влюбились друг в друга, поженились и решили завести дочурку. Вскоре
инженер получил арбайт в Восточной Пруссии, а потом перебрался в Сувалки и
стал работать на нашем Хольцкомбинате. Этот инженер был странным типом,
влюбленным во все польское; он вроде бы даже собрался получить польское
гражданство, но не получил, так как был евангелистом. Он считал поляков
избранным народом, с Великой Исторической Миссией, и вообще - нох ист
полен нихт ферлорен, ура! Нет, честно, у него в этом деле был заеб. Вот
почему после переезда в Сувалки он послал дочь в польскую школу.
Аусгерехнет в нашу. Понятно, что номинально его дочь была католичкой.
Звали ее Анна-Лиза Будищевски, но все мы называли ее Анализой. Мать
Анализы, которую я и не узнал, умерла в 1996, во время эпидемии холеры,
которую занесли румыны. Ну, вы же помните, тогда умерло почти шестьдесят
тысяч от болезни, которую называли "Чаушеску" или "Дракула". Тех, кто
тогда заболел и выжил, остроумно называли "дупа боли", что по-румынски
означает "переболевший"; с тех пор это слово стало популярным для названия
выздоровевшего.
крепко прижалась ко мне, причем так сильно впилась в мои руки, что я даже
не мог стряхнуть насыпавшейся на голову земли.
зубах. Анализа лишь тихо всхлипывала.
проводов на дне воронки. Слегка высунув язык, он колупался там, дергал за
провода и совал вынутой из кармана отверткой в соединения телефонных
кабелей. Индюк увлекается электротехникой, это его хобби. К этим вещам у
него истинный талант, в чем-то даже неправдоподобный. Он все умеет
смонтировать и исправить. Дома у него есть коротковолновый передатчик и
самопальное стерео. Много раз он чинил и совершенствовал мои "Сони" и
"Кенвуд". Мне кажется, что Индюк мог бы ввернуть лампочку в песок, и она
бы светилась. Как он это делает, я не врубаюсь. Сам-то я в технике полный
ноль, не могу даже жучок поставить. Поэтому мы с Индюком скентовались - он
подсказывает мне математику и физику, а я ему - польский и историю. Что-то
вроде артели, Консалтинг Компани Лимитед.
все, что у них было - минометы, безоткатные орудия, ракеты. Сортир, в
который попадали раз за разом, уменьшался с каждым залпом. Дым стелился по
земле, затекал в воронку и душил нас.
потом затянули в парк... в кусты...
сторон раздались боевые кличи.
мысль - наступление. Хуже того, какой-то доморощенный Гудериан из
Фрайкорпс решил вести свой блицкриг прямо через нашу воронку, чтобы
ударить на шаулисов с фланга.
маль, фойер фрай! Шизз дох, ду хурензон!
было слышно, как градом сыплются на бетон гильзы. Кто-то снова заорал, но
заорал ужасно. И сразу же затих. По гравию скрежетали сапоги. Вдали
гремела канонада.
беайлунг! Цурюк!
нашу воронку, мазерфакер хренов".
тупо и громко, а на все это тут же наложился грохот разрывающихся гранат и
мин.
тряслась так сильно, что мне пришлось прижать ее к земле, иначе она
выскочила бы наружу.
воронки и скатился прямо на нас. Анализа завизжала. Я не заорал только
потому, что у меня от страха отнялся голос.
кровью. Кровь заполняла его левую глазницу, заливала шею. Это было так,
будто под мундиром у него была темно-красная футболка. Он лежал на дне
воронки, скрючившись, и бил по обломкам короткими ударами сапог. Потом он
повернулся на бок, завыл, застонал и открыл целый глаз. И поглядел на
меня. И заорал, захлебываясь кровью. Когда же он стиснул веки, все его
лицо затряслось.
Генетические изменения.
улыбнулся. Сквозь слезы. Шаулис тоже улыбнулся.
на меня. Оба, уже в совершенном отчаянии, мы поглядели на Анализу. Анализа
беспомощно пожала своими худенькими плечиками, а ее подбородок чертовски
задрожал.
гравием. Мы услыхали пронзительный вопль, а сразу же после него - резкую
очередь из "ингрэма". "Ингрэмы" чертовски скорострельные, и очередь
прозвучала так, будто кто-то внезапно разодрал громадную простыню. Прямо
над нами что-то закружилось, заорало: "Шайзе!" и скатилось прямо на нас.
Мы снова припали к земле.
пятнистый комбинезон, весьма живописный, но абсолютно бесполезный при боях
в городе. Весь перед комбинезона, от висевшего на шее уоки-токи до
увешанного всевозможными подсумками пояса, был темно-красным от крови.
Волонтер скатился на самое дно воронки, как-то так странно напрягся и
выдохнул воздух, причем большая его часть вышла булькая, через дыры в его
груди.
него было полно крови и песка. - Вассер... Битте... Хильфе, битте...
Хильфеее!
добровольца. Раскрыв застежки, она вынула бутылку кока-колы. Индюк взял ее
и умело открыл о кабель.
надо. Надо, черт.
ведь он первым попал в нашу воронку. А потом дали попить добровольцу из
Фрайкорпс, сначала вытерев ему губы платком.
маленькому глоточку сами - Анализа, Индюк и я.
стороны стадиона ровно бил М-60. Волонтер из Фрайкорпс внезапно напрягся -
так резко, что на его комбинезоне с треском разошлись липучки.
покрылась пеной из крови и кока-колы.
И правильно. Ведь кто-то, черт подери, должен был оплакать этих солдат.
Такое право у них было. Было у них право хоть на такой реквием - на плач
маленькой девочки, на ее слезы, горохом катящиеся по грязной рожице. Это
было их право.
этому нас учат на уроках по выживанию.
волонтера беретта и тяжелый нож. Зато Индюк взял уоки-токи и сразу же стал
в нем что-то крутить.
шоколада. На обертке было написано: "Милка Поланд, быв. Е.Ведель". Я
протянул шоколадку Анализе. Та взяла, но больше и не пошевелилась,
продолжая все так же тупо глядеть перед собой и шмыгать носом.
мне прямо как-то странно сделалось во рту и в желудке. По правде говоря,
охотнее всего я сам бы сожрал эти полплитки. Но ведь так нельзя, а? Если в
компании есть девушка, в первую очередь надо заботиться о ней, ее надо
голубить, защищать, ее надо кормить. Ведь это так естественно. Это так
по... по...
Шломо Вульф
Шилова Юлия
Шекли Роберт
Шилова Юлия
Перумов Ник
Никитин Юрий