альностью удивительной, невероятной.
и душу за возможность поработать над новой теорией. И тут ко мне пришли,
и предложили сами - не счел ли бы я для себя возможным отсрочить свою
квалификацию в Мобили на год-другой, чтобы поучаствовать в чартен-иссле-
дованиях? Я принял предложение со всеми положенными в таких случаях ре-
верансами. И в тот же вечер закатил пир на весь мир. Припоминаю, как я
пытался научить однокашников отплясывать фен'ну, смутно помню еще ка-
кие-то жуткие фейерверки на главной площади кампуса, а рассвет, сдается
мне, встретил серенадами под окнами директора школы. Зато хорошо запом-
нил свое самочувствие на другой день; однако даже жуткое похмелье не по-
мешало мне дотащиться из любопытства до здания, в котором обустраивалась
новая Лаборатория исследования чартен-поля, где предстояло работать и
мне.
годы учебы на Хайне я всего лишь дважды связывался с родными. Но тут мне
на выручку пришли друзья из ансибль-центра, у которых изредка случались
так называемые "оказии" с попутными ансиблограммами - с помощью одной из
таких мне удалось бесплатно переправить сообщение для Первого седорету
поместья Удан из Дердан'нада, Северо-западная область бассейна Садуун,
Окет, О. В нем я извещал родителей, что, "хотя новые исследования и отс-
рочат малость мой долгожданный визит домой, они дадут мне возможность
сэкономить четыре года на космическом перелете". Игривый тон послания
маскировал мое чувство вины - но ведь мы тогда действительно верили, что
получим практические результаты буквально в считанные месяцы.
местная работа таукитян и хайнцев над проблемами чартен-поля в первые
три года вылилась в бесконечную череду триумфов, отсрочек, надежд, пора-
жений, прорывов, отступлений - все менялось столь быстро, что стоило ко-
му-либо взять неделю отпуска, как он совершенно выпадал из курса дел.
"За видимой ясностью таится очередная закавыка", - любила повторять Гво-
неш, директор проекта. И действительно: стоило нам разрешить одну проб-
лему, как возникала другая, еще круче. Эта фантастически прекрасная тео-
рия буквально сводила нас с ума. Результаты экспериментов вызывали буй-
ный восторг и не поддавались никакому объяснению. Техника срабатывала
лучше всего, когда никто не надеялся. Четыре года в чартен-лабораториях
промелькнули, как говорится, в миг единый.
один год. Однако на О, пока я переживал несколько неприятных реляти-
вистских минут перелета на Хайн, прошло еще четыре. Плюс четыре года,
пока буду лететь обратно - итого, когда вернусь, для моих родных я про-
вел в отъезде полных восемнадцать. Все четверо моих родителей были пока
еще живы, и тянуть дольше с обещанным визитом домой никуда не годилось.
мую "Парадоксом прошлогоднею снега", который китяне считали вообще не-
разрешимым), сама мысль провести восемь лет вдали от лабораторий каза-
лась мне совершенно непереносимой. А что, если парадокс все же разрешат
- и без меня? Жутко было вообразить долгие четыре года, напрочь вырван-
ные из жизни субсветовым перелетом. Без особой надежды я ткнулся к ди-
ректору Гвонеш с просьбой позволить мне захватить с собой на О кое-какие
приспособления, позволяющие дооборудовать ансибль-связь в Ран'не вспомо-
гательным двойным констант-полем для поддержания связи с Be. Таким обра-
зом я хотя бы сохранял обмен с коллегами Be, а через Be - с Уррасом и
Анарресом; к тому же это оборудование могло послужить основой для обуст-
ройства на О в будущем и чартен-связи. Помнится, я еще сказал ей: "Если
вам удастся решить парадокс, не забудьте отправить мне несколько мышей".
нуждались в дополнительных приемниках. Директор Гвонеш, непроницаемая,
как сама теория чартен-поля, неожиданно похвалила меня за инициативу.
"Мыши, тараканы, упыри - как знать, что ты там получишь от нас?" - улыб-
нулась она напоследок.
ца Сорры" возвращаюсь на О. На сей раз я пережил субсветовой перелет,
как все нормальные люди - цепенящий промежуток времени, когда трудно
сосредоточиться, непросто разглядеть циферблат, никак не уследить за бе-
седой. Речь и физические движения затруднены, а то и вовсе невозможны.
Соседи по рейсу становятся как бы призрачными - то ли есть они, то ли
нет. Это отнюдь не галлюцинации, просто все как-то смазано, помрачено.
Похоже на ощущения при горячке: мысли вразброд, тоска смертная без конца
и края, тело чужое и непослушное, не тело - невесомая оболочка, на кото-
рую смотришь как бы извне. Теперь-то я уже понимаю, что зря никто
всерьез и своевременно не заинтересовался сродством ощущений при СКОКСе
и чартнинге. Промашка вышла.
квартирку в Новом Квартале, куда удобнее и просторнее прежней студенчес-
кой, что в Храмовом, а также чудные лабораторные помещения в Тауэр-Хол-
ле, куда безотлагательно перетащил все свое оборудование. Сразу по при-
бытии я связался и поговорил с родителями - мать чем-то переболела, но,
по ее словам, чувствовала себя уже гораздо лучше. Я пообещал приехать,
как только наладятся дела в Paн'не. Каждую декаду я звонил снова, и сно-
ва божился приехать, как только вырвусь. Но я действительно был очень
занят, торопясь наверстать упущенное за четыре года полета, а главное,
разобраться с "отысканным" самой Гвонеш "Прошлогодним снегом". Это, к
моему облегчению, оказалось единственным серьезным прорывом в теории.
Изрядно продвинулась за эти годы лишь технология. Мне пришлось переучи-
ваться самому, а также практически с нуля готовить себе новых ассистен-
тов. А еще у меня имелись кое-какие собственные идеи, связанные с теори-
ей двойною поля, которые пришли в голову перед самым отъездом. Пролетело
добрых пять месяцев, прежде чем я позвонил родителям и сообщил, наконец:
"Ждите завтра". И, уже опустив трубку, понял, что все это время чего-то
боялся.
надцать лет нашей разлуки, то ли вообще какой-то неопределенности, то ли
самого себя.
Садуун, на разбросанные поместья, на пыльный перрон полустанка в Дер-
дан'наде, на старые, очень старые дома тихой пристанционной улочки. Ис-
чезло большое Дерево собраний, но посаженное ему на смену уже успело
подрасти и давало приличную тень. В родном поместье Удан изрядно разрос-
ся птичник. Его обитатели ямсуси надменно косились на меня сквозь пле-
тень. Калитка, которую я поправлял в последний свой приезд домой, изряд-
но обветшала и нуждалась в замене петель и опорных столбиков. Зато сор-
няки, буйно разросшиеся по обочинам, были все те же - пыльная летняя
травка со щемяще-сладостным ароматом. По-прежнему мягко клацали бесчис-
ленные затворы ирригационных канавок. Все в целом было по-старому. Каза-
лось, Удан выпал из времени и дремлет себе над рекой, которой тоже
только снится ее собственный бег.
и пыльном перроне. Моя мать, которой исполнилось теперь шестьдесят пять,
стала очаровательной хрупкой старушкой. Тубду потеряла весь свой вес и
покрылась морщинами, как печально сдувшийся шарик. В отце, хотя он и
сохранил определенный мужской шарм, чувствовалась старческая скованность
- он старательно держался прямо и почти что не принимал участия в разго-
ворах. Мой соотец Кап, семидесяти лет от роду, превратился в аккуратно-
го, но несколько суетливого крохотного старичка. Они все еще оставались
Первым седорету Удана, но юридическая ответственность за поместье уже
перешла ко Второму и Третьему седорету.
ний, но читать ансиблограммы это одно, а видеть своими глазами - совер-
шенно иное. Наш старый дом оказался куда населеннее, чем в моем детстве.
Южное крыло перестроили, а по двору, который некогда был тихим, тенистым
и таинственным, сломя голову носилась шумная ватага незнакомых ребяти-
шек.
напоминала нашу мать в молодости, какой она сохранилась в первых моих
сознательных воспоминаниях. Когда поезд только подкатывал к платформе,
я, стоя в дверях, признал ее первой - она поднимала на руках малыша,
громко восклицая "Смотри, смотри, вот твой дядя Хидео!"
Исидри, сестры-свояченицы, составляли его Дневной марьяж. Мужем Конеко
был мой старинный приятель Сота, возмужавший ныне Утренний паренек из
поместья Дрехе. Как же мы с ним обожали друг друга в юности, как я горе-
вал о нем, покидая О. Когда я впервые, еще на Хайне, услышал о выборе
Конеко, то - такой эгоист! - чуток расстроился, но упрекать себя в рев-
ности все же не стану: в конечном счете этот брак глубоко меня тронул.
Мужем Исидри оказался странствующий проповедник и Мастер Дискуссий по
имени Хедран, возрастом лет на двадцать старше ее самой. Удан однажды
предоставил ему кров и ночлег, визит несколько затянулся и привел в кон-
це концов к свадьбе. Детей у них, впрочем, не было Зато были у Соты с
Конеко, двое Вечерних: мальчуган десяти лет по имени Мурми и четырехлет-
няя малышка Мисако - Исако-младшая
ди, женившийся на красотке из деревни Астер. Оттуда же явилась и их Ут-
ренняя пара. Детей в этом седорету было аж шестеро. К тому же кузина,
седорету которой в Экке распался, вернулась в Удан с двумя малышами, так
что, мягко выражаясь, никто в нашем доме не жаловался на недостаток бе-
готни, толкотни, одеваний-переодеваний, умываний, кормлений, хлопаний
дверьми, визга, плача, смеха и прочих прелестей жизни. Тубду любила по-
сиживать на солнышке возле кухни с какой-нибудь работенкой и наблюдать
за всей этой свистопляской. "Вот же поганцы! - покрикивала она то и де-