связаться. Они подвергнут меня допросу, и конечно же, я скажу им. Я их
тоже знаю; промолчать не удастся, а я предпочитаю избавить себя от
ненужных мук.
им, что хочешь продать и меня вместе с секретом. Это покажется им
логичным, и я думаю, у них должны быть законы, запрещающие допрашивать
члена Гильдии, который делает предложение продать; в большинстве Гильдий
Предателей такое правило есть.
тоже обычное правило.
он. - Я уже говорил, что предприятие будет опасным; я полагаю, ты стал
предателем не для того, чтобы наслаждаться безопасностью.
документы?
Но сначала - двадцать риалов, пожалуйста.
понимаешь, взятки.
близорукий. Хорошо, восемнадцать риалов - и давай приступим к делу. Мое
время мне не принадлежит - ни один век.
два риала, и это еще дешево.
стандартам Гильдии, не говоря уже о стандартах Великой Земли, но Саймон
был удовлетворен, считая, что созданные им документы выдержат любое
испытание. Они были абсолютно подлинными, а у каждого опытного предателя
есть чутье на это качество, независимо от таких технических дефектов, как
нечеткое изображение или неуместные эмоциональные обертоны.
именно, составлению каталога библиотеки Руд-Принца. Уклонись он от этого,
он скомпрометировал бы Да-Уда и привлек к себе ненужное внимание. К
счастью, работа оказалась достаточно приятной. Помимо обычной порнографии,
Принц владел рядом книг, которые Саймон давно мечтал увидеть, в том числе
полный текст "Яблок Айдена" Вилара и все двести кантов поэмы Мордехая
Дровера "Тамбурмажор и Маска", с изумительными гравюрами Брока,
раскрашенными вручную. Там находились статуи работы Лабьюерра и
Халворсена; а среди музыки, последняя соната Эндрю Карра... и все это, как
водится, среди огромного количества хлама; впрочем, это характерно для
любой библиотеки, большой или малой. Был ли у Руд-Принца вкус или нет, но
деньги у него явно водились, и часть из них, при ком-то из прошлых
библиотекарей, была потрачена с толком.
Да-Удом, когда игра войдет в соответствующую стадию. Договоренность с
Да-Удом, естественно, была обманом, более того, двойным обманом; но сами
несовершенства этого плана придавали ему достоверность - то есть, он
выглядел так, будто может сработать, и он действительно должен работать до
определенного момента, иначе ничего не выйдет. А затем придется устранить
намеренно заложенные в этом плане ошибки. Итак...
сыворотка постепенно оказывала свое действие, и в его черепе крутились
предательства, не имеющие никакого отношения к Да-Уду, Руд-Принцу,
Друидсфоллу, Бодейсии, Зеленому Экзарху и Великой Земле. Хуже того: они не
имели никакого отношения и к Саймону де Кюлю, речь шла о дурацких мелких
провинциальных интригах, абсолютно его не интересовавших - но вызывавших
раздражение, злость и даже болезненное состояние, будто муки ревности к
какому-то предшественнику, с которыми разум не может справиться. Зная их
причину, Саймон упорно боролся с ними, но он знал, что они будут
усиливаться, несмотря на всю его решительность; они проистекали из генов и
крови, а не из его некогда остро отточенного, а теперь туманящегося
сознания.
много чрезвычайно запутанных вариантов, так что лучше отбросить все, кроме
самого необходимого. В итоге он решил, что лучше встретиться с Да-Удом в
Принципате, как и было договорено, и приберечь обман на более крайний
случай.
рискуя стать жертвой непредвиденного случая - например, предательства в
результате возможного допроса Да-Уда - в то время как у него были дела,
которые можно выполнить в любом другом месте. Кроме того, неизменно
туманная теплая погода и обрывочная показная религиозность Принципата
раздражали его и вызывали порывы противоречивых восторгов и преданности у
нескольких личностей, которые явно были неуравновешены, будучи цельными, а
теперь их кусочки составляли фиктивное "я" Саймона. Особенно ему не
нравился девиз выбитый над входом во дворец Руд-Принца: СПРАВЕДЛИВОСТЬ
ЕСТЬ ЛЮБОВЬ. Этот взгляд, явно заимствованный у какой-нибудь колониальной
исламской секты, был прекрасной доктриной для культуры, погрязшей в
изменах, поскольку оправдывал почти любое предательство на том основании,
что оно ставило своей целью справедливость (выступавшую в образе той
любви, что гласит: "Я делаю это для твоего же блага; мне это причиняет
большую боль, чем тебе"). Но Саймон, смутно припоминаемые родители
которого часто предавали его именно из этих соображений, находил такую
точку зрения слишком уж удобной. Кроме того, он с подозрением относился ко
всем абстракциям, выраженным в виде "А есть Б". По его мнению, ни
справедливость, ни милосердие не имели очень тесной связи с любовью, и уж
тем более не были ей тождественны - иначе зачем бы иметь три слова вместо
одного? Метафора это не тавтология.
некоторое время в Друидсфолл и покрутиться неподалеку от Управления
Гильдии. В худшем случае, его местопребывание будет неизвестно Да-Уду,
анонимность в большом городе обеспечить проще, меньше вероятность, что
Гильдия распознает его, даже если заподозрит - а этого наверняка следует
ожидать - в подобной смелости. В лучшем случае, он сможет раздобыть
какую-нибудь полезную информацию, особенно если миссия Да-Уда вызовет
какое-то необычное шевеление.
вернуться, Саймон добрался флаером до Друидсфолла, где старался держаться
подальше от "Скополамандры".
вселяло некоторую надежду. Либо Гильдию не насторожили неуклюжие
предложения Да-Уда, либо она скрывала свою тревогу. Несколько дней подряд
Саймон наблюдал, как Верховный Предатель Бодейсии приходит и уходит,
иногда со свитой, а чаще лишь с одним рабом. Все казалось нормальным, хотя
Саймона ощущал слабую непонятную дрожь, тем более раздражающую, что он не
знал, с какой из его _п_е_р_с_о_н_ эта дрожь связана. Явно не с его
основным "я", поскольку, хотя Валкол и был врагом, с которым ему
предстояло встретиться, он не казался более страшным, чем другие, которых
Саймон победил (правда, находясь в своем полном и истинном сознании).
тот самый, что путешествовал под видом дипломата на борту "Караса".
Создание даже не потрудилось изменить свое лицо для новой роли.
поста, и скорее всего, ускользнул бы беспрепятственно, но опять имелись
причины этого не делать. Просто избавлять вселенную от одной из протейских
сущностей (если в этом вообще был смысл, ибо никто не знал, как они
размножаются) вряд ли стоило, учитывая, что это вызовет погоню. Кроме
того, присутствие агента Экзархии так близко к центру этого клубка
наводило на мысли и могло быть как-то использовано.
делу или просто совершать визит вежливости, возвращаясь из мест,
находящихся "глубже в скоплении"; но Саймон не спешил делать столь опасных
предположений. Нет, куда более вероятно, что Экзарх, который еще вряд ли
мог узнать о прибытии и позоре Саймона, просто в общих чертах представлял,
насколько важна Бодейсия в любых планах Великой Земли - кроме всего
прочего, он был умным тираном - и направил сюда своего ставленника, чтобы
следить за происходящим.
держать под контролем свой распадающийся мозг. К числу его нынешних
преимуществ следовало отнести и тот факт, что его маскировка была лучше,
чем маскировка вомбиса, чего тот, наверняка, не мог заподозрить в силу
склада своего ума, созданного всей его эволюцией.
этом смешке пожалеть, Саймон летел обратно к заливу Руд.
нечасто посещаемом последнее время даже любовниками, поскольку Руд-Принц в
приступе какого-то нового религиозного каприза позволил ему беспорядочно
зарасти, так что приходилось постоянно отбиваться от навязывающихся
цветов. В лучшем случае, это затрудняло даже простую беседу, и ходили