Роммеля нарушены, его танки дожигают последний бензин. Внимание Гитлера
приковано к Советскому Союзу. Сталин призывает Запад к совместным
действиям. Никакая страна, даже такая мощная, как Германия, не выдержит
расходов на войну на два фронта. Поэтому если мы сможем удержать Роммеля,
пока его боеприпасы не иссякнут, то сможем отбросить его назад к Тобруку.
И даже дальше, если повезет.
означают одно и то же.
что больше разговоров о его личной жизни быть не должно.
отодвинул тарелку. - Шоколадный торт, на кухне. Я приготовлю кофе.
сделать и двух шагов, и сказал:
усилий на руки, а затем вынул из голубой вазы с розами в центре стола одну
розу.
четырьмя стойками и с видом на холмы Каира.
были у него руки и грудь, но теперь она увидела, что он был поранен: грудь
его была залеплена крест-накрест пластырями.
смуглого тела.
из одежд и положил на прохладную белую постель.
освещенным свечой буграм мышц. Он лег, пристраиваясь рядом с ее телом, и
она ощутила сквозь слабый запах его одеколона еще один запах. Он был как
аромат мускуса, и опять ей подумалось о зеленных чащах и холодных ветрах,
дующих на диких просторах. Его пальцы легонько кружили вокруг ее сосков,
потом его рот приник к ее рту, их тепло соединилось, переливаясь друг в
друга, и она содрогнулась всем телом и душой.
вокруг ее затвердевших сосков, возбуждая ее груди, как поцелуи. Он провел
розой по ее животу, остановился и покружил у пупка, потом ниже, в пуще
золотистых волосков, все кружа и возбуждая нежными прикосновениями, от
которых ее тело раскрывалось и томилось. Роза подвинулась к увлажнившемуся
центру ее желания, пощекотала ее напрягшиеся бедра, потом здесь же
оказался его язык, и она вцепилась пальцами в его волосы и застонала, а ее
бедра волнообразно двигались ему навстречу.
розой, действуя попеременно, как пальцами на волшебном золотом
инструменте. В душе Маргерит пела музыка, она шептала и постанывала, в
теле ее рождались горячие волны и прорывались сквозь ее ощущения.
с постели и заставил выкрикнуть его имя. Она упала назад, как осенний лист
в цвете красок, увядающий с краев.
держалась за нее, как всадник в бурю; его бедра двигались с осторожностью,
без неистовой силы, и только она подумала, что больше не выдержит этого,
тело ее открылось, и она забилась так, чтобы он вошел в то место, где они
станут одним существом с двумя именами и двумя колотящимися сердцами, и
чтобы твердая плоть его мужского достоинства тоже бы вошла в нее, а не
просто прижалась к ее влажности. Ей нужен был весь он, до последнего
дюйма, и вся влага, которую он мог ей дать. Но даже в разгаре этого вихря
она чувствовала, как он сдерживается, как будто внутри у него было что-то
такое, что даже сам он не мог проникнуть в это. В потоке их страсти ей
показалось, что она слышала, как он зарычал, но звук был заглушен ее
собственным хрипом, и она не была уверена в том, что это не был ее
собственный голос.
так неистово.
задрожал, пальцы его скручивали смятые простыни. Она сомкнула ноги на его
спине, желая, чтобы он остался. Ее губы нашли его рот, и она ощутила
соленый вкус пота.
были не Лондон или война, а искусство страсти. Потом она взяла розу
оттуда, где она лежала на тумбочке, и провела ею по коже к его
восстанавливающейся твердости. Это была прекрасная машина, и она
благодарила ее со всей щедростью любви.
на спине, спал, на плече его лежала голова Маргерит. Его дыхание было
ровным и здоровым как хорошо отлаженный мотор.
и не отозвался. Тело ее приятно ныло. Она ощущала себя так, будто ее
растянули, переплавили в его фигуру. Мгновение она смотрела в его лицо,
стараясь запечатлеть в памяти его резкие черты. Для меня слишком поздно
чувствовать настоящую любовь, подумала она. Слишком много было тел,
слишком много кораблей, ходивших ночами; она знала, что была полезна
службе как приют и любовница для агентов, нуждавшихся в убежище, и это
было все. Конечно, ей было решать, с кем спать и когда, но их было так
много. Лица наслаивались одно на другое, но это лицо стояло особняком. Он
не был похож на других. И не похож ни на каких мужчин, каких она
когда-либо знала. Итак, назови это школярским обожанием и остановись на
этом, подумала она. У него свое назначение, а у нее свое, и им, возможно,
не скоро еще придется сойтись в одном порту.
через большой проходной чулан, отделявший спальню от туалетной комнаты.
Она включила свет, выбрала белый шелковый халат, влезла в него одним
движением плеч, потом сняла с плечиков коричневый махровый халат - мужской
халат - и накинула его на женский манекен в спальне. Мысль: может,
спрыснуть между грудями и поправить волосы перед тем, как крепко заснуть?
Машина может прийти в семь утра, но она вспомнила, что он любил вставать в
половине шестого.
комнату. Маленькая лампа от Тиффани все еще горела на столике. Она
понюхала розу, ощутила ее смешавшийся с другими запахами аромат и
поставила в воду. Надо будет заложить ее в шелк. Она тяжело вздохнула,
потом взяла щетку и посмотрела в зеркало.
секунду, затраченную на попытку узнавания, прежде чем испугаться, она
поняла, что это лицо убийцы, лишенное какого-либо выражения, бледное и
ничем не примечательное. Лицо такого типа легко смешивается в толпе и не
вспоминается через секунду после увиденного.
огнем. Пуля ударила Маргерит в затылок, точно туда, куда метил убийца. На
стекло зеркала брызнула кровь, осколки костей и мозг, и голова ее ткнулась
в середину полки с баночками для наведения красоты.
одежду, маленький пистолет с глушителем зажат в руке в черной перчатке. Он
глянул на маленький обтянутый резиной абордажный крюк, зацепленный за
ограждение террасы, веревка от которого спускалась во двор. Она была
мертва, его работа сделана, но он знал также, что здесь находится
британский агент. Он взглянул на наручные часы. Еще почти десять минут,
прежде чем машина заберет его у ворот. Время, достаточное, чтобы отправить
в ад и эту свинью.
сучки. Меркла догоравшая свеча, в простынях какая-то фигура. Он прицелился
в голову и другой рукой подпер запястье: поза стрелка. Глушитель кашлянул
- раз, другой. Фигура дернулась дважды - от каждого выстрела.
своего мастерства, он сбросил с трупа простыню.
белом лбу.
уклонился от предполагаемого выстрела, но по его спине и ребрам ударило
стулом, и он выронил пистолет, прежде чем успел нажать курок. Тот упал в
складки простыни и потерялся из вида.
фунтов весом, весь из мускулов. Изо рта у него вырвался выдох, словно бы
рев локомотива, выскочившего из тоннеля, и удар стула оглушил его, но не
сбил с ног. Он вырвал стул из рук противника, прежде чем тот успел
вторично им воспользоваться, и ударил ногой. Ботинок попал по животу. Удар