Чтение 5–й страницы книги ~Сила безмолвия~

- Ты хочешь сказать, что он был актером, исполнявшим разные роли с
помощью реквизита?

- Нет, реквизит здесь не вовлекался, да и просто актером его не
назовешь. Он, конечно, был великий актер в своем роде, но это нечто
другое. Суть в том, что он был способен трансформировать себя и
становиться всеми этими диаметрально противоположными персонажами.
Будучи актером, он мог изобразить все мельчайшие особенности поведения,
которые делают реальным каждое отдельное существо. Можно сказать, что
он был волен в любой перемене существа, как волен ты в любой перемене
одежды.

Я нетерпеливо попросил дон Хуана рассказать мне побольше о
трансформациях его бенефактора. Он сказал, что кое-то научил его тому,
как извлекать эти трансформации, но для того, чтобы объяснить это
кому-либо другому, ему придется частично обратиться к другим историям.

- А как нагваль Хулиан выглядел, когда не трансформировал себя? -
Спросил я.

- Надо отметить, что до того как он стал нагвалем, он был очень
стройным и мускулистым, - сказал дон Хуан. - У него были черные, густые
и вьющиеся волосы, длинный, тонкий нос, сильные, белые и крупные зубы,
овальное лицо, мужественный рот и темно-коричневые глаза. Рост-пять
футов и восемь дюймов (172, 2 см). Он не был индейцем, не был смуглым
мексиканцем, как не был и белым англичанином. В сущности, его цвет лица
казалось был единственным в своем роде, особенно в его последние годы,
когда он постоянно менялся от темного к очень светлому обратно к
темному. Когда я первый раз встретил его, он был светло-коричневым
стариком, затем прошло время, и он стал светлокожим молодым человеком,
возможно только на несколько лет старше меня. Мне в то время было
двадцать лет.

- Но если перемены его внешнего вида были удивительны, - продолжал
дон Хуан, - перемены поведения и настроения, которые сопровождали
каждую трансформацию, были еще более изумительны. Например, когда он
был толстым и молодым, это был веселый и сладострастный человек. Когда
он становился худым и старым, это был мелочный и мстительный
старикашка. А когда становился жирным стариком, он представал перед
нами величайшим глупцом.

- Он был когда-нибудь самим собой? - Спросил я.

- Не в том смысле, как я, - ответил он. - Поскольку меня не
интересует трансформация, я всегда один и тот же. А он во всем
отличался от меня.

Дон Хуан посмотрел на меня, как бы оценивая мою внутреннюю
прочность. Он улыбнулся покачал головой и разразился веселым смехом.

- Что здесь смешного, дон Хуан? - Спросил я.

- Тот факт, что ты по-прежнему излишне щепетилен и очень жестко
оцениваешь природу трансформаций моего бенефактора и их тотальный
размах, - сказал он. - А я уверен, что когда расскажу тебе о них, ты
потеряешь к ним нездоровое влечение.

По какой-то причине мне вдруг стало ужасно неудобно, и я сменил
тему.

- Почему нагвалей называют "бенефакторами", а не просто учителями?
- Спросил я нервно.

- Называть нагваля бенефактором-это жест его учеников. Нагваль
вызывает у них подавляющее чувство благодарности. В конце концов,
нагваль формирует их и ведет через невообразимые пространства.

Я заметил, что обучение, по моему мнению, было величайшим и
наиболее альтруистическим действием того, кто выполнял его для других.

- Для тебя обучение является разговором об образах, - сказал он. -
Для магов обучение-это то, что делает нагваль для своих учеников. Для
них он открывает преобладающую во вселенной силу: намерение-силу,
которая изменяет и перенаправляет вещи или оставляет их такими, как они
есть. Нагваль формирует, а затем направляет следствия, которые эта сила
оказывает на учеников. Без оформления намерения они не найдут в нагвале
ни благоговения, ни чуда. А его ученики вместо погружения в магическое
путешествие-открытие, попросту обучались бы ремеслу: целители, маги,
богословы, шарлатаны или что бы там ни было.

- Ты можешь объяснить мне намерение? - Спросил я.

- Единственный способ узнать намерение, - ответил он, - состоит в
том, чтобы узнать его непосредственно через имеющиеся связи, которые
существуют между намерением и всеми чувствующими существами. Маги
называют намерение неописуемым, духом, абстрактным, нагвалем. Я
предпочитаю называть его нагвалем, но это частично перекрывает название
для лидера, бенефактора, которого также называют нагвалем, поэтому я
остановился на терминах дух, намерение и абстрактное.

Дон Хуан резко остановился и порекомендовал, чтобы я сохранял
спокойствие и думал о том, что он мне сказал. Между тем стало совсем
темно. Тишина была такой глубокой, что вместо того, чтобы успокоить
меня до умиротворения, она взволновала меня. Я не мог поддерживать
порядок в своих мыслях. Я попытался сфокусировать свое внимание на
истории, которую он мне рассказал, но вместо этого стал думать о чем-о
еще, пока наконец не заснул.

Безупречность нагваля Элиаса

Не могу сказать, как долго я проспал в этой пещере. Голос дон
Хуана напугал меня, и я проснулся. Он говорил о том, что первая
магическая история относительно манифестаций духа была рассказом о
взаимоотношении между намерением и нагвалем-историей о том, как дух
создал для нагваля ловушку и о том, как нагваль, ожидаемый ученик,
оценил ловушку еще до своего решения принять или отвергнуть ее.

В пещере было ужасно темно, и небольшое пространство как бы
запирало нас. Обычно в таких случаях я страдал клаустрофобией, но
пещера успокаивала меня, рассеивая мое чувство раздражения. К тому же
что-то в конфигурации пещеры поглощало эхо от слов дон Хуана.

Дон Хуан объяснил, что любое действие, исполняемое магами и
особенно нагвалями, совершается либо как способ усиления их связи с
намерением, либо как отклик, вызванный самим звеном. Поэтому маги, и
особенно нагвали, постоянно остаются настороже, высматривая
манифестации духа. Эти манифестации называются жестами духа или более
просто, указаниями или предзнаменованиями.

Он повторял историю, которую уже рассказывал мне, историю о том,
как о встретил своего бенефактора, нагваля Хулиана.

Два нечестных человека хитростью заманили дон Хуана работать на
уединенной гасиенде. Один из них, старший рабочий гасиенды, взял дон
Хуана в оборот и буквально превратил его в раба.

Отчаявшись и не в силах изменить ход событий, дон Хуан совершил
побег. Жестокий надсмотрщик погнался вслед и, поймав его на деревенской
дороге прострелил дон Хуану грудь.

Дон Хуан лежал без сознания на дороге, истекая кровью, когда его
нашел нагваль Хулиан. Используя свое знание целителя, он остановил
кровотечение, взял бесчуственного дон Хуана домой и вылечил его.

Первым указанием духа, данным нагвалю Хулиану о дон Хуане, было
небольшое завихрение, которое подняло столб пыли на дороге в паре шагов
от того места, где лежал он, вторым предзнаменованием была мысль,
которая мелькнула в голове нагваля Хулиана за миг до того, как он
услышал выстрел невдалеке: мысль о том, что пора иметь нагваля-ученика.
Несколько позже дух дал ему третье: вместо того, чтобы столкнуться с
бандитом, он обратил его в бегство, по-видимому предотвратив второй
выстрел в дон Хуана. Столкновение с кем-о было типом ошибки, которую ни
маг, ни тем более нагваль никогда не могли допустить.

Нагваль Хулиан тут же оценил представившийся случай. А когда он
увидел дон Хуана, то понял смысл манифестаций духа: перед ним был
двойной мужчина, идеальный кандидат ученика-нагваля.

Все это вызвало во мне рациональный интерес. Я хотел знать, могут
ли маги ошибаться, интерпретируя предзнаменование. Дон Хуан ответил,
что хотя мой вопрос и звучит вроде бы правильно, он неприемлем, как и
большинство других моих вопросов, поскольку я задаю их, основываясь на
своих переживаниях в мире повседневной жизни. Они, таким образом,
всегда выражают процедуру проверки и правил дотошности, не имея
никакого отношения к предпосылкам магии. Он указал на дефект моих
рассуждений-на то, что мне постоянно не удается подключить сюда мои
переживания в мире магов.

Я возразил, что только несколько моих переживаний в мире магов
были непрерывны, следовательно, я не могу использовать такой опыт в
моей настоящей повседневной жизни. Лишь несколько раз и только тогда,
когда я находился в состояниях глубокого повышенного сознания, я
вспоминал обо всем. На уровне повышенного сознания, которого я обычно
достигал, единственным переживанием, имеющим неразрывность между
прошлым и настоящим, было узнавание этого уровня.

Он ответил язвительно, что я вполне способен овладеть рассуждением
магов, поскольку испытал все предпосылки магии в своем нормальном
состоянии сознания. И уже более мягко добавил, что повышенное сознание
не открывает всего, пока не завершено все здание знания магии.

Потом он ответил на мой вопрос, могут ли маги неверно оценивать
предзнаменование. Дон Хуан объяснил, что когда маг интерпретирует
предзнаменование, он знает его точный смысл без какого-либо понятия о
том, как он его узнал. Это одно из ставящих в тупик следствий звена,
связующего мага с намерением. Маги имеют чувство прямого знания вещей,
которое, как они уверены, зависит от силы и чистоты их связующего
звена.