из-под земли вот этими самыми руками и повешу на солнце сушиться! Я спущу
с них со всех шкуры! Я их так проучу, что они вовек не забудут!..
быстро удалялся вниз до тропе, спеша к мосту, под которым обитали тролли.
всесокрушающему гневу.
сладкого октябрьского эля.
до окраины университетского городка, часы на консерватории начала отбивать
шесть. Из аэропорта Черчилл поехал другим путем, и Максвелл был этим очень
доволен - не только потому, что юрист был ему чем-то неприятен, но и
потому, что он испытывал потребность побыть одному. Ему хотелось ехать
медленно, откинув щиток, в тишине, ни с кем не разговаривая и только
впитывая атмосферу всех этих зданий и аллей, и чувствовать, что он
вернулся домой, в единственное место в мире, которое по-настоящему любил.
зданий, превращая их в романтические гравюры из старинных книг. В аллеях
группами стояли студенты с портфелями и негромко переговаривались.
Некоторые держали книги прямо под мышкой. На скамье сидел седой старик и
смотрел, как в траве резвятся белки. По дорожке неторопливо ползли двое
внеземлян-рептилий, поглощенные беседой. Студент-человек бодро шагал по
боковой аллее, насвистывая на ходу, и его свист будил эхо в тихих
двориках. Поравнявшись с рептилиями, он поднял руку в почтительном
приветствии. И повсюду высились древние величественные вязы, с
незапамятных времен осеняющие все новые и новые поколения студентов.
звон разнесся далеко вокруг, и Максвеллу вдруг почудилось, что это
дружески здоровается с ним университетский городок. Часы были его другом,
подумал он, и не только его, но всех, до кого доносился их бой. Это был
голос городка. По ночам, когда он лежал в постели и засыпал, ему было
слышно, как они бьют, отсчитывая время. И не просто отсчитывая время, но,
подобно стражу, возвещая, что все спокойно.
параллелепипеды из пластмассы и стекла, сияющие огнями. К их подножию
прижался музей. Поперек его фасада протянулось бьющееся на ветру белое
полотнище. В сгущающихся сумерках Максвелл с такого расстояния сумел
разобрать только одно слово: "ШЕКСПИР".
английской литературы. Старик Ченери и вся компания не простили Институту
времени, когда два-три года назад Институт докопался, что автором пьес был
все-таки не граф Оксфорд. И это появление стрэтфордца во плоти будет
горстью соли, высыпанной на еще не зажившую рану.
административные корпуса, словно вписанные тушью в гаснущий багрянец над
горизонтом.
кубического музея с трепещущим полотнищем плаката. Часы кончили отбивать
время, и последние отголоски замерли во мгле.
"Гербу Уинстонов", который был его домом уже четыре года... нет, впрочем,
не четыре, а пять! Максвелл сунул руку в правый карман куртки и в
маленьком внутреннем кармашке нащупал кольцо с ключами.
станцию, им вдруг овладела мысль о другом Питере Максвелле. Конечно,
история, которую рассказал ему инспектор Дрейтон, могла быть правдой, хотя
он сильно в этом сомневался. Служба безопасности была вполне способна
пустить в ход именно такой прием, чтобы выведать у человека всю
подноготную. Однако если это ложь, то почему из системы Енотовой Шкуры не
поступило сообщения о том, что он не прибыл? Впрочем, и это ему известно
только со слов инспектора Дрейтона, и про другие два таких же случая -
тоже. Если можно усомниться в одном утверждении Дрейтона, с какой стати
принимать на веру остальные? Если хрустальная планета перехватывала и
других путешественников, он, пока был там, ничего об этом не слышал.
Однако, сказал себе Максвелл, это тоже ничего не означает: хозяева
хрустальной планеты, несомненно сообщали ему только то, что считали нужным
сообщить.
сколько слова О'Тула: "Мы послали венок из омелы и остролиста в знак нашей
глубочайшей скорби". Если бы не скисший эль, он, конечно, обсудил бы со
старым гоблином события этих недель, но им так и не представился случай
поговорить по душам.
то сразу же позвонит кому-нибудь из своих друзей и узнает правду. Но кому
позвонить? Харлоу Шарпу в Институт времени? Или Даллесу Греггу, декану его
факультета? Или, может быть, Ксигму Маону Тайру, старому эриданцу с
белоснежным мехом и задумчивыми лиловыми глазами, который целую жизнь
провел в крохотном кабинете, разрабатывая методы анализа структуры мифов?
Или Аллену Престону, близкому приятелю, юристу? Пожалуй, начать следует с
Престона - ведь если Дрейтон не солгал, ситуация может осложниться именно
в юридическом плане.
случае, - вот-вот поверит! Если так пойдет дальше, он начнет убеждать
себя, что все это - чистая правда!
взял чемодан и перешел на внешнюю, еле ползущую полосу. Напротив "Герба
Уинстонов" он спрыгнул на тротуар.
Пошарив в кармане, он вытащил ключи и зажал в пальцах тот, который
открывал дверь его квартиры. Лифт уже ждал, и он нажал кнопку седьмого
этажа.
Максвелл вошел в темную комнату. Дверь за его спиной автоматически
закрылась, щелкнув замком, и он протянул руку к выключателю.
чувство... ощущение... может быть, запах? Да, именно - запах! Слабый
нежный аромат незнакомых духов.
стенах. У него не было и никогда не будет таких картин!
распахнулась, и в комнату вошел саблезубый тигр.
шестидюймовые кинжалы клыков.
по-прежнему ворча. Максвелл шагнул назад, почувствовал удар по лодыжке,
попытался удержаться на ногах и понял, что падает. Он же видел этот пуфик!
Мог бы, кажется, вспомнить... но не вспомнил, споткнулся о него и сейчас
здорово шлепнется. Он попытался расслабиться, ожидая удара о жесткий пол,
но вместо этого его спина погрузилась во что-то мягкое, и он сообразил,
что приземлился на кушетку, которая стояла за пуфиком.
вытянув массивные лапы вперед, словно таран. Максвелл вскинул руки,
загораживая грудь, но лапы отбросили их в сторону, как пушинки, и
придавили его к кушетке. Огромная кошачья морда со сверкающими клыками
придвинулась к самому его лицу. Медленно, почти ласково тигр опустил
голову, и длинный розовый язык, шершавый, как терка, облизал щеки
Максвелла.
прекрати!
Ухмыляясь и поставив уши торчком, он рассматривал Максвелла с дружеским и
даже восторженным интересом.
случае, жил раньше. Это ведь квартира семь - двадцать один?
мебель другая!
Это было что-то чудовищное.
потертый...
морской пейзаж, и...
вещи.
случай, если не ошибаюсь.