Чтение 5–й страницы книги ~Арфистки Титана~

Две круглых кирпичных башни; массивный портал. Сумерки, пронизанные
светом факелов, их красный свет заливает медную кожу и церемониальные
мантии советников, тут и там виднеются шлемы варварской формы. Смутный шум
голосов. Ощущение напряжения настолько сильно, что нервы протестуют.

Дион сжал руку Саймона и сказал что-то, чего Саймон не расслышал, но
улыбка мальчика, взгляд, полный любви и гордости, говорили достаточно
красноречиво. Затем мальчик исчез в темноте, в рядах для публики, а Саймон
остался один.

В глубине длинного зала, рядом с большим золотым троном короля, он
увидел группу людей в касках: эти люди смотрели на него с почти не
скрываемой ненавистью и презрением, которое могло быть внушено только
триумфом.

Внезапно из недовольной и шевелящейся толпы вышел человек, положил
руки на плечи Саймона и удрученно посмотрел на него.

- Слишком поздно, Джон Кеог, - хрипло сказал старик. - Все было
напрасно. Они привезли Арфисток!

4. АРФИСТКИ

Саймон отступил под этим ударом. Он этого не ожидал. Он не думал, что
все произойдет так быстро, что он сразу и сейчас встретится с Арфистками.

Он видел их однажды, много лет назад. Он знал их неуловимую и ужасную
опасность. Он был тогда страшно потрясен, хотя был всего лишь мозгом,
отделенным от тела. Что же будет теперь, когда он снова в уязвимом
человеческом теле с непредвиденными реакциями?

Его рука сжалась на маленьком металлическом ящичке в кармане. Ему
нужна была уверенность в том, что ящичек защитит его от власти Арфисток.
Но все-таки, вспоминая опыт прошлого, он страшился испытания.

Он обратился к старому советнику:

- Вы точно знаете, что Арфистки уже здесь?

- Тароса и двух других видели на заре, они появились из леса, и
каждый нес что-то закрытое. И они... все в шлемах Молчания.

Старик указал на группу, окружавшую королевский трон и смотревшую с
такой торжествующей ненавистью Джоном Кеогом.

- Видите, они и сейчас на них!

Саймон быстро оглядел шлемы. С первого взгляда они казались банальным
бронзовым снаряжением воина-варвара. Но теперь он увидел, что шлем имеет
любопытную форму, закрывающую уши и всю черепную коробку, и были очень
большими, как будто внутри их было много слоев изолирующего материала.

Шлемы Молчания. Теперь Саймон понял, что Кеог был прав, говоря о
древних средствах защиты, некогда употреблявшихся людьми Монеба против
Арфисток. Эти шлемы, бесспорно, защищали их.

Король Монеба встал. Нервный шум в зале сменился ледяным напряжением.

Король был очень молод. Очень молод, очень испуган. Лицо его выражало
слабость и упрямство. Он был с непокрытой головой.

- Мы, Монеб, слишком долго терпели иноземцев в нашей долине, мы даже
страдали от того, что один из них сидел в этом Совете и влиял на наши
решения.

При этих словах головы с беспокойством повернулись к "Кеогу".

- ...обычаи иноземцев все больше и больше проникают в жизнь нашего
народа. Они должны уехать! Все! И если они не хотят уехать добровольно, их
выгонят силой!

Король выучил свою речь наизусть. Саймон понял это по манере
спотыкаться на слове и время от времени оборачиваться к самому главному из
людей в шлемах и длинных мантиях - как бы для того, чтобы освежить память
или почерпнуть силы. Высокий, мрачный человек, которого Саймон узнал по
описанию Харкера, был главным врагом Кеога - Таросом.

- Мы не можем изгнать землян с помощью наших стрел и копий. У них
слишком сильное оружие. Но у нас тоже есть оружие, против которого они
бессильны! И хотя оно было запрещено нам глупыми королями, которые
боялись, что народ повернет его против них, сегодня мы должны им
воспользоваться!

Следовательно, я требую, чтобы старое табу было снято! Я требую,
чтобы мы призвали силу Арфисток для изгнания землян!

Напряженное, испуганное молчание упало на зал. Саймон видел, что люди
поворачиваются к нему, видел доверие в глазах Диона. Он знал, что они
видят в нем последнюю надежду, чтобы помешать этому.

Они были правы, потому что в любом случае он должен это сделать один.
Курт и Отто уже не имели времени, чтобы тайно проникнуть обходным путем в
зал Совета.

Саймон шагнул вперед и оглянулся вокруг. Его охватила дикая
экзальтация, радость оказаться еще раз человеком среди людей. Его голос
зазвучал под низкими сводами, как труба.

- Правду ли я говорю, что землян боится не ваш король, а Тарос, и что
он не собирается освобождать Монеб от мифического ярма, а хочет надеть на
ваши шеи свое?

Минута полного молчания, во время которого король и сами советники
ошеломленно глядели на Саймона. И в этом молчании Саймон продолжал:

- Я говорю от имени Совета! Табу не будет снято, а те, кто принес
Арфисток в Монеб, будут наказаны смертью!

За это короткое время советники обрели свое мужество и выразили его:
стены зала дрожали от их оваций. Под покровом этого шума Тарос наклонился
к уху короля, и Саймон увидел, что молодой король побледнел.

Тарос достал из-за высокой спинки трона шлем из кованного золота и
надел на голову короля. Шлем Молчания.

Возгласы ослабли, утихли. Король хрипло возвестил:

- В таком случае, для блага Монеба, я должен распустить Совет.

Тарос выступил вперед и с улыбкой взглянул в лицо Саймона.

- Мы предвидели ваши изменнические настроения, Джон Кеог, и
приготовились.

Он распахнул мантию. Под мышкой у него было что-то, завернутое в
шелк.

Саймон инстинктивно отступил.

Тарос сорвал шелк. В его руках оказалось живое существо величиной не
больше голубя, серебряное и розово-перламутровое, с тонкими складчатыми
блестящими мембранами и большими, очень нежными глазами.

Обитательница лесных глубин, робкая и нежная носительница разрушения,
ангел безумия и смерти - Арфистка!

Глухой стон вырвался у советников. В толпе началось движение: каждый
готовился бежать.

- Оставайтесь на месте! - крикнул Тарос. - У вас хватит времени
убежать, когда я вас отпущу.

Советники застыли. Король сидел на троне, смертельно бледный. Но в
полутьме скамеек Саймон увидел сына Кеога, наклоняющегося к тому, кого он
считал своим отцом: его лицо сияло детской верой.

Тарос приласкал создание, которое держал в руках, и наклонил голову
над ним.

Легкие мембраны начали подниматься, перламутрово-розовое тело
затрепетало, и появилась волна музыки, напоминающей звук арфы, бесконечно
нежный и отдаленный.

Глаза Арфистки блеснули. Она была счастлива, восхищена тем, что ее
освободили от шелка, который мешал ее мембранам двигаться и производить
музыку. Тарос продолжал ласково гладить ее, и она отвечала на ласку
гармоническими трелями, чистыми нотами, струящимися и дрожащими в тишине.

Два других человека в шлемах тоже вытащили из-под мантий серебряных
пленниц с ласковыми глазами, и те присоединили свою музыку к музыке первой
Арфистки - сначала робко, а потом все более и более уверенно - так что
весь зал наполнился странными и безумными звуками, и люди застыли на месте
- слишком очарованные, чтобы двигаться.

У Саймона тоже не было иммунитета против этой бесконечно скорбной
музыки. Он чувствовал реакцию своего тела: каждый нерв дрожал от радости,
похожей на боль.

Он забыл, какой эффект производит музыка на человеческий мозг. За
долгие годы он забыл музыку. И вот теперь забытые все это время двери
между телом и мозгом внезапно открылись для полета песни Арфисток. Чистый,
сияющий, очаровательный голос освобожденной жизни. Музыка напомнила
Саймона острым, непонятным ему самому, желанием, разум удалился в далекие
тропинки, населенные тенями, сердце трепетало от торжественной радости,
очень близкой к слезам.

Захваченный нежной, неощутимой сетью этих арф, он стоял неподвижно,
задумчиво, забыв страх и опасность, забыв все, кроме музыки, казавшейся
тайной сотворения, воображения, что он вот-вот поймет неуловимый секрет
этой песни.

Песня только что родившегося мира, радостно испускающего свой первый
крик, молодые солнца, громкий хоровод звезд и жужжащие басы крутящихся
миров!

В глубине очарованного разума Саймона что-то извещало его, что он
попал в ловушку этих гипнотических звуков, что он все глубже поддается
влиянию Арфисток, но он не мог разорвать чары.

Легкая песня листьев, впитывающих солнце, летящие птицы, тепло
животного в его логове, молодое сияющее чувство любви, рождение жизни!

Внезапно звук изменился. Красота и радость увяли, в музыке появилась
нота ужаса, который все возрастал и возрастал...

Саймон заметил, что Тарос что-то сказал Арфистке, и ее нежные глаза
стали испуганными.

Простой разум создания был чувствителен к телепатическим импульсам. И
Тарос наполнил ее мыслями об опасности и страданиях, так что теперь
мембраны звучали в другом регистре.