Чтение 5–й страницы книги ~Святой Камбер~

-- Пожалуй, ты прав.

Смущенный Каллен завозился на стуле.

-- Не хочу вступать в семейный спор, не могли бы вы обсудить это
позднее? На случай, если вы все забыли, я спешу напомнить: мы на пороге
войны, наше оружие заржавело, а я и Джебедия должны сказать солдатам что-то
еще, кроме "в конце концов все само собой образуется".

Камбер снова вздохнул и поджал губы. Сложив указательные пальцы, он с
отсутствующим видом углубился в их созерцание.

-- Прости, Алистер. Ты верно выбрал тему. Давайте отложим вопрос с
Синилом, его не решить в разговорах.

-- Так-то лучше,-- пробормотал Каллен.

-- Что же касается нападения,-- продолжал Камбер, глядя мимо
собеседников,-- по-моему, при вашем участии и поддержке можно будет узнать о
планах Ариэллы. Алистер, не уверен, что ты одобришь мое намерение, так что
можешь не участвовать, если хочешь.

Каллен откинулся на спинку кресла и искоса взглянул на Камбера.

-- Итак, Камбер, в какую историю ты влезаешь на этот раз? Я знаю твои
повадки.

Камбер обвел взглядом присутствующих, одни серые глаза двигались на его
бесстрастном лице.

-- Уверяю, это чистое дело. Все заключается в перетекании могущества,
осуществить его невероятно сложно и все же, думаю, возможно. Вернее, я знаю,
что это можно сделать, и думаю, что сумею.

-- Значит, ты никогда раньше не пытался?-- спросил Йорам.

-- Нет, это описано в старинном манускрипте, называемом "Протоколом
Орина". Я нашел его вместе с оригиналом сенака Парджэна Хавиккана, который
ты переводила, Эвайн. Но первая рукопись, вероятно, на несколько сотен лет
древнее. Как бы там ни было, наши предки пользовались движением магических
сил для того, что мы назвали бы предсказаниями. Если нам удастся проделать
подобное, я думаю, можно будет подобраться к Ариэлле.

Он почувствовал руку Эвайн на своем плече и, повернув голову, поцеловал
ее пальцы.

-- Боишься?-- спросил Камбер.

-- Нет, отец, ни капельки, если на контакт пойдешь ты.-- Она легко
засмеялась.-- Осталось только сказать, чем тебе помочь, и мы в твоем
распоряжении. Думаю, могу говорить за Риса и Йорама.

Двое мужчин кивнули, а Алистер Каллен прочистил горло и поддался
немного вперед.

-- Ты говоришь, все чисто?

Камбер согласно кивнул, все еще держа руку дочери, наблюдал, как
происходящая внутри борьба отражается на морщинистом лице Каллена.

-- Не знаю, что ты задумал, но не стоит полагать, будто я спокойно
позволю вам четверым обречь себя на вечное проклятие,-- наконец заговорил
настоятель.-- Иногда я не вполне уверен, в своем ли ты уме, Камбер, а твои
дети берут с тебя пример. Вам просто необходим хоть один нормальный разум.

Камбер улыбнулся, кивнул, но ничего не сказал.

-- И тебе всегда удается уговорами втянуть меня в подобные затеи,
несмотря на мой здравый смысл,-- закончил Каллен, обиженно вздохнул и
откинулся в кресле.-- Что ж, давай. Ты решился на очередную авантюру, скажи
мне, где и когда, и я буду там.

-- Разве я уговаривал его?-- спросил Камбер, обращаясь к детям с
младенческой наивностью.

Остальные прыснули, и Камбер дружески похлопал Каллена по плечу.

-- Спасибо, друг мой. Больше всего мы ценим твою осторожность. Теперь
перейдем к вопросу "где" и "когда". По-моему, нужно поторопиться-- чем
скорее, тем лучше. Если никто не возражает, я хотел бы проделать это сегодня
вечером, сразу же после вечерней мессы.

-- У тебя хватит сил?-- спросил Йорам.

Камбер посмотрел на Риса, и тот пожал плечами.

-- Если ты пообещаешь мне хорошенько поесть и немного отдохнуть, будет
довольно. Помни, потеряно много крови, а в этом я ничем помочь не могу.

-- Согласен. Другие возражения?

Йорам с сомнением оглядел остальных, разделяя недоверие своего
наставника по Ордену к задуманному отцом. Никто не возражал.

-- Ладно. Ты все равно сделаешь по-своему, так что отговаривать тебя
бессмысленно. Где ты собираешься это сделать, и нужна ли тебе помощь?

-- Мне хотелось бы иметь группу посвященных, но, по-моему, здесь это
неосуществимо из соображений секретности. А уйти отсюда было бы не лучшим
решением. Поэтому я предлагаю использовать гардеробную рядом с моими
комнатами. Думаю, там будет вполне безопасно.

-- Помощь?-- напомнил Рис. Камбер покачал головой.

-- Если не возражаете, я управлюсь один. Однако кое-чем вы можете
помочь. Эвайн, приготовь большую серебряную чашу размером, по крайней мере,
с человеческую голову. Внешний вид меня не интересует, но внутренняя
поверхность должна быть гладкой.

-- Гладкое полированное серебро?

-- Именно. Йорам-- благовония и то, в чем их можно сжигать.

Йорам кивнул.

-- А Алистер...

-- Не уверен, что я действительно хочу знать, но продолжай,-- тихо
пробормотал Каллен.

Камбер засмеялся, встал, подбирая складки окровавленной одежды и ради
Каллена притворяясь беззаботным.

-- Расслабься, друг мой. Может быть, сама процедура покажется тебе даже
интересной. Вот то, что я прошу тебя принести...

¶ГЛАВА 2§

А ты пребывай в том, чему научен и что тебе вверено, зная, кем ты
научен;

Второе послание к Тимофею 3:14

Синил добрался до своих апартаментов задыхаясь. Заперев дверь, он
прислонился к ней спиной и так стоял несколько минут. Сердце бешено
колотилось, а руки за спиной сжимали дверной засов, словно подтверждение
действительной безопасности. Он настойчиво обдумывал случившееся, и мысли
понемногу обретали стройность.

Дыхание выравнивалось, слепая паническая ярость уступала место чувству
вины и испугу. Пытаясь справиться с неприятным, тошнотворным холодом в
желудке, он, глубоко вздохнув, заставил себя отойти от двери и не спеша, с
достоинством войти в крохотную молельню, отгороженную у окна. Там он упал на
колени и, спрятав лицо в ладонях, вознес молитву.

О, Боже, что делать? Он так долго и с таким упорством старался
выполнять то, что надлежит, несмотря на все неприятности, в которые его
вовлекли, сделав королем. И вот грянул роковой день: его прокляли, вынудили
сделаться убийцей, а потом исцелили.

Он задрожал, не надеясь получить прощение за убийство ближнего своего.
К этому придется вернуться на исповеди, но тогда он будет куда более
рассудительным. Этот мужчина несомненно был преступником и заслужил смерть,
и если бы Синил убил его, защищаясь, это было бы самообороной. Но он, Синил,
убил его не вынужденно и не ради торжества справедливости, а по злобе и из
страха перед пустыми словами. Несмотря на то, что его действия официально
вполне законны, он преступил Божью заповедь из ложных побуждений. Упреки
Камбера справедливы.

А проклятье? Был ли Камбер и тут прав? Неужели проклятья дерини не
страшнее человеческих? Как можно полагаться на слово другого дерини в таком
вопросе? В конце концов эти самые дерини обманывали его и прежде. Хотя ему
пришлось прийти к безрадостному заключению: они всегда действовали в
интересах королевства.

Но как насчет его интересов? Его, Синила? Разве он-- пустое место?
Неужели так и придется жить у них под пятой, быть в их руках орудием,
которым пользуются так, как понравится, и ради целей, ведомых только им? Он
был человеком с бессмертной душой, душой, которую они уже ввергли во грех.
Они отняли у него его священный сан, они...

Нет! Он не должен множить обвинения и загнивать от жалости к себе и
бессильного гнева. В бесконечной борьбе с самим собой, так истерзавшей душу,
кажется, наметился исход. Он более не позволит пятнать чистоту своих
помыслов гневом и мыслями о мщении. Его внутренний мир должен замкнуться от
всего этого, от позора убийства, проклятья и Камбера.

Решительно вздохнув, он перешел к молитвам, обретая покой в простоте
слов и ясности помыслов. Когда он наконец поднял голову и открыл глаза, то
почувствовал себя совершенно умиротворенным... пока он не взглянул на
окровавленный рукав. Он застыл. Исцеленная рука задрожала-- он снова
вспомнил все, что случилось в зале.

Синил чуждался всего деринийского, и даже исцеление-- таинство,
подвластное только избранным дерини,-- внушало ему благоговейный страх.

Но Рис ему нравился. Даже то, что Рис был одним из тех, кто увозил его
из монастыря, не настроило Синила против Целителя. Было в нем и в других
знакомых королю Целителях нечто, отличавшее их от представителей своего
племени, словно их призвание, основанное на деринийском происхождении, было
от Бога, так же, как и его призвание к церковному служению.

Он сжал кулак, мимоходом отметив отсутствие боли и прочих признаков
недавнего ранения, и снова обратил внимание на окровавленный рукав.
Поднявшись, Синил с отвращением скинул пурпурную накидку, и она упала возле
аналоя, а его пальцы искали шнурки нижней рубашки.

Он повернулся и задержал взгляд; от вида стоявшего у постели огромного,
окованного железом сундука у него перехватило дух. Он шагнул, повинуясь
безотчетному побуждению.

Когда Синил нагнулся и дотронулся до крышки сундука, его пульс забился
с удвоенной силой.

Этот ларь, вернее, его содержимое, несколько месяцев назад стало самым