ее тревожил. Когда лужа закончилась, я на минуту остановился, чтобы
вытащить эту гадость из ботинок и почистить их. Но когда я, опираясь одной
рукой, прислонился к бурому кирпичу, я снова услышал этот звук, тихонько
отдававшийся в аллее. Позабыв про хлюпающие башмаки, я резко обернулся и
посмотрел назад, почти примерзнув к месту. Там был лишь намек на движение,
всего лишь проблеск, но мне показалось, что на мгновение дальний конец
аллеи заполнила огромная нависающая тень, заслоняя свет. И хотя она почти
тут же исчезла, отрицать этого я не мог, даже ищи я эту тень среди ломаных
булыжников. Я сглотнул. Кто-то явно не хотел, чтобы я их увидел. Но
почему? Потому что они шли за мной следом - вот почему; это неизбежно
должно было быть так. Но кто? Может, Джип следил за тем, чтобы его гость
был в целости и сохранности, но вряд ли. Правда, я легко мог это выяснить.
Все, что от меня требовалось, - это вернуться назад, за угол, и встать
лицом к лицу с... ним? С ними? Или... с чем?
здесь не было под рукой ни лесов, ни единого целого обломка кирпича, не
говоря уже о Джипе с его мечом. Я повернулся и поспешил к выходу из аллеи
настолько спокойно, насколько мог. На следующей улице, поворачивающей
направо, я на минуту остановился, прислушиваясь к всплескам в луже, обойти
которую было невозможно. Ни звука; это означало, что они либо не пошли за
мной, либо пошли, но с большими предосторожностями. Я сглотнул и зашагал
дальше. Едва достигнув следующего угла - нового поворота направо, - я
осмелился оглянуться назад. Ничего... кроме...
прямо через лужу, мчалось со слепой яростью. Возможно, я закричал, и уж
точно - я бросился бежать. Я мчался, стуча башмаками, вниз по улице,
замечая только, что она была милосердно широкой, почти без теней, и
вымощена гладким серым асфальтом, чавкавшим под моими ногами. Внезапно мое
дыхание стало прерываться, в голове стали отдаваться всплески боли -
начинали сказываться мои раны. Куда теперь? Куда дальше? Я не мог даже
вспомнить. Я озадаченно остановился, задыхаясь, и поднял глаза к небу. И
то, что я там увидел, прогнало все другие мысли, даже о том, что могло в
любой момент вынырнуть из-за угла.
форму и простирались вниз в пейзаже сияющей ночной красоты - низкими
холмами и морем позади них, морем и островами. Однако в том состоянии, в
каком я находился, один этот пейзаж не удержал бы меня на месте. Что
пригвоздило меня к месту - это почти ощутимый шок: я узнал это место. Вне
всякой вероятности, так же, как и вне всяких сомнений, это был тот же
пейзаж, что показал мне закат не менее трех часов назад. Тот же самый, и
все же (как и следовало ожидать) видимый как бы чуть-чуть под другим
углом. Меня затрясло; неужели удар как-то подействовал на мозг? И тем не
менее, я никогда не был более уверен: оба видения, сливаясь вместе, были
выжжены в моем мозгу - море золота и серебра. Я в недоумении опустил глаза
и над пейзажем, отражавшемся в зловонной застоявшейся луже, увидел на
бурой стене вывеску. Под потеками разбрызганной краски на ней отчетливо
можно было прочитать: улица Тампере. Я бешено помчался вперед, и там, не
более, чем в ста ярдах от угла, стояла моя машина.
образом ветер бил мне в лицо, бросая в глаза колючую асфальтовую пыль,
заставляя бороться со скользким булыжником; ощущение было таким, словно
чья-то рука тащит меня назад, мешая спастись бегством. Из грязи с шипением
поднялся грязный лоскут полиэтилена и ласково обвился вокруг моих лодыжек.
Я отбросил его и растоптал ногами, словно это была живая угроза. Но я уже
добежал, моя рука упала на крыло, почувствовала холодок стали под гладкой
краской. Я стал шарить в карманах в поисках ключей, едва успел подхватить
их, когда ветер попытался вырвать их из моих окоченевших пальцев и
швырнуть в помойку под ногами. Я распахнул дверь и ввалился внутрь.
Я заставил себя с минуту посидеть спокойно, пока ветер бился о машину, и
взглянул в зеркало заднего вида на темноту, из которой вышел. Затем
попробовал снова, мягко надавив на педаль, и услышал благословенное
покашливание и урчание двигателя, почувствовал его вибрацию, более
сильную, чем ветер. Я включил передачу, повернул руль и почти выбросил
машину с обочины, в рычанием промчавшись по булыжникам. Только однажды я
обернулся, но конец улицы был погружен в еще более глубокую тень: из нее
могло выглядывать что угодно или ничего. Затем я выехал на главную дорогу
- Дунайскую улицу, где было освещение, которое работало, каким бы холодным
и оранжевым оно ни было, где была хотя бы возможность услышать шум,
увидеть цвет, общество, ощутить безопасность города, который я знал. Мне в
голову пришла безумная мысль о том, что для древних римлян Дунай был
границей цивилизации, сдерживавшей варварство, но эта мысль была
неутешительной, поскольку в конце концов это варварство сметающей все на
своем пути волной прорвалось через Дунай. Я замедлил скорость, подождал на
перекрестке, повернул и - вот оно! Шум, цвет, общество, безопасность - но
все это чужое, и все люди вокруг меня казались чужими. Безопасными, но
чужими. Неожиданно все оказалось не так уж хорошо, а спасение - меньше чем
спасением. Был ли тот свет действительно красным? Или я просто боялся
увидеть, что он янтарно-желтый? Я не мог найти ответа. Я устал, у меня все
болело, и я ничего не ел.
казалось надежным и знакомым, все было ярким и залитым солнцем, вовсе не
таинственным, начиная от попискивания мозаичной плитки под моими ботинками
и кончая ласковой улыбкой Джуди, сидевшей за пультом. А в это утро улыбка
была приятно приправлена сочувствием.
прохладные стены желтого, как нарциссы, цвета, ни темных углов, ни чужой
атмосферы. После вчерашнего вечера они казались деловыми, бодрящими,
обнадеживающими. Единственными запахами, в кондиционированном воздухе были
запахи свежего полироля, кофе и особый теплый аромат, окружающий
компьютеры и другую офисную электронику, смешивавшиеся с ацетоновым
привкусом лака для ногтей и ментоловых сигарет, когда я проходил мимо
машбюро; все - чистые, спокойные и предсказуемые. Наверное, странно, что
так много экзотических товаров проходят через эти офисы, если можно так
выразиться, и не оставляют следа. Корица, магнезия, копра, перец
аллигатора, сапфиры; мы тоннами ворочали ими с той же легкостью, что
листовой сталью и сырой нефтью. Все товары мира, причем ни один из них на
много миль не приближался к офису; я видел их только во время редких
визитов в доки и аэропорты. Через мои руки проходило только их юридическое
тождество в виде уведомлений о погрузке и коносаментов, таможенных
ведомостей, не оставлявших в воздухе ничего, кроме слабого сухого запаха
несмываемых чернил. Я почувствовал его, открыв дверь своего кабинета,
однако там был и цветочный аромат духов Клэр, и сама девушка, листавшая
небольшие пачки документов на своем безукоризненном столе.
рука? Ничего серьезного, правда? Я хочу сказать - надо же так
поскользнуться в дождь? Ты же мог по-настоящему сильно что-нибудь
повредить!
пришлось звонить на работу и придумывать какое-то объяснение. Зато теперь
это было больше похоже на правду; я почти видел, как это случилось:
поскользнулся, получил глубокую рану - гораздо более правдоподобно, чем
нож в руках какого-то сверхъестественного грабителя в доках. Гораздо легче
поверить - я уже сам был готов поверить в это.
ярко-голубых глазах была тревога. Клэр приподнялась. - Послушай, ты сядь,
а я сейчас принесу аптечку...
к таким вещам.
как короля Тата! - Ну, конечно, Клэр была ответственной за оказание первой
помощи в офисе после курсов в прошлом году. У нее, видимо, просто зуд, так
хочется найти применение своим знаниям; до сих пор единственным
представившимся ей случаем был Барри, порезавший большой палец о крышечку
бутылки с виски. Этим все и объяснялось. - Нет, спасибо, родная, я...
э-э... ее уже обработали. Были какие-нибудь звонки?
почты, циркуляром с бразильской "Адуаны" и указаниями сесть и не
волноваться. Дэйв Ошукве уже сидел за своим столом, склонившись над
пультом и стуча по клавишам; приветствуя меня, он поднял влажную
коричневую руку, оставив в воздухе, как хвост кометы, дым дорогой
сигареты, но, к счастью, не поднял глаз. Я уселся в свое кресло, включил
свой компьютер и откинулся в ожидании, когда он нагреется и загрузится.
Жесткая кожаная обивка кресла обволокла меня и подняла мою больную руку,
под пальцами я чувствовал прохладу хромированной ручки, регулировавшей
кресло. Я дотронулся до деревянной поверхности стола, твердой под
блестящим слоем лака и полировки. Пробежал пальцами по монитору, гладкому,
как зеркало, чистому, без единой пылинки, и почувствовал слабое
подрагивание тока. Вот оно - вот в чем было все дело.
галлюцинации. Я чувствовал себя больным, голова кружилась после удара, в
Афанасьев Роман
Махров Алексей
Мичурин Артем
Пехов Алексей
Посняков Андрей
Сертаков Виталий