с образом одинокого, полубезумного, беспомощного старика.
адажио на моем магнитофоне...
бесконечно благодарен, только не сможете ли вы одолжить мне магнитофон,
чтобы... чтобы потом можно было воспроизвести?
история: мало у кого есть собственный, а каждому хочется записывать
передачи, особенно из экзотических стран, и поэтому счастливого обладателя
постоянно забрасывают просьбами одолжить магнитофон. Не желая вечно
находиться в разладе с моим добрым сердцем, я вмонтировал магнитофон в
свой новый приемник как неотъемлемую часть: одолжить приемник целиком,
разумеется, невозможно, он слишком велик. Все это я выложил Хардену, и тот
непередаваемо огорчился.
изношенного пальто.
вам придется одолжить у кого-нибудь.
Впрочем... магнитофон не нужен! - выпалил он с неожиданной радостью. -
Достаточно ленты, да, достаточно ленты, если вы сможете мне ее дать!
Одолжить! - Он заглянул мне в глаза.
фонарем.
магнитофон. Да, есть. Естественно, что есть - только я об этом забыл...
на меня сбоку. Возле дома он попрощался со мной, но не ушел. С минуту
смотрел на меня с жалобной улыбкой, а потом тихо пробормотал:
вас.
убедитесь позднее, - горячо шептал он, сжимая мне руку, - он, он не
заслуживает... Вы увидите! Клянусь! Вы все, все поймете и тогда не будете
ложно оценивать его...
наверх. И снова у меня была пища для размышлений, да еще какая! Его друг
работал - значит он не был старым паралитиком, которого я выдумал. Кроме
того, этот поклонник современной музыки мог любоваться просто лентой с
записью адажио Дален-Горского без магнитофона! В том, что дело обстояло
именно так, что магнитофона не было и в помине, я уже не сомневался.
техническую библиотеку и проштудировал все, что мог достать о способах
воспроизведения записи с ленты. Из библиотеки я ушел столь же
осведомленным, как до ее посещения.
вмонтировать недостающий трансформатор и припаять множество концов. Все
это я отложил до понедельника. Харден горячо благодарил меня за ленту,
которую я принес. Когда мы уже собирались расстаться, он неожиданно
пригласил меня к себе на воскресенье. Смущенный Харден бесконечно
извинялся за то, что визит... прием... встреча - путался он - будет
обставлен чрезвычайно скромно, что совершенно не соответствует той
симпатии, которую он ко мне питает. Я слушал безо всякого интереса, тем
более что его настойчивая куртуазность сковывала мои намерения, меня все
еще не оставляло желание поиграть в детектив и раскрыть, где же живет
таинственный друг. Однако, осыпаемый благодарностями, извинениями и
приглашениями, я попросту не мог решиться выслеживать Хардена. Тем большую
неприязнь я питал к "другу", который все еще не изволил приподнять завесу
окружавшей его тайны.
комнатке, окна которой выходили на темный двор. Он приветствовал меня
торжественно, озабоченный тем, что не может угостить бог знает какими
деликатесами. Попивая чай, я от нечего делать разглядывал комнатку. Я не
представлял себе, что Хардену приходится так туго. Однако кое-какие следы
указывали, что он знавал и лучшие времена: например, многочисленные
латунные коробки из-под одного из самых дорогих трубочных табаков. Над
старым, потрескавшимся секретером висел потертый коврик с отчетливо
отпечатавшимися следами трубок; там должно быть, размещалась когда-то
целая коллекция, от которой ничего теперь не осталось. Я спросил Хардена,
курит ли он трубку, и тот в некотором замешательстве ответил, что раньше
курил, но теперь бросил - это вредит здоровью.
все дотла: об этом ясно свидетельствовали более светлые, чем остальная
часть стен, квадраты - следы исчезнувших картин, прикрытые репродукциями
из журналов; однако репродукции не закрывали полностью эти более светлые
места, и их можно было легко обнаружить. Поистине не надо быть детективом,
чтобы понять, откуда взялись деньги на покупку радиодеталей. Подумав, что
"друг" недурно обчистил Хардена, я попытался найти в комнате хоть одну
вещь, которую можно было бы продать, но не нашел ничего. Разумеется, я
промолчал, но решил в подходящий момент открыть Хардену глаза на истинный
характер этой так называемой "дружбы".
табака, служившую сахарницей, словно предлагал мне поглотить все ее
содержимое за отсутствием чего-либо лучшего. Он рассказывал о своем
детстве, о том как рано потерял родителей и с тринадцати лет был вынужден
кормиться сам; расспрашивал меня о планах на будущее, а когда я сказал,
что намереваюсь изучать физику, если удастся получить стипендию, в своей
обычной манере, туманно, заговорил об огромных благоприятных переменах -
необычайных переменах, которые, как следует надеяться, ожидают меня в не
очень далеком будущем. Я воспринял это как намек на благодеяния его друга
и тотчас сказал, что намерен полагаться в жизни исключительно на самого
себя.
но тут же вновь едва заметно улыбнулся, словно скрывая какую-то большую
радующую его мысль.
злился, - я через некоторое время попрощался с Харденом и пошел домой.
говоря об аппарате, неосторожно назвал его "конъюгатором". Я спросил, что
он подразумевает под этим и знает ли для чего, собственно, предназначен
аппарат. Харден смутился и сказал, что как следует не знает. Это была,
по-видимому, последняя капля, переполнившая чашу.
как щетка, зачищенные концы, и вышел в соседнюю комнату. Выдвинув ящик, я
увидел в нем рядом с кусочком олова для пайки несколько слитков металла
Вуда остатки от большого куска. Какой-то недоброжелатель подложил Эггеру
этот серебристый металл, плавящийся при температуре горячего чая, вместо
олова, и полностью смонтированный приемник через некоторое время после
включения испортился, потому что металл стек с нагревшихся контактов и
почти все соединения нарушились. Слитки как бы сами попали мне в руки. Я
не отдавал себе отчета, зачем это делаю, но, вспомнив комнатку Хардена,
перестал колебаться. Вполне вероятно, что "друг" не почувствует подвоха -
Эггер тоже не раскусил.
несомненно, прикажет Хардену вновь отнести аппарат в мастерскую, а может
быть, даже пожелает лично представиться мне. Впрочем, возможно, и
обозлится, но что он мне сделает?" Мысль о том, что я оставлю в дураках
этого эгоистичного эксплуататора, доставляла мне огромное удовольствие.
Тут выяснилось, как я подозревал раньше, что Харден просто не в состоянии
унести аппарат в одиночку. Дело было не столько в тяжести, сколько в ее
размещении. Аппарат получился более метра длиной и с того края, где
помещался трансформатор, очень тяжелый, вместе с тем настолько неудобный,
что просто смешно было смотреть, как Харден, крайне озабоченный, в полном
отчаянии примеряется к нему и так и эдак, пробует взять под мышку,
опускается на колени и просит, чтобы я взвалил аппарат ему на спину.
Наконец он решил сбегать к дворнику и одолжить у него мешок. Я посоветовал
не делать этого: аппарат слишком длинный, и, как ни ухитряйся, будешь
задевать его ногами, что наверняка не пойдет на пользу лампам. Тогда
Харден начал копаться в бумажнике, но денег на такси не хватало; у меня их
также не было. Окончательно подавленный, он сидел некоторое время на
табурете, ломая пальцы, а затем взглянул на меня исподлобья.
просветлел, но тут же принялся пространно объяснять, что сначала должен
посоветоваться с другом. Мне было любопытно, как он это сделает: время
было уже позднее, и я не мог ждать Хардена в клубе. Он прекрасно это знал.
нос и расхаживая по комнате, и, наконец, осведомился, нельзя ли
воспользоваться телефоном. Еще от прежних жильцов остался в коридоре
телефон-автомат, которым мало кто пользовался; думаю, что о нем попросту
забыли. Харден рассыпался в извинениях, но все же закрыл дверь в коридор;
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Гуль Роман Борисович
Шилова Юлия
Соломатина Татьяна