душил раздирающий кашель, но его я еще не нашел возможным касаться вопроса
о состоянии здоровья.
несмотря на слепоту, он обладал большой ловкостью. Молодость способна
творить чудеса, и бедный мальчик, видимо, уже привык и приспособился к
своему увечью.
ранения. Он ответил мне утвердительно и сказал, что ничего не видит уже в
течение десяти месяцев.
надеть... ради вашей матери. Женщины так впечатлительны! Теперь еще очень
рано, но я пройду к ней, как только это будет можно, и затем вернусь за
вами. Но... ведь она будет расспрашивать меня, Жан, и мне бы хотелось быть
в состоянии в нескольких словах сказать ей... Послушайте, мой дорогой, я
не умею кривить душой. Будемте говорить прямо. Что с вами случилось? Чему
вас подвергли?
занимайтесь мной и не говорите обо мне! Я уже знаю, что меня ожидает! На
меня будут смотреть как на какого-то вышедшего из могилы Лазаря... Ради
бога, оставьте меня в покое!
же самое! Вот уже четыре дня - с того самого момента, когда я ступил на
территорию Франции - я только и имею дело с людьми, добивающимися каких-то
необычайных сведений. Если бы вы только знали, каким допросам я уже
подвергался со стороны военных врачей!
этого вышло?
какие-то временные аппараты, имеющие предварительное или подготовительное
значение, и что я убежал от докторов перед окончательной операцией. Ну,
хорошо, посмотрите сами! Посмотрите, если это может доставить вам
удовольствие, но обещайте мне, что вы никогда больше не будете касаться
этого вопроса. Я так устал от всего этого.
повернул его к свету.
свободнее с тех пор, как мне вставили аппараты.
заполняют пустоту, которая мне была тягостна почти до боли. Простите мне
это грубое сравнение, но, если хотите, они производят на меня впечатление
хорошо пригнанного слепка или формы. И я категорически не желаю их
удалять.
мне вам сказать, что это у вас какая-то болезненная, предвзятая идея.
Постороннее тело, которое непрерывно находится в глазной впадине...
Послушайте, ведь это же совершенно недопустимо? У вас, несомненно, должно
быть воспаление.
здоровы и свежи на вид; они равномерно подымались и опускались, увлажняя
прозрачную и неподвижную поверхность белых с голубоватым отливом
аппаратов. Невооруженному глазу аппараты эти казались сплошными, но при
помощи сильного увеличительного стекла я различил на них вертикальные
полоски. В общем они были похожи на клубки тончайших ниток, покрытых
сверху слоем бесцветной эмали, по которой скользили веки. Предположение о
том, что это были слепки, казалось вполне вероятным. Очень возможно, что
эти глаза служили лишь для того, чтобы сохранить глазные впадины в их
нормальном состоянии до тех пор, пока не вставлены какие-нибудь постоянные
приспособления, что-нибудь вроде протезов или искусственных глаз самого
последнего образца. Но почему же они не вынимаются? - вот что меня
удивляло и даже... пугало.
немцы не сообщили вам ничего о своих дальнейших намерениях? Мне кажется,
что по крайней мере хоть это они должны были сделать!
неизвестном языке, и я клянусь вам - вы слышите, что я вам говорю - я
клянусь вам, что я не знаю, где я был.
что ваша старая служанка Цезарина раскрывает ставни. Мадам Лебри
проснулась...
верным другом, дорогой Бар, но я умоляю вас, я умоляю вас дать мне
возможность вполне насладиться счастьем и спокойствием в моем родном
маленьком городке, вместе с мамой, вместе с вами. Не будемте возвращаться
к прошлому. Я не хочу никаких расспросов, рассказов. Я здесь с вами, и я
жив. Постарайтесь удовлетвориться одним этим фактом. И пусть сидящий в вас
ученый-экспериментатор, - он засмеялся и ощупью нашел мое плечо, - пусть
он забудет обо мне и оставит меня в покое... А теперь идите, мой друг, и
скорее возвращайтесь. Спасибо вам от всего сердца!
я прогуливался взад и вперед по своему рабочему кабинету. Жан уже
водворился в своем родном доме, где был принят, как легко можно себе
представить, с распростертыми объятиями; но мысль о невероятном
происшествии продолжала меня мучить.
кидается на красное, а я яростно набрасываюсь на все окутанное мраком
необъяснимого. Меня хлебом не корми, но дай разрешить какую-нибудь задачу.
Мне жизнь становится не в жизнь, когда я чувствую, что от меня ускользает
истина.
был согласиться с тем, что Жан Лебри имел право на отдых. Но разве это
похищение, эти медицинские опыты не заслуживали расследования? И
согласятся ли французские власти предпринять такое расследование? Ведь
придется выяснить, при каких обстоятельствах Жан Лебри исчез из
саксонского госпиталя, установить, на ком лежала ответственность,
потребовать предъявления полномочий, доискаться людей, проводивших это
своеобразное лечение, и проверить, нельзя ли было сохранить раненому глаза
при более умелом ведении дела... Кроме того, я должен сознаться, что мое
профессиональное любопытство было сильно возбуждено, и я много бы отдал за
то, чтобы узнать таинственную цель, которой добивались похитившие Жана
люди... Я прекрасно сознавал, что мне придется бороться с безразличием
чиновников, с их казенным отношением к делу и вечной канцелярской
волокитой. Если только предоставить все это дело собственному течению, оно
вскоре совершенно заглохнет, виновные избегут всякого наказания, а загадка
останется неразрешенной. Имел ли я нравственное право принести торжество
правосудия и истины в жертву инертности, может быть, даже трусости
нелюдимого человека? Ах, эта ужасная боязнь людей, эта удручающая
застенчивость, это болезненное отчуждение - как побороть их? Как повлиять
на моего друга Жана?
моем кабинете занавесок мне было видно, как сам он бродил по комнате,
ощупывая и бережно касаясь знакомых ему предметов. Его мать была вместе с
ним, но вскоре она ушла.
сторону.
маленький домик был основой их состояния. В нем они занимали только один
этаж. Низ был сдан в наем под маленькую мастерскую дамских шляп, а верхний
этаж пустовал уже в течение нескольких месяцев... Какое будущее ожидало их
при существующей дороговизне - ее, искалеченную ревматизмом старуху, и его
- слепого?
санатории...
поданный мне завтрак. Меня удерживало у окна какое-то непонятное чувство,
какое-то не поддающееся определению ощущение. Мне вдруг показалось, что