вопросы, а она отвечала на них и быстро выяснил, что она - типичная
представительница женского пола тсурианцев, двадцати лет, достаточно
искушенная для девушки, которая до последнего года жила и работала на
ферме ее родителей, пока ее высокие оценки в институте не позволили занять
ей это место в госпитале для чужих форм жизни в Грейпнутце, столице
Тсуриса.
как идут дела у Билла. Они были значительно старше Иллирии, о чем говорила
седоватая щетина на их промежуточных сферах, которые, как уже знал Билл,
служили хранилищем для батарей, которые помогают тсурианцам передвигаться.
необычного в том, что они собирались сделать с ним.
- как-то заметил доктор Билла. - Иначе бы мы совсем не рождались.
Билл. - Куда девать меня?
тяжело утверждать, так как их нарисованная физиономия особо не меняется. -
В любом случае, есть ли в тебе хоть на йоту духовности? Разве ты не
мечтал, в какой-либо части твоей крошечной душонки, всецело служить
чувствующим существам?
научишься должным образом думать о грядущем.
что меня больше не будет здесь и это означает, что я умру. Как же я могу
чувствовать себя хорошо в ожидании всего этого?
С тобой тоже может произойти случайность.
короткого посещения. - Они смотрели на меня взглядом Услады; понимаешь,
что я имею в виду?
всеми фибрами своей души.
Взглядом Услады мы называем многозначительный взгляд. Я знаю, ты
готовишься к чему-то подлому и низкому, но я никому не говорила об этом,
так как я сама образец подлости и низости.
некоторое время. Но не волнуйся, я работаю над твоим делом.
знал сколько именно, так как Тсурис похоже двигался вокруг своего солнца
по произвольной траектории, в результате чего дни и ночи имели различную
продолжительность. Некоторые дни тсурианцы называли Тигриными, а может
Частокольными? Перевод был слегка затруднен. Это были те дни, когда солнце
вставало и садилось каждый час, разделяя планету на желтые и черные
полосы. Он решил рисовать на стене метки, отмечая каждый период света. Он
не знал, зачем, но так всегда поступали заключенные в темницы парни из тех
рассказов, которые он читал дома, зарывшись в стог сена за навозной кучей
на родительской ферме на Фигеринадоне. Он попытался отслеживать систему,
но когда собрался ставить следующую метку, обнаружил, что поместил свою
метку близко к метке, уже бывшей на стене и которую он не заметил. Если,
конечно, он только не пометил два световых периода и не запомнил это. Или
по рассеянности дважды пометил один световой период. Чем больше он думал
об этом, тем больше приходил к выводу, что постановка меток в заключении
относилась к тем вещам, которые необходимо изучать в школе, прежде чем
пытаться их использовать в полевых условиях. Так он решил. Здесь не было
книг или газет, равно как и телевидения. К счастью, сбоку на трансляторе
был маленький переключатель, позволявший ему менять режим с "Перевод" на
"Разговор". Билл чувствовал себя глупо, делая это, но больше ему не с кем
было поговорить.
раздражительно. - Это фальсифицировало бы мое положение и мой образ, если
бы я не вставлял в свою речь слова из других языков во время разговорной
фазы.
сказал транслятор.
раздражительное механическое сопение и надолго воцарилась тишина. Затем
Билл сказал: - Смотрел какие-либо хорошие фильмы в последнее время?
приютившееся у тебя справа под мышкой. Или на твоем ухе. Я не уверен. Как
я могу смотреть фильмы?
достаточно?
возможность разговора. Я, конечно же, остаюсь твоим транслятором, но с
большим сожалением вынужден сказать, что разговорный аспект наших
отношений подошел к концу. Все.
которое смог вытянуть из него Билл.
малиновых мозгов и тарелки чего-то, по вкусу напоминающего жареную
цыплячью печенку, но выглядевшего как оранжевые "колеса". Он читал
этикетки на рубашках в свете лампы, называемой Слепой Филистимлянин,
потому что она слабо освещала помещенные перед ней предметы. Он потянулся,
зевая, когда позади него раздался голос:
никого не было.
на край ванны и снова оглядел комнату. Никого.
меня отсюда?
чтобы ты сделал это точно и уверенно.
укреплению моих нервов. Меня не волнует, понравится или нет, если это
поможет мне выбраться отсюда. Теперь - говори!
погладить живот?
Видишь? Я был прав.
Твое будущее существование с собственным разумом зависит от того,
насколько точно ты сделаешь то, что я скажу тебе, когда я скажу тебе.
этот идиотизм, поскольку выбор был невелик. - Можешь сказать, кто ты?
Теперь тренируйся. Я вернусь.
Лукин Евгений
Сертаков Виталий
Юрьев Сергей
Афанасьев Роман
Белов Вольф
Посняков Андрей