внутри не обращали на него внимания. Отчаяние приглушило его гнев. Могут
деревья помочь ему, дать ему совет? Он повернулся и медленно пошел по полю
к маленькой роще.
неудачу. Теперь он посланник, несущий смертный приговор. Березы стояли
неподвижно: листва их безжизненно свисала. Они как будто знали о его
неудаче. Он остановился на краю рощи. Посмотрел на часы, с легким
удивлением заметил, что уже полдень. Невелик промежуток между приговором и
казнью у маленького леса. Уничтожение скоро начнется.
странная тишина. Она казалась траурной. Он чувствовал, что жизнь вокруг
отступила, ушла в себя, опечаленная. Он шел по лесу, пока не добрался до
места, где росло дерево с закругленной блестящей корой, а рядом на пихту
опиралась вянущая береза. По-прежнему ни звука, ни движения. Он положил
руки на прохладную гладкую кору круглого дерева.
мной!
ней, шепча, зовя. Стройные березы стояли неподвижно, ветви их свисали, как
безжизненные руки, как руки пленных девушек, покорно ожидающих воли своих
завоевателей. Пихты напоминали беспомощных мужчин, охвативших руками
головы. Сердце Маккея ныло от тоски, охватившей рощу, от безнадежной
покорности деревьев.
Сколько еще будут ждать Поле? Он опустился на мох, спиной прижался к
стволу.
как Поле и его сыновья. Он спокойно начал вспоминать обвинения,
высказанные лесу старым крестьянином; вспомнил его лицо и глаза, полные
фанатичной ненависти. Безумие! В конце концов деревья - это всего лишь...
деревья. Поле и его сыновья, так он рассудил, перенесли на деревья всю
жгучую ненависть, которые испытывали их предки к своим хозяевам,
поработившим их; возложили на них всю горечь своей собственной борьбы за
существование в этой высокогорной местности. Когда они ударят по деревьям,
это будет призрак того удара, который их предки нанесли по своим
угнетателям; и сами они ударят по своей судьбе. Деревья - всего лишь
символ. Искаженный мозг Поле и его сыновей одел их в видимость разумной
жизни в слепом стремлении отомстить старым хозяевам и судьбе, которая
превратила их жизнь в непрестанную жестокую борьбу с природой. Хозяева
давно мертвы; судьба не подвластна человеку. Но деревья здесь, и они
живые. Благодаря им, закутанным в мираж, можно удовлетворить жгучее
стремление к мести.
сочувствие им также не одели их в ложное подобие разумной жизни? Разве не
он сам создал свой собственный мираж? Деревья на самом деле не плачут, не
могут страдать, не могут - сознавать. Его собственная печаль таким образом
сообщилась им; собственная печаль эхом отразилась от них.
который он опирается, дрожит глубокой внутренней дрожью. Дрожит вся роща.
Все листья мелко и боязливо трясутся.
ветер, - но ветра не было!
меж деревьями, - и все-таки никакого ветра не было!
хижине. Лес потемнел, как будто в нем собрались тени, как будто огромные
невидимые крылья взметнулись над ним. Дрожь деревьев усилилась; ветвь
касалась ветви, они прижимались друг к другу; все громче становился
печальный возглас:
видны были Поле и его сыновья. Они увидели его; Указывали, насмешливо
поднимая блестящие топоры. Он присел, ожидая их приближения; все теории
забыты, внутри кипел тот же гнев, что несколько часов назад звал его
убивать.
доносился отовсюду, гневный, угрожающий; как будто голоса легионов
деревьев ревели в рог бури. Этот шум приводил Маккея в бешенство, раздувал
пламя гнева в невыносимый жар.
над ним, размахивая острыми топорами. Он побежал им навстречу.
предупреждает!
Маккея. Потом согнулась и бросила его на неискалеченного сына. Сын
подхватил его, развернул и отшвырнул в сторону на десяток ярдов,
отшвырнул, как ветку на опушке леса.
ударом наполовину расколов его. Маккей слышал, как по маленькой рощице
пронесся жалобный вопль. Прежде чем топор смог нанести второй удар, Маккей
ударил его владельца кулаком в лицо. Голова сына Поле откинулась, он
заорал и, прежде чем Маккей снова смог ударить его, обхватил своими
сильными руками, почти лишив способности дышать. Маккей расслабился,
обвис, и сын разжал руки. Маккей мгновенно выскользнул из его хватки и
снова ударил, увернувшись от встречного удара. Сын Поле оказался быстрее
его, его длинные руки снова схватили Маккея. Но когда они сжимались,
послышался резкий треск, и береза, которую он ударил топором, упала. Она
ударилась о землю прямо перед борющимися людьми. Ее ветви, казалось,
вытянулись и ухватили сына Поле за ноги.
удара разжались, и Маккей снова высвободился. Снова он вскочил, и снова
сын Поле, быстрый, как и он, стоял против него. Дважды Маккею удалось
ударить его по корпусу, прежде чем длинные руки снова схватили его. Но
теперь хватка их была слабее; Маккей чувствовал, что теперь силы их равны.
друг друга руками и ногами; каждый пытался высвободить руку, чтобы
ухватить другого за горло. Вокруг бегали Поле и его одноглазый сын,
подбадривали Пьера, но никто не решался ударить Маккея, потому что удар
легко мог прийтись в его противника.
вся траурность, вся пассивная покорность. Лес был живым и гневным. Он
видел, как тряслись и сгибались деревья, будто под ударами бури. Смутно
сознавал, что остальные этого не видят и не слышат; столь же смутно думал,
почему бы это.
кровь!
рукоять ножа.
Услышал захлебывающийся вздох; услышал крик Поле; почувствовал, как
горячая кровь хлынула ему на лицо и руки; ощутил ее соленый и слабо кислый
запах. Руки разжались; он, шатаясь, встал.
нематериальности в реальность. Один набросился на человека, которого
ударил Маккей; второй - на старого Поле. Искалеченный сын повернулся и
побежал, завывая от ужаса. Из тени выпрыгнула белая женщина, бросилась ему
в ноги, схватила за них и уронила его. Еще женщина и еще падали на него.
Крик ужаса сменился криком боли; потом неожиданно оборвался.
сыновей, потому что их накрыли зеленые мужчины и белые женщины.
глубоким торжествующим пением. Роща обезумела от радости. Деревья снова
стали призрачными фантомами в изумрудном прозрачном воздухе, как и тогда,
когда впервые его охватило зеленое волшебство. Вокруг него сплетались и
танцевали стройные блистающие женщины леса.
увидел, как к нему скользит женщина из туманного столба, чьи поцелуи
наполняли его вены зеленым огнем жизни. Она протянула к нему руки, в ее
странных широко расставленных глазах застыл восторг, белое тело блестело
лунным светом, красные губы разошлись и улыбались - алая чаша, полная
обещаний неслыханного экстаза. Круг танцующих расступился, пропуская ее.
не перед ее торжествующими сестрами - перед самим собой!
зажившей, снова открылась.
побежал, плача, к берегу озера. Пение прекратилось. Он услышал негромкие