подозреваемый вот уже двадцать лет. К этому привыкаешь... О наших друзьях
не тревожься. Но если девушка скажет Ли, и твое имя окажется связанным с
моим... Лучше нам уйти из Идана. Не вместе. И сегодня же вечером.
означало отлучение, потерю звания Мастера. Он не сможет больше заниматься
делом, которое знает. Что ему делать тогда с его искалеченной рукой, куда
идти? Он еще ни разу в жизни не бывал за стенами Идана?
прислушивался: не раздается ли на улице топот стражников, которые снова
идут за ним? Надо уходить, спасаться, сегодня же вечером - пока не
поздно...
полдень.
старик заговорил, голос его звучал сухо и устало:
чему, чтобы они осудили тебя как еретика и начали охотиться за тобой по
всем Сорока Городам. За подозреваемым не охотятся, он просто становится
изгоем. Это предпочтительней. Постарайтесь теперь поспать хоть немного.
Перед уходом я скажу тебе, где мы сможем встретится. Отправляйся в путь
как можно раньше - и налегке...
уносил под плащом сверток бумаги. Каждый лист был весь исписан четким
почерком Миида Светлокожего: "Траектории", "Скорость падающих тел",
"Природа движения"... Йин уехал перед рассветом верхом на неторопливо
трусящем сером ослике. "Встретимся в Келинге", - только это он и сказал
Ганилю, отправляясь в свой путь.
Только рабы, слуги, нищие, школьники, прогуливающие уроки, да женщины с
хнычущими детьми стояли с ним вместе в сером свете полудня. Только чернь и
бездельники пришли смотреть, как будет умирать еретик. Какой-то
священнослужитель приказал Ганилю выйти вперед. Ганиль стоял один в своем
плаще Мастера и чувствовал, как отовсюду из толпы на него устремляются
любопытные взгляды.
платье, Лони это или другая? Похожа на Лани, зачем она пришла? Она не
знает, что она ненавидит, и не знает, что любит. Как страшна любовь,
которая стремится только обладать, владеть! Да, она любит его, и сейчас их
отделяет друг от друга вроде бы только эта площадь. Но она никогда не
захочет понять, что на самом деле разделили их, разлучили навсегда
невежество, изгнание, смерть.
белое-белое; уродство его было теперь открыто взглядам всех - светлые
глаза, кожа, волосы. Медлить особенно не стали; священнослужитель в
золотом облачении скрестил над головой руки, призывая в свидетели Солнце,
находящееся в зените, но невидимое за пеленой облаков; и в миг, когда он
их опустил, к поленьям костра поднесли горящие факелы, заклубился дым,
такой же серо-желтый, как облака. Ганиль стоял, под плащом прижимая к себе
рукой на перевязи сверток бумаги, и молча повторял: "Только бы он
задохнулся сразу от дыма"... Но дрова были сухие и быстро воспламенились,
Ганиль чувствовал жар костра на своем лице, на виске, где огонь уже
поставил свою печать. Рядом какой-то молодой священнослужитель попятился
от жара назад, но толпа, которая смотрела, вздыхала, давила сзади,
отодвинуться ему не дала, и теперь он слегка покачивался и судорожно
дышал, дым стал густым, за ним уже не видно было языков пламени и
человеческой фигуры, вокруг которой это пламя плясало, зато стал слышен
голос Миида, на тихий теперь, а громкий, очень громкий. Ганиль слышал его,
он заставлял себя его слышать, но одновременно прислушивался к тихому,
уверенному голосу, звучащему только для него: - Что такое Солнце? Почему
оно проходит по небу?.. Видишь, зачем нужны мне твои числа?.. Вместо XII
напиши 12... Это тоже знак, он обозначает Ничто".
стоявший возле него, опустился на колени и молился, рыдая, Ганиль
посмотрел на тяжелое небо над головой, повернулся и, один, отправился в
путь, сперва по улицам города, а потом, через городские ворота, на север -
в изгнание и домой.
Контровский Владимир
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Ильин Андрей
Плотников Александр