бы написать вывод о финансировании такого научного проекта.
тот предложил девушке руку и сердце за несколько дней перед отлетом,
поняв, что Сифте на самом деле собирается покинуть Трондхейм. Совместное
проживание с новобрачными было делом нелегким - Валентина все время
чувствовала себя чужаком. Только, никакого другого выбора у них не было.
Космолет, вообще-то, был фешенебельной яхтой, снабженной всяческими
удобствами, о которых только можно было мечтать, но он никак не был
приспособлен для такого числа пассажиров. Но он был единственным
подходящим кораблем в окрестностях Трондхейм, так что его должно было
хватить.
Варсам занимали кабину вместе с Пликт, многолетней учительницей и самой
близкой приятельницей семьи. Те члены экипажа яхты, которые решили
лететь в это путешествие - ведь их и нельзя было оставлять на Трондхейм
- спали в оставшихся двух помещениях. На мостике, в столовой, салоне и
каютах толпились люди, изо всех сил пытающиеся оставаться людьми в этой
толчее.
двери карточку:
стоял, опираясь о стенку, настолько близко к двери, что от неожиданности
она даже вскрикнула.
собирать урожай, все в соответствующее время. - Он протянул к ней руки,
и Валентина прижалась к мужу. Тот провел руками по ее спине и обнял ее
еще сильнее. В его объятиях Валентина чувствовала себя в полнейшей
безопасности, ей было позволено все.
самое время разжечь огонь и согреть старый дом, пока не выпал снег.
шепнула Валентина.
так же улыбались, слыша их, поскольку те оставались правдой.
***
громадных скачков и осторожнейших поворотов в пространстве. Теперь они
уже могли встретиться и стыковаться. Миро Рибейра следил за этим
процессом с мостика. Он сидел, сгорбившись, опирая голову на
подголовнике кресла. Кому-нибудь такая позиция могла бы показаться
неудобной. Еще на Лузитании, видя его, сидящим в подобной позиции, мама
вечно жалела сына и заявляла, что сейчас же принесет подушку, чтобы ему
было поудобнее. Ей все никак не удавалось понять, что лишь в такой,
сгорбленной, неудобной позе сын мог держать голову, не затрачивая
дополнительных сил.
двигалась и говорила так быстро, что ей никак не удавалось успокоиться,
чтобы выслушать его. С тех пор, как тот повредил мозг, проходя сквозь
защитное поле, отделяющее колонию людей от леса свинксов, Миро говорил
невыносимо медленно, с большим трудом и не всегда разборчиво. Брат Миро,
Квим, тронутый на религии, утверждал, будто Миро должен благодарить
бога, раз вообще был способен разговаривать - первые дни он
контактировал с людьми только лишь путем перебора алфавита и по одной
букве передавал то, что хотел сообщить. Кто знает, может такой способ
был и лучшим - по крайней мере, тогда Миро молчал. Ему не нужно было
слышать свой голос - хриплый, раздражающий, его чудовищную
замедленность. У кого в семье хватало терпения слушать его? Даже те, что
пытались: младшая сестра Эла; друг и отчим Эндрю Виггин - Голос Тех,
Кого Нет; и, понятное дело, Квим - даже в них он чувствовал раздражение
его медлительностью. Они пытались заканчивать предложения за него.
Старались как-нибудь подогнать его. Поэтому, хоть они и утверждали, что
желают с ним говорить, хотя садились и слушали, свободно поговорить ему
не удавалось. Миро не мог рассказывать о идеях, формулировать длинных,
сложных предложений, поскольку, когда он добирался до конца, слушатель
уже успевал забыть начало.
воспринимать данные только с определенными скоростями. Если они проходят
излишне медленно, внимание слушающего распыляется, и информация
теряется.
что и сам уже не имел к себе терпения. Как только он думал об усилии,
необходимом для изложения какого-нибудь сложного замысла, как только
представлял себе, как пытается формировать непослушными губами, языком и
челюстями слова, как только оценивал, как долго все это продлится, то
обычно чувствовал, что говорить уже и не хочется. Разум все время мчался
вперед, с той же скоростью, что и раньше; он обдумывал столько мыслей
одновременно, что иногда Миро хотелось отключить мозги, притормозить их,
успокоить и тем самым обрести покой. Но эти мысли оставались его
исключительной собственностью. Делиться ими он ни с кем не мог.
показалась ему на домашнем терминале. Лицо сформировалось на экране.
чуточку перестроим этот компьютер. Чтобы он получше реагировал.
особа, с которой он может свободно общаться. Прежде всего, потому что
она обладала безграничным терпением. Они никогда не заканчивала
предложений за него. Она умела ждать, пока он сам этого не сделает; и
никогда мальчик не чувствовал, что его подгоняют, никогда у него не
появлялось впечатления, будто ей с ним скучно.
подбирать слова. Эндрю подарил Миро личный терминал - компьютерный
передатчик, помещенный в драгоценном камне, похожий на тот, что и сам
носил в уже. Пользуясь датчиками камня, Джейн улавливала каждый звучок,
каждое шевеление лицевых мышц. Миро даже не нужно было заканчивать слов
- достаточно было начать, и Джейн тут же их понимала. Теперь он мог
позволить себе быть небрежным. Он мог разговаривать быстрее, и его
понимали.
неприятный, хриплый и стонущий голос, который только и способна была
издавать его гортань, Миро мог проговаривать слова про себя. Потому,
разговаривая с Джейн, он говорил быстро и естественно, как будто вовсе и
не был калекой. С Джейн он чувствовал себя будто в давние времена.
несколько месяцев назад доставил на Лузитанию Голос Тех, Кого Нет.
Мальчик боялся встречи с кораблем Валентины. Если бы только знать, куда
можно было бы улететь вместо этого, он так бы и сделал. Ему совершенно
не хотелось знакомиться с сестрой Эндрю. Да и вообще с кем-либо другим.
Он был бы счастлив, если бы оставался на корабле сам, разговаривая
исключительно с Джейн.
новым. На Лузитании Миро знал всех, по крайней мере - тех, кого ценил,
все сообщество ученых, людей образованных и умных. Знал настолько
хорошо, что приходилось наблюдать их огорченность, их боль, их жалость к
калеке, которым он стал. Когда они глядели на него, то видели только
лишь разницы между тем, каким он был ранее и тем, каким сделался теперь.
И замечали одни лишь потери.
поглядеть на него и увидать нечто большее.
тех, кто знал его еще до того, как он сделался калекой. По крайней мере,
мама, Эндрю, Эла, Кванда и остальные знали, что у Миро имеется разум,
что он способен воспринимать и понимать идеи. А что подумают эти, новые,
увидав меня? Когда увидят сгорбленное тело, мышцы которого уже начали
поддаваться атрофии; увидят, как я волочу ногами, что мои руки сделались
как лапы, что ложку я хватаю будто трехлетний ребенок; они услышат мою
неразборчивую, практически непонятную речь. И посчитают, даже будут
уверены в том, что такой вот никоим образом не сможет понять ничего
трудного или непростого.
Я хотел уйти оттуда. Сбежать. Но при том обманул сам себя. Я думал о
тридцатилетнем путешествии, но ведь оно будет казаться таким только для
них. Для меня же прошло всего полторы недели. Почти что ничего. Мое же
одиночество почти что заканчивается. Кончается мой "тет-а-тет" с
Валентиной, которая слушает меня так, будто я все еще человек.
маневр рандеву. Он мог бы украсть у Голоса космолет и отправиться в