Чтение 5–й страницы книги ~Пришедший из неизвестности~

— Хорошо, мистер Парсонс, — заключил следователь, откидываясь на спинку стула.

— Доктор Парсонс, — уточнил голос. Джек Парсонс улыбнулся. Допрашивающий был невозмутим.

— Достаточно, — он нажал на клавишу магнитофона, — пройдите в комнату номер тридцать четыре, там с вами продолжат работу.

Парсонс устало поднялся со стула. Он был в одних трусах. Белое тело резко контрастировало с обработанным коричневым кремом лицом, руками и шеей. Парсонс про себя выругался. Конечно, он должен был это предусмотреть. Однако менять что-либо было поздно.

Он вышел из комнаты и направился в другой конец коридора. Дверь номер тридцать четыре автоматически открылась при его приближении. Когда Парсонс пересек порог, у него появилось ощущение, что он попал в квартиру. У противоположной стены стоял клавесин, возле окна, из которого открывался вид на город, расположился покрытый подушками диван. Две стены занимали стеллажи с книгам. Над клавесином висела репродукция картины Пикассо голубого периода. На диване и в креслах, расположенных в комнате, сидели люди — мужчины и женщины. Все они внимательно смотрели на вошедшего. У окна стоял Стеног, углубившийся в чтение каких-то бумаг. Увидев Джима, он небрежно бросил бумаги на диван.

— Я узнал, что вы, Парсонс, обладаете уникальными способностями. Вы можете менять внешность людей и даже устранять врожденные отклонения и уродства.

— Вполне… и я…

Стеног не дал ему договорить.

— Я просмотрел имеющиеся в наших архивах документы по вашей эпохе. С точки зрения терминологии ясно все. Мне ясны ваши функции, но совершенно непонятна идеология. Какой смысл в лечении людей? — он принялся ходить по комнате. — Эта девушка, Икара, она должна была умереть. А вы лишили ее этой возможности и сохранили ей жизнь. Неужели в ваше время это считалось естественным и официально санкционировалось?

— Неужели ваша профессия была уважаемой? — спросил один из присутствовавших.

Стеног, не обращая внимания на эту реплику, продолжал.

— Я не верю, что общество могло одобрять подобную практику. Наверняка вы член какой-то секты, занимающейся лечением друг друга.

— То, что вы говорите, полная ерунда, — Парсонсу надоело слушать этот бред, — медицина — одна из самых почетных наук, а профессия врача всегда пользовалась уважением.

Присутствующие, казалось, пришли в полное смятение.

— Это отклонение от нормы! — крикнул, не в силах сдержать свой гнев, Стеног, — нельзя допускать лечение людей, никто не имеет право искусственно продлевать жизнь другого человека!

— Не удивительно, что их общество было подавлено! — в тон ему воскликнула некая молодая особа, — меня поражает, что оно еще так долго держалось.

Стеног покачал головой.

— Это все доказывает, что культурные формации изменяются почти бесконечно. Мысль о том, что такое общество вообще могло как-то существовать даже не укладывается в сознании. Хотя приходится смириться с мыслью, что эта эпоха была, и только благодаря техническому прогрессу, осталась позади. Ясно одно, перед нами не сумасшедший. Я могу поверить, что в свое время он был уважаемым человеком, а его профессия была весьма престижной.

— С интеллектуальной точки зрения, я это могу понять, — капризным тоном заявила его собеседница, — однако с эмоциональной — никогда!

Лицо Стенога исказилось болезненной гримасой.

— Интересная деталь, Парсонс. Ваши ученые мужи посвящали себя работам по сокращению рождаемости. Кажется было такое понятие — противозачаточные средства: химические и механические, препятствующие образованию зигот в фаллопиевой трубе.

— Дело в том, что мы…

— Расмор! — вдруг завопила женщина, сидевшая в углу дивана. Лицо ее побелело от негодования.

Парсонс вздрогнул от неожиданности. Это слово ему ничего не говорило, но за ним явно чувствовалась угроза.

— Вы припоминаете, — как ни в чем ни бывало продолжал Стеног, — какой был средний возраст людей в вашу эпоху?

— Нн… нет. Где-то около сорока лет.

— Подумать только, — воскликнул Стеног, голос его приобрел торжествующий оттенок, — а у нас пятнадцать!

Парсонс не удивился. Он давно уже отметил, что все окружающие его люди были весьма молоды.

— Неужели этим можно гордиться? — Джим пожал плечами, — скорее наоборот.

Стеног нахмурился.

Остановившись посредине комнаты, он обвел взглядом присутствующих.

— Прошу оставить нас вдвоем.

Присутствующие молча повиновались и один за другим покинули комнату. Когда за последним из них закрылась дверь, Стеног подошел к окну.

— Почему вы не изменили цвет всего тела? — спросил он, стоя спиной к Парсонсу.

— Это было моей ошибкой.

Стеног наклонился и поднял брошенные на диван бумаги.

— Я прочел здесь, — начал он, повернувшись к Парсонсу, — что вы не понимаете каким образом попали в наше время. Вполне возможно.

Он замолчал, углубившись в собственные мысли.

— Больше всего меня беспокоит то, что мы прекратили наши исследования еще восемь лет назад. И все-таки кое-какие результаты удалось получить. Например, мы установили, что возможности перемещения во времени достаточно ограничены. Кроме того, возник ряд факторов, весьма противоречивых, отрицательные последствия которых нельзя было не учитывать. Отобранные добровольцы перед отправкой в прошлое давали присягу, в которой обязались не прибегать к всевозможным пророчествам и ясновидениям там, куда они направлялись. Не думаю, что все они сдерживали свое слово. И все-же те из них, кто попал в прошлое к моменту зарождения идеи машины времени, никак не повлияли на прогресс в этой области.

Он улыбнулся.

— В противном случае изобретатели наверняка нашли бы происхождение вероятных недостатков в работе машины, что сделало бы ее значительно более совершенной. Однако этого не происходит. А потом что-то случилось. В общем, перемещение во времени, если оно реально, будет открыто другими. Может быть логически это не верно…

— Вы имеете в виду то, что открытие могло быть сделано, раз я оказался здесь. Конечно, нет свидетелей, видевших как я покидал свою эпоху. Я исчез как дым, не оставив и следа. Очевидно, что я переместился во времени. Только каким образом? — его охватило внезапное волнение. Перед глазами всплыл образ покинутого дома и жена, стоявшая на пороге. И ничего больше. Ничего, что он мог бы вспомнить.

Волнение охватило его. Постоянно сбиваясь с мысли, путая очередность событий, он начал рассказывать о своем приключении.

Стеног внимательно слушал. После того, как Парсонс закончил свой рассказ, он подошел к окну и задумчиво посмотрел на город.

— Конечно же это наша ошибка, — задумчиво произнес он, — мы не должны были прекращать исследования. Имея солидную базу, наши ученые сконструировали корабль. Да, да, корабль. Но эти работы проводились открыто и корабль со всем его оборудованием был продан полтора года назад. Мы конечно знали, что рано или поздно получим подтверждение реальности путешествий во времени и это произойдет на наших глазах. И мы смогли бы предотвратить падение Византии, содействовать расцвету Европы времен Бонапарта, избежать последующих войн, — он грустно вздохнул. — В вашем случае все по другому. Здесь путешествие лимитировано во времени и произошло в строгом секрете. Кто-то явно преследовал свои личные интересы.

Его лицо стало хмурым.

— Значит, вы признаете, что я принадлежу к другому времени и другой культуре, — прервал его размышления Парсонс, — в таком случае объясните мне: какое вы имеете право распоряжаться моей жизнью?

— Я понимаю ваши затруднения, — кивнул Стеног, — однако наши законы не предусматривают отказ от воздействия на лиц, принадлежащих к другим культурам. Вы их можете отрицать, однако обязаны подчиняться. Правовая концепция гласит: «Никому не дано игнорировать закон». Не стоит пытаться ей противоречить.

Ироничный тон, с которым говорил Стеног, заставил Парсонса задуматься над серьезностью сказанного. Казалось, что Стеног насмехается над ним.

— То что вы говорите противоречит здравому смыслу.

— Ничуть. Здравый смысл — понятие относительное. У нас он заключается в том, что вы должны подчиняться законам общества, в котором находитесь, хотя вы сюда попали наверняка вопреки своей воли.

Он замолчал и его лицо приняло серьезное выражение.

— Пора заканчивать дознание.

Быстрым шагом пройдя мимо Парсонса, он покинул комнату. Через несколько минут Стеног вернулся, держа в руках полированную черную шкатулку. С какой-то особой торжественностью он поставил ее на стол и медленно открыл.

В шкатулке оказался белый судейский парик, который Стеног уверенным движением напялил себе на голову.

— В силу власти, возложенной на меня как на управляющего Фонто, — начал он монотонным голосом, — я должен пояснить вам причину Вашего предстоящего изгнания.

— Изгнания? — Парсонс был явно удивлен.

— А разве у вас преступников еще как-то наказывают? Честно говоря, я не особенно разбираюсь в репрессивных мерах, практикуемых в ваше время. Где-то я читал о трудовых лагерях в Сибири…

— В мою эпоху не было никаких лагерей, удрученно вздохнул Парсонс.

— Удивительно. Содержать преступников вместе с другими членами общества по меньшей мере глупо. Отделяя их и, развивая их активность, мы делаем из этих оступившихся людей опору цивилизации.

— Шюпо? — с некоторым опасением произнес Парсонс. — Вы имеете в виду шюпо?

— Конечно же. Благодаря организациям шюпо мы смогли сохранить нашу молодежь в изоляции от общества. Условия содержания суровы. Только таким образом воспитывается непримиримость к врагам правительства. Вы сами были свидетелем их действий по отношению к членам подпольной политической группировки. Кстати, это было обычное плановое мероприятие. Парни, вышедшие из этих поселений, полны решимости. Они имеют право пресекать все, что покажется им вредным и деструктивным.

— И на что же похожи эти ваши поселения?

— Это целые города. Жители их свободны в выборе занятий, развлечений. Каждый имеет свой дом. Они всегда сыты и довольны. Климат, правда, суров, что существенно сокращает жизнь. Впрочем, это будет зависеть от сопротивляемости вашего организма.

— Имею ли я право подавать апелляцию? — без особой надежды спросил Парсонс. Внезапно в нем всколыхнулась ярость. — Да что же это такое, ты и правительство, и обвинитель, и судья?! Хотя бы объясни мне, что я совершил?

— Мы имеем жалобу от женщины, в отношении которой вы совершили неблаговидный поступок.

— Что вы имеете в виду? — дав выход своему гневу, Парсонс немедленно поостыл.

— Сейчас узнаете. — стеног встал из-за стола и направился к двери, жестом приказав Джиму следовать за ним. — Я думаю то, что вы сейчас увидите, позволит вам лучше понять суть нашего общества.

Они проследовали в обширный зал, в котором рядами стояли длинные тележки. На одной из них лежала мертвая женщина, прикрытая белой простыней.

Парсонс вздрогнул, узнав Икару.

— Перед смертью она дала свидетельские показания, — услышал он за спиной голос Стенога.

Он нажал на какую-то кнопку и зал ярко осветился. Как врач, Джим сразу определил, что Икара была мертва уже несколько часов.

— Но ей же стало лучше? — еле слышно вымолвил он.

Стеног приподнял простыню и потрясенный Парсонс увидел глубокий разрез пересекающий горло девушки.

— Она обвиняет вас во вмешательстве в естественный ход событий, что повлекло необоснованное продление жизни.