люди, медленно расхаживающие вперед и назад.
бородатом лице, услышал его вскрик, уловил исходившую от него струю
страха... А затем мы столкнулись. Он опрокинулся, отбиваясь. Я щелкнул
зубами, целясь в глотку. Челюсти сомкнулись на его руке, и я почувствовал
горячий соленый вкус крови.
сарацина мчались на помощь. Я разорвал первому глотку и сжался в ком,
чтобы прыгнуть на второго.
зашатался. Но он не знал, как ему следует обращаться с оборотнем. Ему бы
упасть на колено и стрелять безостановочно, пока не настанет черед
серебряной пули. В случае необходимости ему следовало отбиваться от меня -
пусть даже штыком - и продолжать стрелять. А этот... Он бежал ко мне,
взывая к аллаху своей еретической секты.
штыком, под дулом, я ударил сарацина так, что выбил оружие. Но
недостаточно сильно, чтобы свалить его. Он устоял, вцепился в мое тело и
повис.
упал, я оказался сверху. Позиция, к которой всегда должен стремиться
ввязавшийся в рукопашную оборотень. Я мотнул головой и, оставив на его
руке глубокую рану, вырвался из захвата.
трое. Их саперные лопатки заходили взад-вперед, вонзались мне в ребра
снова и снова. Обучали их вшиво. Я прогрыз себе дорогу из этой "кучи малы"
(к тому времени их накопилось уже с полдюжины) и вырвался на свободу.
"Шанель N 5". Про себя я рассмеялся. Вирджиния, оседлав метлу, в футе над
землей на скорости обогнула свалку и была уже в Тролльбурге. Теперь моя
задача - унести ноги и увести погоню. И при этом не словить серебряную
пулю.
зданий. И прежде, чем припустить через поле, дал хорошенько рассмотреть
себя. Я бежал не спеша, так, чтобы они не потеряли меня, делая зигзаги,
чтобы в меня не попали. Спотыкаясь и вопя, они мчались следом.
перегруппировались, весь гарнизон был поднят по тревоге. Но наверняка
никто, за исключением нескольких отобранных офицеров, не знает об ифрите.
И никто из этих офицеров не осведомлен, что мы получили о нем сведения.
Так что догадаться, что мы задумали, невозможно. Может быть, нам удастся
осуществить эту труднейшую операцию...
Он пикировал, словно ястреб, винтовки выплевывали огонь. Я кинулся по
ближайшей ведущей к лесу тропинке.
захотелось скулить. Тигр-оборотень способен мчаться так же быстро, как и
я.
Аляске. Если бы в мгновение ока он оказался здесь! Он был
оборотень-медведь кодьяк. Затем я развернулся и встретил тигра раньше, чем
он успел наброситься на меня.
огонь, клыки были просто громадные, он занес когтистую лапу, способную
переломить мне хребет. Я кинулся вперед, укусил его и отскочил, прежде чем
он успел ударить. Частью своего сознания я слышал, как враги ломились
через подлесок, пытаясь отыскать меня. Тигр прыгнул. Я уклонился и
бросился к ближайшим зарослям. Возможно, я сумею пробраться там, где он не
сумеет. Он несся между деревьями за мной, бушевал и ревел.
для него щель, и кинулся туда. Но она оказалась маловатой и для меня. За
те полсекунды, что я протискивался, он догнал меня. В голове у меня
взорвались и потухли огни.
меня, а может, это я отделился от тела.
пустоты, коль скоро у меня не было соответствующих понятий? Как я мог
испытать отчаяние, коль скоро был ни что иное, как точка, затерявшаяся в
пространстве или во времени?.. Нет, даже не так. Ибо здесь не было ничего.
Ничего, что можно было бы осознать, ничего, что можно было бы любить,
ненавидеть или бояться. Ничего, о чем можно было бы хоть как-то поведать
словами. Мертвец ощущал бы себя менее одиноким, ибо единственное, что
существовало во всей вселенной - был я.
другое вместе, ко мне пришло сознание еще чего-то.
осознающий, я мог лишь прикоснуться к его сознанию. Такому бесконечному,
что не оставалось места даже надежде. Я вращался в бурных течениях его
мыслей, слишком чужих, слишком огромных и непонятных, чтобы надеяться на
спасение. Будто слышал урывками рев ледовитого океана. В котором тонул...
опасны... Не в данный момент, когда они всего лишь способствуют
уничтожению плана, и без того обреченного на уничтожение, нет, позднее,
когда созреет следующий план. Великий план, в котором эта война - всего
лишь первая страница... Что-то в них предостерегает, пусть и слабо, об
опасности...
уничтожить... что-то нужно сделать до того, как возникнет и возрастет их
потенциальная возможность... но сейчас я еще не могу ничего... может быть,
как это случается на войне, их убьют... если нет, мне следует запомнить
их, и попробовать сделать что-то позднее... сейчас у меня слишком много
иных дел, я должен сохранить семена, посаженные мною в этом мире...
Вражеские птицы летят во множестве на мои поля... голодные стаи... И орлы,
охраняющие их... (со все возрастающей дикой яростью). Вы попадетесь еще,
птицы, в мои ловушки... и тот, кто выпустил вас!
на свободу.
физическая боль, прогнав мысли об уже полученных кошмарах. Прогнав их
туда, где обитают эти кошмары. Их сменила мысль, что после удара я
какое-то время пробыл в бреду.
полагает большинство. Кроме таких штучек, как серебро, которое является
биохимическим ядом для процессов метаболизма, осуществляющегося в
измененном, так сказать, полутекучем теле, кроме этого, повреждение
жизненно важного органа может повлечь за собой смерть. Это - как
непрерывная ампутация, если только поблизости не окажется хирурга, который
пришьет вам ампутированное обратно - до того, как отомрут клетки. Мы,
однако, крепкая порода. Я, вероятно, получил удар, который сломал мне шею.
Мой спинной мозг не был безвозвратно поврежден, все заживало с обычной для
зверя скоростью. Беда была в том, что они взяли и тут же превратили меня в
человека - до того, как зажили соответствующие повреждения. Моя голова
упала, меня вырвало.
Все мое снаряжение тут же убрали подальше. В том числе и фонарик.
Несколько человек держали меня под прицелом своих ружей. Рядом стоял
человек-тигр. В своем человеческом обличьи он достигал почти семи футов
роста и был чудовищно толст. Кося от головной боли, я разглядел на нем
знаки различия эмира. В те времена это было скорее воинское звание, чем
титул, но, как бы то ни было, он был весьма важной персоной.
других американцев. Но меня слишком шатало, чтобы заботиться еще и об
этом.
Афанасьев Роман
Лукин Евгений
Андреев Николай
Юрьев Сергей
Никитин Юрий
Сертаков Виталий