ряды огненных язычков, вроде газовых, сверху хлынул теплый воздух -
наверное, это и вправду был газ. В стенах виднелись небольшие ниши с
пюпитрами; когда мы подошли к одной из них, по обеим сторонам выдвинулись
сиденья, будто выросли из стены, сначала неразвернутые, как бутоны, они
распластались в воздухе и, прогнувшись, застыли. Мы уселись друг против
друга, девушка ударила двумя пальцами по металлической крышке столика, из
стены выпрыгнула никелированная лапка, бросила перед каждым из нас маленькую
тарелочку и двумя молниеносными движениями наполнила обе тарелочки
белесоватой массой, которая тут же начала бронзоветь, вспенилась и застыла;
одновременно потемнели и сами тарелочки. Девушка свернула свою тарелочку,
как блинчик, и принялась есть.
проголодалась.
хрустел на зубах, как свежевыпеченная булка, но тут же рассыпался и таял во
рту; коричневая масса, завернутая в него, была приправлена острыми специями.
обе руки в маленькую нишу, выложенную кафелем, - внутри что-то шумело. Я
сделал то же самое. Щекочущий ветерок скользнул по пальцам; руки стали
чистыми и сухими.
из порта, но предпочитал не спрашивать. Она провела меня в небольшую кабину
- здесь было темновато, казалось, что над нами проносятся какие-то поезда,
так дрожал пол. На мгновение стало совершенно темно, глубоко под нами что-то
тяжело вздохнуло, словно металлическое чудовище с шумом выпустило воздух из
легких, посветлело, девушка толкнула дверь.
Невысокие подстриженные кусты росли по обеим сторонам тротуара, немного
дальше сгрудились плоские черные машины, какой-то человек вышел из темноты,
скрылся за одной из них - не видно было, как он открывал дверцу, он попросту
исчез, а машина рванула с места на такой скорости, что его должно было бы
расплющить на сиденье; не видно было домов, одна только гладкая как стол
проезжая часть, покрытая полосами матового металла; на перекрестках, паря
над мостовой, двигались лезвия оранжевого и красного света, похожие на свет
военных прожекторов.
Замедлила шаги. Полоса красного света скользнула по ее лицу.
темноты, из-за кустов, был такой, словно там расстилалось открытое поле.
Возле космопорта, в самом центре? Странно. Ветер нес слабый запах цветов, я
жадно вдыхал его. Черемуха? Нет, не черемуха.
Проплывали огни, иногда проскальзывали машины, словно отлитые из цельного
куска черного металла, у них не было ни окон, ни колес, ни даже огней, и
мчались они словно вслепую, с необычайной скоростью. Те движущиеся лезвия
света били из узких вертикальных щелей, расположенных низко над землей. Я
никак не мог разобраться, имеют ли они что-нибудь общее с уличным движением
и его регулировкой.
тоскливый свист. Девушка внезапно сошла с плывущей полосы только затем,
чтобы перейти на другую, которая помчалась круто вверх. Я вдруг взлетел
куда-то высоко, воздушная поездка длилась с полминуты и закончилась на
площадке, полной слабо пахнущих цветов, - мы поднялись на террасу или балкон
погруженного в темноту дома будто по приставленному к стене конвейеру.
Девушка вошла в глубину этой лоджии, а я, уже свыкшись с темнотой, улавливал
в ней огромные силуэты соседних домов, лишенных окон, темных, словно
вымерших, потому что не хватало не только света - не было слышно ни
малейшего звука, кроме резкого шипения, с которым проносились по улице эти
черные машины; после неоновой оргии космопорта меня поражало это,
по-видимому, нарочитое затемнение и отсутствие неоновых реклам, но
размышлять было некогда. "Где ты там? Иди!" - донесся до меня шепот. Я видел
лишь бледное пятно ее лица. Она поднесла руку к двери, дверь открылась, но
это была не комната, пол плавно поплыл вместе с нами. "Тут и шагу самому
ступить нельзя, - подумал я. - Странно, что у них еще сохранились ноги", -
но это была жалкая ирония, ее порождало мое непрекращающееся ошеломление,
ощущение нереальности всего, что происходило со мной вот уже несколько
часов.
темном, - слабо светились только углы стен, покрытые полосами
люминесцирующей краски. В самом темном углу девушка снова прикоснулась
распластанной ладонью к металлической плитке в двери и вошла первой. Я
зажмурился; почти пустая комната была ярко освещена - девушка шла к
следующей двери; когда я подошел к стене, она внезапно раздвинулась, обнажая
полки, заставленные множеством каких-то металлических бутылочек. Это
произошло так неожиданно, что я невольно застыл на месте.
маленькие столики - в их полупрозрачном материале медленно кружились рои
светлячков, временами рассыпаясь, потом вновь сливаясь в ручейки, которые
циркулировали внутри ножек, спинок, сидений, как бледно-зеленая, пронизанная
розовыми отблесками лучистая кровь.
выносил этого. Эта стекловидная масса не была стеклом - казалось, что
садишься на надутую подушку, а посмотрев вниз, можно было неясно увидеть пол
сквозь вогнутый толстый лист сиденья.
вижу сквозь нее следующую комнату, заполненную людьми, словно там шел
какой-то прием, но люди эти были неестественно высокими - и вдруг я понял,
что передо мной телевизионный экран во всю стену. Звук был выключен; теперь,
сидя, я видел огромное женское лицо, как будто гигантская негритянка
заглядывала в комнату через окно; губы ее шевелились, она что-то говорила, а
серьги величиной с тарелку дрожали бриллиантовым блеском.
ее и в самом деле казался отлитым из голубого металла, - внимательно
смотрела на меня. Она уже не казалась пьяной. Может быть, и раньше мне
просто померещилось.
заслонила собой полки. Потом обернулась, неся поднос с бокалами и двумя
бутылками. Чуть нажав бутылку, она налила мой бокал до краев - жидкость
выглядела совершенно как молоко.
пробурчал что-то себе под нос и взял бокал. Она налила из другой бутылки
себе. Жидкость была маслянистая, бесцветная, она слегка пенилась и быстро
темнела, будто от соприкосновения с воздухом. Наис села и, касаясь губами
края бокала, равнодушно спросила:
молоко было совершенно без запаха. Я не стал к нему притрагиваться.
подобного. Это просто кальс. Была с шестеркой, понимаешь, только вдруг дно
стало отвратительным. Особенно-то стараться было не к чему и вообще... я уж
собиралась выйти, когда ты подсел.
ее не было; может быть, она танцевала? Я дипломатично промолчал.
наверно, краска. Она подняла голову.
легкомысленном приглашении и мне хотелось облегчить ее положение,