Ракх вел толпу к внутренним клеткам. Она спросила: -- Кто ты?
слыхали обо мне?
волшебника, но что-то сильное и печальное в его голосе удержало
се. Волшебник сказал:
магии, немного ловкости рук: цветы -- во флажки, а флажки -- в
рыбок, да разная болтовня и намеки на те серьезные чудеса,
которые могу творить, если пожелаю. Не очень-то трудная работа.
Было и хуже, будет и лучше. Еще не конец.
навеки, и Она вновь засновала по клетке, стараясь не
поддаваться ужасу заточения. Ракх стоял перед клеткой, в
которой не было ничего, кроме маленького коричневого паучка,
прявшего меж прутьями свою скромную паутину.
лучшая ткачиха в мире, судьба ее тому подтверждение. Она имела
несчастье победить в состязании ткачих саму богиню Афину. Афина
очень обиделась, и теперь Арахна в обличье паука по особому
договору творит лишь для "Полночного карнавала Мамаши Фортуны".
Уток из огня, из снега основа, ну, а узор неизменно новый.
Арахна.
почти бесцветна, лишь изредка она радужно отсвечивала, когда
паук пошевеливал ее, прокладывая нить. Но он сновал туда-сюда,
притягивая взоры зрителей - и единорога тоже -- все больше и
больше, пока не начинало казаться, что они смотрят в
глубочайшие пропасти мира, мрачные, безжалостные расщелины, и
лишь паутинка Арахны удерживает мир в целости. Вздохнув, Она
освободилась от чар и увидела настоящую паутину которая была
очень проста и почти бесцветна.
Фортуна здесь ни при чем. Дело в том, что паучиха верит. Она
видит все эти хитросплетения и принимает их за свою работу. Эта
вера-то и создает здесь все отличие от обычной магии Мамаши
Фортуны. Перестань эта кучка остряков удивляться, и от всего ее
колдовства остался бы только паучий плач. А его-то никто не
услышит.
на ближнюю к ней клетку, вдруг почувствовала, как окаменело ее
сердце. Там на дубовом насесте восседало существо с телом
большой бронзовой птицы и лицом ведьмы, таким же напряженным и
смертоносным, как и стискивающие дерево когти. У нее были
лохматые медвежьи уши, а по чешуйчатым плечам, цепляясь за
светлые клинки перьев, ниспадали похожие на лунный свет волосы,
густые и молодые, они обрамляли омерзительное человеческое
лицо. Она сверкала, но при взгляде на нее казалось, что, сияя,
она поглощает нисходящий с неба свет. Тогда Она тихо сказала:
побледнел как овсяная мука. -- Старуха поймала ее случайно, --
зашептал он, -- во сне, как и вас. Но это к несчастью, и обе
они это знают. Искусства Мамаши Фортуны едва хватает, чтобы
держать чудовище в заточении, но одно ее присутствие так
ослабляет все чары Мамаши Фортуны, что скоро у нее не останется
сил даже испечь яйцо. Не следовало бы ей связываться с
настоящей гарпией и настоящим единорогом. Правда ослабляет ее
колдовство, но Мамаша Фортуна все пытается заставить ее служить
себе. Однако на этот раз...
голос Ракха, обращенный к потрясенным посетителям. -- Ее имя
значит "темная", та, чьи крылья затмевают небосвод перед бурей.
Она и две ее милые сестрички заморили голодом короля Финея --
перехватывали его пищу и гадили в нее. Однако сыны Борея
заставили их прекратить это, не так-ли, моя красотка? -- Гарпия
не издала ни звука, а Ракх усмехнулся, как усмехнулась бы сама
клетка.-- Она сопротивлялась сильнее всех остальных, вместе
взятых. Это было все равно, что пытаться связать одним волоском
весь ад, но у Мамаши Фортуны хватает сил даже для этого.
Порождения ночи -- пред ваши очи. Полли, хочешь крекер?
насест, и дерево скрипнуло.
клетки, -- сказал волшебник единорогу. -- Она не должна застать
вас здесь.
Она. -- Я могла бы открыть замок рогом, но чтобы дотянуться...
Нет, сама я не выберусь из клетки. -- Она дрожала от ужаса
перед гарпией, но голос ее был вполне спокоен.
казалось возможным.
Несмотря на мое ремесло у меня чувствительное сердце...
хихикавших, как возле мантикора. Волшебник пустился прочь,
нашептывая: "Не бойтесь, Шмендрик с вами. Ничего не делайте без
меня!" Его голос доносился до единорога так тихо и так одиноко,
что Она даже не была уверена, слышала ли Она его или
почувствовала слабое прикосновение.
странной застенчивостью. Ракх сказал: -- Единорог, -- и
отступил в сторону. Она слышала, как стучат сердца, замирает
дыхание, видела, как слезы наполняют глаза, но никто не
произнес ни слова. По печали, растерянности и нежности на их
лицах Она поняла -- они узнали ее, и принимала поклонение как
должное. Она вспомнила прабабушку охотника и попробовала
представить себе, каково это -- быть старым и плакать.
сказал Ракх, -- на этом бы и закончилось: что еще можно
показать после настоящего единорога? Но в "Полночном карнавале
Мамаши Фортуны" есть еще одна тайна -- демон, что
разрушительнее дракона, чудовищнее мантикора, ужаснее гарпии и,
вне сомнения, понятнее единорога. -- Он взмахнул рукой в
сторону последнего фургона, и черный занавес заколыхался и стал
раздвигаться, хотя никто не касался его.
последнее диво, самое последнее! Воззрите на Элли!
холод как живой шевелится за прутьями. Что-то дрогнуло, и Она
увидела Элли, старую, худую оборванную женщину, скрючившуюся в
клетке у огня которого не было. Она казалась настолько хрупкой.
что вес темноты сокрушил бы это изможденное тело, и такой
беспомощной и одинокой, что посетителям следовало бы рвануться
на помощь и освободить ее. Вместо этого они молчаливо
попятились, словно Элли подбиралась к ним. Но она даже не
смотрела на них. Она сидела в темноте и наскрипывала под нос
песню, подобно тому, как скрипит пила, впиваясь в дерево, и как
скрипит дерево, готовящееся упасть:
Но ни один герой не может противостоять ей, ни один бог не
поборет ее, и никакое волшебство не оградит от нее, ведь она не
пленница. Мы показываем ее, а она тем временем ходит среди вас
и берет свое. Элли -- это старость.
к ней. Она никла и слабела. Она чувствовала, как съеживается и
покрывается морщинами ее кожа, как покидает ее красота.
Уродство свисало с ее гривы, пригибало голову, вырывало волосы
из хвоста, гнездилось в ее теле, пожирало шкуру и томило ум
воспоминанием о том, как хороша она была когда-то. Где-то
поблизости гарпия издала низкий энергичный звук, но, спасаясь
от последнего страшного демона, Она укрылась бы и под сенью
этих бронзовых крыл. Песнь Элли пилила ее сердце.
не поодиночке, а парами, большими и маленькими группами, крепко
держа за руки незнакомцев, поминутно оглядываясь, не идет ли по
пятам Элли. Ракх грустно предложил:
историю о сатире? -- и, подвывая, кисло расхохотался в их
удаляющиеся спины. -- Порождения ночи -- пред ваши очи!
Шилова Юлия
Мережковский Дмитрий
Василенко Иван
Лукин Евгений
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия