спиной, он уставился на меня. - Это ты затеял! Ты тоже уволен!
пособием.
пепельницу и выпустил ее из рук. Она упала на пол и разбилась, а Пластырь
отряхнул пепел с ладоней и пригласил:
и мы взялись за дело. Вскоре в бар стали загадывать и другие ребята из
конторы. Принимали с нами по рюмочке и возвращались на работу. Тем самым
они давали нам понять, что соболезнуют и жалеют о том, как все обернулось.
Вслух никто ничего не говорил, просто они заглядывали один за другим. За
весь день не набралось и нескольких минут, когда мы сидели бы вдвоем и
никто не составил бы нам компанию. А уж нам с Пластырем пришлось
накачаться основательно.
мол, виной человеческое легковерие. Но чем больше мы задумывались и чем
больше пили, тем искреннее верили, что без домовых и впрямь не обошлось.
Прежде всего, слепая удача не ходит косяками, как вроде бы получалось у
нас в городе на протяжении последних недель. Удача скорее склонна
рассредоточиваться в пространстве и времени, а если иной раз собирается в
ручейки, то и они на поверку оказываются жиденькими. А у нас удача,
по-видимому, посетила многие сотни, если не тысячи людей.
этой заварушкой с домовыми кроется что-то реальное. И, само собой, стали
прикидывать, кто такие домовые и чего ради им помогать нам, людям.
инопланетяне. Пришельцы со звезд. Может, те самые, что прежде летали в
тарелках.
возразить я. - Они, конечно, принялись бы наблюдать за нами, постарались
бы выяснить все, что смогут, а спустя какое-то время попробовали бы
вступить с нами в контакт. Может даже, им захотелось бы нам помочь - но
помочь нам как племени, а не как отдельным людям...
такие и у нас на Земле. Помешанные на том, чтоб творить добро, сующие свой
нос, куда их не просят, не способные оставить людей в покое ни на секунду.
то, наверное, это у них что-то вроде религии. Как монахи, что бродили по
Европе в прежние века. Как добрые самаритяне. Или как Армия спасения.
избытке. Может, на их родной планете все делают машины и каждый уже
обеспечен выше крыши. Может, у них дома уже и дел никаких не осталось - а,
сам знаешь, нам обязательно нужно найти себе хоть какое-нибудь занятие,
чтоб не скучать и не утратить уважения к себе.
ведала ни о чем, пока кто-то из конторы не догадался ей позвонить. Тут уж
она не замешкалась. И прежде всего рассердилась на меня и не желала
слушать моих оправданий, что в подобных обстоятельствах мужчина имеет
право на стаканчик-другой. Она вытащила меня из бара, посадила в мою
собственного машину, но за руль не пустила и отвезла к себе. Накачала
черным кофе, после чего заставила что-то съесть и только часов в восемь
пришла к выводу, что я достаточно протрезвел, чтобы попытаться доехать
домой.
никак не желала забыть, что я остался без работы. Хуже того, ко мне теперь
до конца дней моих приклеится ярлык психа, затеявшего аферу с домовыми. Уж
можно не сомневаться, что телеграфные агентства не пропустили такой
подарок и что новость подхвачена на первых полосах в большинстве газет от
побережья до побережья. Нет сомнений и в том, что радиокомментаторы и их
коллеги-телевизионщики изгаляются на этот счет до изнеможения.
озером и дорогой, и подъехать прямо к крыльцу было нельзя. Приходилось
ставить машину на обочине у подножия бугра, а потом взбираться наверх на
своих двоих. Чтобы не сбиться с тропки при лунном свете, я брел опустив
голову и почти достиг цели, когда заслышал звук, заставивший меня
встрепенуться.
подмостки, бешено малюя стены краской. Еще трое взобрались на крышу и
клали кирпичи взамен выбитых из трубы. Вторые рамы были расставлены по
всему участку, и на них безудержно клали шпаклевку. Ну а лодку - ту было
почти не разглядеть, такое их число облепило ее, окрашивая в три слоя.
Внезапно раздался свист, и я поторопился отступить с тропки в сторону. И
правильно сделал - добрая дюжина их пронеслась под гору, на ходу
разматывая шланг. Времени прошло меньше, чем нужно на этот рассказ, а они
уже мыли мне машину.
не могли отвлечься, то ли принятые у них правила приличия не позволяли
обращать внимание на того, кому они решили помочь.
детских книжках, но были и определенные отличия. Точно, они носили
остроконечные шапочки, но когда я подобрался вплотную к одному из них - он
увлеченно шпаклевал рамы, - я разглядел, что никакая это не шапочка. Это
его голова сходилась на конус острием вверх, и венчала ее не кисточка, а
хохолок из волос или перьев - я так и не сумел понять, из чего именно. И
они носили куртки с большими вычурными пуговицами, только у меня не знаю
как сложилось впечатление, что на деле пуговицы - нечто совершенно другое.
И не было огромных несуразных клоунских ботинок, в каких их обычно рисуют,
- на ногах у них просто ничего не было.
место они не ходили, а перебегали рысью. И их было так много!
домик тоже. Окрашенные, прошпаклеванные рамы прислонили к деревьям. Шланг
втащили наверх и свернули аккуратным кольцом.
хотя бы поблагодарить, но они по-прежнему не обращали на меня внимания.
Закончили все дела и исчезли, а я остался стоять в одиночестве.
краски. Наверное, я еще не вполне протрезвел, несмотря на ночную прохладу
и весь тот кофе, который Джо-Энн влила в меня. Будь я трезв как стеклышко,
я, может статься, справился бы получше, сообразил бы что-нибудь. Боюсь,
что я напортачил и упустил редкий случай.
Недоумевая, в чем дело, я наконец-то разглядел, что она утеплена.
я жил здесь, в доме никогда не бывало такого порядка. Нигде ни пылинки,
каждая железка сверкает. Кастрюльки и сковородки расставлены по местам,
разбросанная одежда убрана в шкаф, книги все до одной на полках, и журналы
лежат, где им положено, а не валяются как попало.
кто-то огрел меня по башке тяжеленной колотушкой, и больше я ничего не
помню вплоть до мгновения, когда меня разбудил чудовищный трезвон. Я
дополз до его источника быстро, как только мог.
годится, но как я себя чувствовал, так и ответил.
соображаешь, что творишь, если...
дверь?
были взволнованы...
Дж.Х. и кому-то еще, оба с тем же успехом могут и подождать. Я включил
кофеварку и принял душ. После душа и кофе я опять ощутил себя почти
человеком.
внизу на обочине, как вдруг увидел такое, что замер как вкопанный. В пыли
по всему участку виднелись следы - такие же, как на клумбе под окном
миссис Клейборн. Опустившись на корточки, я уставился на тот, что был у
меня перед носом: хотелось удостовериться, что это не наваждение. Нет, мне
не примерещилось - следы были такие же точно, один к одному.
размышляя: верить или не верить? Приходилось верить - неверию больше не
оставалось места.
комнату действительно посетили. Благословение Божие, сказал садовник,
сказал просто потому, что усталость и простодушие преклонного возраста
затуманили ему разум и речь. А на поверку это был акт милосердия, доброе
дело - ведь старушка умирала так тяжко, и надежды на выздоровление не